Не обожгись цветком папоротника - Арина Бугровская

дочери, понимала, чем она вызвана и помалкивала.

Ярина тоже наблюдала. Но подойти к девушке боялась. Последний раз она от неё чуть граблями не получила.

— Ты что ко мне привязалась, как банный лист? Иди отсюда, пока не огрела.

И Ярина отошла.

Вечером началось кровотечение. Бажена ушла подальше от шалашей, от людей, к дальней скирде. Пока шла по полю, ещё держалась — боялась привлечь ненужное внимание, у самой скирды заревела в голос, согнувшись в три погибели, кое-как доковыляла, упала в сено. Боль разрывала внутренности, заставляла кататься по сухой траве, выть диким зверем.

Ночью боль прекратилась. Бажена лежала, смотрела на великое множество звёзд и чувствовала, как жизнь медленно, но неуклонно уходит из неё. И чужая жизнь, если так можно сказать о жизни ребёнка, и своя.

Страшно не было. Было какое-то облегчение, что скоро всё закончится. И ещё неясное желание, чтобы никто не потревожил.

А перед глазами простиралось звёздное небо. Далёкое и холодное. Равнодушное, но не жестокое.

И Бажена почувствовала, как и сама наполняется холодом. Но не тем, от которого пробивает дрожь и слезятся глаза. А другим: вечным, недоступным, бесчувственным. Этот холод прогонял стыд и боль.

Говорят, что звёзды — души умерших людей. Они наблюдают за живущими. Правда ли это?

Бажена попробовала поискать свою бабушку. Может быть, эта? Мигает, не слишком яркая, но взгляд почему-то за неё зацепился. Бабушка. Любимая. Как там тебе на небе? Смотришь ли ты сейчас на свою непутёвую внучку? Не такой судьбы мы с тобой ждали. А пришла вот такая. И никто в этом не виноват, только твоя дурная девка. Прости меня.

Когда Стожары продвинулись далеко на запад, свидетельствуя о позднем часе, зашуршало сено. Кто-то лез к ней. Замер.

— Кто там? — Бажена удивилась, насколько слаб её голос. «Не услышали» — подумала она, но повторить громче не было сил.

Несколько мгновений стояла тишина, потом голос, который не уступал в неуверенности голосу Бажены, произнёс:

— Это я.

Ярина. Замерла, боясь, что Бажена её вновь прогонит. Но та произнесла:

— Иди ко мне.

Ярина поползла на голос. Легла рядом с Баженой.

— Возьми меня за руку.

Ярина нащупала в темноте руку девушки, и уже не удивилась её вялости и холодности. По примеру Бажены легла на спину и стала смотреть в всё то же небо.

— Знаешь, я благодарна тебе, что ты не дала мне прыгнуть в реку, — чтобы разобрать тихие слова, Ярине пришлось замереть. — Не хочу быть русалкой. Лучше уж на небе звёздочкой. Рядом с бабушкой. Наверное, я буду маленькой и тусклой звёздочкой. Буду смотреть, как вы дальше будете здесь… Без меня…

Тишину больше не нарушали ничьи слова. Медленно или быстро уходило время. Навсегда.

Когда на востоке зародился новый солнечный день, Ярина спала, держась за руку уже мёртвой подруги.

83

На берегу Русы горел одинокий костёр. А вот народ собрался вокруг него весьма многочисленный. Но только молодёжь. Старые мужики и бабы спят, утомившись после покоса. Оно и не удивительно, почти месяц жили в шалашах, работали не жалея себя. Но всё, закончили. Не сегодня — завтра домой. Ну может, дня через два. Обычно оставались на пару дней, пока общество поделит заготовленное сено по дворам, по работникам, позаботится-распределит сиротам и вдовым, тогда уж и со спокойной душой в Берёзовый Кут.

Погода в этот покос была как никогда, самая что надо. Ни одного ливня, всё высушили на славу. Но суставы стариков стали подсказывать, что скоро Перун нагонит туч. А, пусть гонит, теперь не страшно.

Словом, всё бы хорошо, если бы не гибель Бажены. Все последние дни Ярина сильно горевала по подруге. А то, что Бажена стала «заложенной», только усиливало её печаль. Но вместе с печалью было и другое чувство, близкое к недоумению. О чём они с Баженой думали? О каких звёздах? Как они могли забыть, что заложенных покойников не принимает мать-земля, что бродят они неприкаянные и злобные среди живых людей, в услужении нечистой силы.

Вот молодые парни и девки и стараются сбиться в кучи с наступлением темноты. Страшно стало на покосе.

Днём о Бажене почти не говорят, по вечерам тем более, но думки вертятся тревожные.

Накануне днём вылили в овраг, где она теперь лежала, заложенная брёвнами и ветками, несколько бочек воды из Русы. Потому как если её начнёт мучить жажда, не видать им в следующем году высокой травы на лугах, всё иссушит.

И страх вытеснял из памяти добродушную, весёлую девушку. А на её смену приходила другая Бажена, злобная и мстительная, такая, какой она никогда не была.

Ярина никогда ещё не чувствовала себя такой одинокой среди множества односельчан. Их страхи она не разделяла. Чуть ли не всеобщий гнев на девушку усиливал её жалость к ней. Да, в последнее время с ней было сложно. Но ведь она в отчаянии была. Да, чуть не огрела Ярину граблями. Но ведь не огрела же. Это всё её беда творила, а не Бажена. А общество? Сколько людей, сколько умных голов, вон как сено справедливо делят, не забывают ни вдов, ни сирот, а Бажена на их глазах пропадала. И что? Пропала.

И Глеб её не понимал. Молча выслушивал, но той поддержки, которую она всегда ощущала, теперь не было.

Сегодня они с Глебом тоже пришли к костру. Ноги сами привели. Сели у огня. Но спустя несколько минут Ярина об этом пожалела.

Ярослав. Хохочет, девок задирает. Особенно прицепился к красавице Досаде. Та хоть и смеётся, принимает заигрыши, но как-то с опаской. Ярина с возмущением повернулась к Глебу, ну как так можно? И осеклась. Да что это с ним? Вот уж дня два молчит, слова не вытянешь, думает о чём-то. И сейчас смотрит в огонь не мигая. И нет ему дела ни до Бажены, ни до Ярослава с Досадой, ни до Ярины.

Девушка почувствовала, как тяжёлая тоска нашла лазейку в её сердце, и теперь тёмной струйкой заполняет его.

— Глеб, — окликнула она.

Услышав своё имя, он обернулся, несколько мгновений смотрел на неё равнодушно, словно не узнавая, потом вновь повернулся к огню.

В это время разыгравшийся Ярослав случайно задел Ярину, пребольно ударил её сзади в спину. И, вместо того, чтобы хоть как-то загладить свою оплошность, продолжил веселиться с Досадой.

Ярина на какой-то волне гнева вскочила на ноги, повернулась к Ярославу и яростно, чётко разделяя слова, не думая, словно кто-то говорил за неё, произнесла:

— Веселишься? Забыл уже Бажену? И ребёнка