Вредина для мажора - Алекс Коваль

недовольно и передернула плечиками.

Ну, и славно. Пусть побесится, а потом хорошенько подумает о своей “роли” во всем случившимся.

Нет, если бы я только знал, что это дурацкий спор, я бы этой скотине Илье ноги и руки переломал, намотал его похотливое достоинство на уши и прикопал в ближайшем лесу. Ну, ничего, с ним нам еще предстоит содержательный “разговор”.

— Могу я пройти в палату? — киваю головой в сторону закрытых дверей.

— Вы уверены? Она сейчас на снотворном и проспит до самого утра, может, все же…

— Уверен!

Я просто не смогу уехать домой. Места себе не найду, пока не увижу, что она открыла глаза, узнала меня и снова язвит. Только тогда пойму, что с нашей Леттой полный порядок и выдам ей “целительную” порцию матов.

— Ну как знаете, да, можете пройти, — пожимает плечами врач.

Дважды повторять мне и не нужно.

Киваю и захожу в полутемную больничную палату.

Комната в светло-бежевых тонах, со светлой мебелью и кучей медицинских приборов, в окружении которых, мирно посапывая, на широкой больничной кровати и спит Летта.

Ритка заходит следом, присаживаясь на кровать в ногах у Летты, а я усаживаюсь в кресло рядом.

Она спит. Грудь мерно вздымается, дыхание ровное, и на лице полная безмятежность. Ресницы мелкой слабо подрагивают, а на щеках наконец-то появился ее милый легкий румянец, и она уже не так похожа на привидение, что я нашел в уборной клуба.

Я испугался.

Черт возьми, я просто обезумел от страха, когда услышал ее голос в трубке телефона.

По телу снова пробегает дрожь, стоит только вспомнить, что творилось внутри от момента ее звонка до момента разговора с врачом, и меня снова накрывает холодной яростью. В груди полыхает пламя.

Я откидываю спину на спинку кресла и просто как дурак пялюсь на это кукольное личико, которое преследует меня с самого нашего детства. С тонкими, изящными, словно сделанными руками искусного мастера чертами и невероятного цвета глазами, что сейчас закрыты.

Подумать страшно, но я знаю эту девчонку с рождения. Всегда она была маленьким ураганчиком и так и норовила испортить нам с Темычем игры, суя везде свой любопытный, аккуратный, чуть вздернутый носик.

Не могу удержаться и подаюсь чуть вперед. Хочется просто невыносимо сильно прикоснуться к ее пухлым губам, приоткрытым на выдохе, что я и делаю, напрочь позабыв о присутствии в палате посторонней. Тяну ладонь и осторожно касаюсь костяшками пальцев, наверное, только в этот момент совершенно четко понимая, что все, я доигрался. Когда увидел ее такой слабой и растерянной, а еще услышал такое доверчивое и полное надежды: Макс, — пропал окончательно. Она могла позвонить кому угодно, но набрала мой номер. Наверняка зная и понимая, что я буду в бешенстве, что я буду на нее зол, все равно позвонила. Не бате, не брату или своему крестному — моему отцу. Она позвонила мне. Зная, что я в другом городе, но даже несмотря на это, поверила и понадеялась именно на меня. И сколько бы я ни бегал от нее раньше, сколько бы ни язвил и ни задирал ее, сколько бы ни ругал, — это клиника. Вытравить ее из головы не получилось и уже никогда не получится.

Запал.

Нет, даже не так.

Уже нет.

Полюбил. Уже очень и очень давно.

Люблю. Так сильно, что готов весь мир бросить к ее ногам.

Хочу… будущего. С ней и только.

Провожу подушечками пальцев по румяным щечкам, и в очередной раз удивляюсь, какая она мелкая. Именно мелкая! На фоне моей ладони ее личико кажется крохотным, как у ребенка. Но свой рост и хрупкость она всегда с лихвой компенсировала своими амбициями и упрямством.

Моя вредная упрямая Виолетта.

Только в этот момент я понял предельно четко, чего я хочу от нее.

Окольцевать. Женой я ее хочу назвать. Единственной на всю нашу жизнь.

Глава 34. Летта

Утро приходит в сопровождении головной боли и ломоты во всем теле. Кровь пульсирует в висках, а рядом слышится противный протяжный монотонный писк, который нервирует невыносимо.

С трудом открываю глаза, поднимая отяжелевшие, словно свинцовые, веки и с удивлением оглядываюсь. Глаза слезятся и щурятся от яркого света, но я могу рассмотреть светлые стены, на которых играют солнечные блики, приборы, аскетичную обстановку с минимумом мебели и… я.

Я в больничной палате.

Но как…?

Сформулировать вопрос до конца в голове не удается, поворачиваю голову и вижу дремлющего рядом в кресле Сима. Уставшего, сложившего руки на мощной груди и слегка растрепанного Макса. Его ресницы слегка подрагивают, но он точно спит.

И тут воспоминания накатывают волной, утягивая в страшный водоворот паники. Как картинки в сумасшедшем калейдоскопе, в голове проносятся обрывки вчерашней ночи: клуб, танцы, коктейли, Илья, подслушанный разговор и его мерзкий спор на меня, отравление и то, как я едва дошла до уборной. К горлу подкатывает ком, и мне снова становится дурно, с трудом удается сглотнуть вязкую слюну.

Идиотка Летта! Дура безмозглая и наивная.

Что это было? Почему мне так резко поплохело? Наркотики?

Внутри разрастается страх, смешивающийся с подступающей истерикой. Я ведь могла умереть. Макс был в другом городе и просто мог не успеть. А если бы я отключилась? Илья, он… Даже слезы наворачиваются на глаза, а сердце начинает лететь быстрее, вырываясь из груди.

Приходится сделать глубокий вдох и выход, успокаиваясь.

Обошлось. Все обошлось.

Чуть придя в себя, я снова поворачиваюсь к Симу. Всхлипываю от понимания того, что он приехал. Забрал меня. Притащил в больницу и просидел у кровати всю ночь со своей непутевой врединой.

Улыбка сама собой рисуется на губах, и тут парень открывает глаза. Смотрит на меня чуть осоловелым ото сна взглядом. Разглядывает мое лицо пристально и внимательно, словно пытается удостовериться, что это я и со мной все в порядке, а я, по-моему, лежу и не дышу.

— Привет… — говорю единственное, что пришло в голову, осипшим голосом. В горле пустыня Сахара, и мне ужасно, просто невыносимо хочется пить.

— Привет. Как ты себя чувствуешь? — говорит Макс, а по его тону невозможно угадать, злится он, расстроен или просто устал. Думается мне, все вместе.

— Сносно, — слабо улыбаюсь, а Макс молчит, ничего на это не отвечая. — Спасибо, Сим. Я… знала, что ты не бросишь, — говорю искренне, нисколько в нем не сомневаясь. Даже в детстве, как бы мы друг друга не ненавидели, он помогал. Всегда помогал! В школе иногда ворчал, но по просьбе