Путешествия в Мустанг и Бутан - Пессель Мишель

Я вдруг вспомнил, что экипажи каравелл Христофора Колумба ели в темноте, чтобы не видеть в тарелках личинок мясных мух. Возможно, мне пригодится их опыт… Тогда я не знал, что подлинные трудности ещё впереди и перевал Пелела будет вспоминаться как райское место.

Мы сидели с Тенсингом, прижавшись друг к дружке и лязгая зубами от холода. Я опять забыл взять чайник! Перед каждой экспедицией я клялся себе, что возьму этот ценнейший прибор, но всякий раз с удивлением обнаруживал, что его нет среди уложенных мною вещей.

Десять лет — достаточный срок для того, чтобы подготовиться к бутанской экспедиции, но я оказался на мели. Не взято ничего из того, что так помогает переносить тяготы пути, — ни сухофруктов, ни фляжки с коньяком, ни других продуктов. А ведь фабриканты охотно расфасовывают и выдают — бесплатно! — изделия, заранее облизываясь при мысли, что их кекс с изюмом будут есть у истоков Амазонки или сосать их леденцы в джунглях Новой Гвинеи. Невиданная реклама!

Но не лежит у меня сердце к подобным сборам. Даже мои прошлые экспедиции оснащались не традиционным способом; они выглядели смехотворно в сравнении с 900 носильщиками американской экспедиции на Эверест $ 600 шерпами англичан. Что-то всегда удерживало меня от излишеств снаряжения; было предчувствие, что каждая вещь и каждая банка консервов помешают достичь подлинной цели походов — узнать жизнь «туземцев» (не люблю этого слова, но употреблю его для наглядности).

Однако в этот вечер, вымокший, дрожащий от холода, голодный, я с тоской смотрел, как в нескольких метрах «туземцы» сидели у огня, с аппетитом поедая сыр, цзампу и гречневые блины внушительных размеров. Голод — прекрасное подспорье для воображения, и я стал развлекаться, придумывая себе фантастические меню: омары, фаршированные икрой и обложенные осетриной горячего копчения.

«Нет, нет, — перебил внутренний голос, — лучше бифштекс толщиной четыре сантиметра. А почему только четыре? Незачем жадничать. Пять, шесть… ещё толще? Хватит, а то трудно будет резать». Я даже услышал лёгонький шум, с которым ложка отрывает золотистую корочку суфле.

— Япо шита, япо (очень вкусно, очень), — пробормотал Тенсинг.

— О чём ты? — встрепенулся я.

Ага, рот у него набит мясными шнурками.

— Дай мне немного, — заклянчил я.

Подавив в себе гордость, делаю глубокий вдох и засовываю в рот два шнурка… Ничего, даже жуётся. «Интересно, что это за мясо — як или говядина?» Вопрос остаётся без ответа, потому что мозг мой уже погружается в сон…

Поднялись очень рано; я хотел попасть в Тонгсу ещё до ночи, хотя Вангду и остальные дружно пророчили, что так не получится.

Всё утро спускались вдоль реки — это был тот же поток, что стекал тоненькой струйкой с перевала Пелела. Сейчас она обзавелась уже солидным руслом, забитым круглыми валунами. Сосны вновь уступили место безлюдным джунглям; мы попали в турецкую баню, нас окутал зелёный сумрак. Какая резкая смена климата всего за два-три часа!

В полдень быстро позавтракали рисом с чаем; Вангду принёс ветку вкуснейших красных ягод.

Было ясно, что при такой скорости движения мулов мы не попадём в намеченный срок в Тонгсу. Ужасно не хотелось опаздывать на фестиваль, который, как мне сказали, начнётся завтра. Попробую оставить Тенсинга с Вангду, а сам быстро пойду вперёд. Какие-то опасения оставались: мало ли что может случиться в краю, где не видали иностранцев! Все встреченные мужчины носили на поясе большущие кинжалы, а в Тхимпху меня предупреждали, что у жителей бутанского Востока крутой характер.

Но любопытство возобладало, и я оставил спутников. По предварительным оценкам членов моего каравана, я сумею добраться до ночи в Тонгсу, если пойду в два раза быстрее мулов. С лёгким сердцем я запрыгал по каменистой траве среди джунглей, зорко поглядывая по сторонам. Воображение легко рисовало медведей, следящих за мной из-за кустов.

Довольно скоро я вышел на открытую поляну, дальше к югу расстилалось ущелье; вдалеке виднелись очертания домиков и ухоженных полей. Я свернул влево.

Деревенька начиналась возле источника, выбивавшегося из-под скалы. У встречных крестьян я справился о дороге — направление было верное. Они сказали, что я должен выйти к чортену на краю возделанного участка.

…Три часа спустя показался чортен; за ним склон нырял в зелёную массу джунглей. Ещё через несколько сот метров сквозь деревья далеко-далеко в долине мелькнул белый силуэт дзонга.

Навстречу шёл караван. Я поздоровался и спросил, далеко ли до дзонга. Люди посмотрели на меня округлившимися глазами: чужеземец обращался к ним на языке, который они понимали!

— Часа через три доберётесь… А вы один?

На всякий случай я громко ответил, что мои слуги вот-вот появятся, и быстро зашагал вниз по змеившейся дороге.

Чуть дальше я нагнал красиво одетого молодого человека с девушкой, которые вели двух тяжело нагруженных мулов. Они сказали, что следуют в Тонгсу. Я немного прошёл с ними, но, поскольку животные явно устали, я ускорил шаг.

Дзонг всё увеличивался в размерах. Спуск был настолько крут, что я с тревогой подумал о наших мулах — как они здесь пройдут? Один неверный шаг — и всё кончено.

Неожиданно впереди показался мост, подход к которому стерегли две квадратные каменные башни. Настил был сделан из бамбука. Толстенные балки, подпиравшие проезжую часть, образовывали над пенистым потоком арку длиной около тридцати метров.

На той стороне по откосу почти вертикально поднималась длинная лестница. Пришлось замедлить шаг: сердце колотилось так, что готово было выскочить из груди. Неужели доберусь?.. Под деревьями уже почти стемнело.

Ловя ртом воздух, вышел на гребень, за которым начиналась гигантская стена. Я дошёл до Тонгсы.

Другой дороги не было. Все путники, хотят они того или нет, обязаны пройти сквозь крепость.

Над головой послышался какой-то шум: свесившись вниз, на меня смотрели трое солдат. Один вытянул свисток и пронзительно засвистел; второй, с белым шарфом, начал бить в барабан.

Таких почестей я удостоился по случаю прибытия в самый мощный дзонг Бутана.

Открытия в Тонгсе

Узкий портал вывел меня в тёмный коридор, поворачивавший под прямым углом. Новая дверь — и я оказываюсь на мощённом плитами дворе. Невозможно поверить своим глазам!

Со всех сторон поднимались фасады пяти-шестиэтажных домов. Окна и галереи, выкрашенные в пастельные цвета, смотрели во двор. Слева на ступенях крутой лестницы сидели пятеро мужчин в элегантных зелёно-оранжевых кхо. На всех были обязательные внутри дзонгов белые шарфы; только тут я почувствовал, до чего изгрязнилось моё платье. Правда, я успел побриться, но после четырёх часов марш-броска выглядел непрезентабельно. Во всяком случае не в таком виде мне хотелось предстать перед тримпоном Тонгсы.

Я спросил мужчин, где можно видеть властителя закона. Довольно долго они осматривали меня, наконец один велел следовать за ним. Я поднялся на несколько ступеней и оказался в другом дворе — так сказать, на более высоком уровне. Широкую платформу окаймляли изящные дома, средь которых выделялось большое квадратное здание, равное по величине… всему дзонгу Паро.

Пока я медленно шёл за провожатым, за мной следило несколько десятков пар любопытных глаз. Вновь ступени, тесный коридор и новая дверь в толстой стене с узкими бойницами. Мы покинули крепость и очутились на скалистом гребне шириной метров десять, который нависал над речкой. С высоты она выглядела тоненькой белой лентой, а её свирепый рокот не долетал сюда. Здесь стояло с десяток домиков. В одном из них жил тримпон.

В тесной прихожей толпилась группа мужчин, дружно повернувшись ко мне.

Сквозь дощатые перегородки из соседней комнаты доносились голоса. Судя по всему, разговор шёл на приподнятых тонах. Вскоре из комнаты вышел молодой человек. Он сухо потребовал кашаг и тут же исчез. Прошло ещё довольно много времени, пока появился другой человек, постарше, и пригласил меня внутрь.