Воспоминания склеротика - Борис Смирнов

    Далее. Я думаю, что если нашлось в книге место для подробных биографических данных некоторых деятелей театра кукол и даже  их переписке, то о Владимире Орлове тоже можно было бы не ограничиться двумя строчками.

    Позиция одного из авторов этой книги господина Б. Голдовского по отношению ко мне лично, да и к В.Орлову, понятна.

    Много лет назад в «Советской культуре» появилась статья: «От чего покраснел зайчишка?» Бориса Голдовского, написанная от имени «уважаемого шкафа», где совершено дикой нападке подверглось четверостишие из пьесы В. Орлова «Золотой цыпленок», которую авторы «Истории театра кукол Украины» назвали в своей книге самой популярной пьесой в современном русскоязычном театре кукол. Так вот, я написал в ту же «Советскую культуру» уважаемому «шкафу», что не следует кусочек стиха вырывать из контекста и потом анализировать его как самостоятельное произведения. Я привел примеры полной «абракадабры» из произведений классики, вырвав, по примеру автора статьи, кусочки стихов из контекста.  Заканчивалась моя статья словами: «Впрочем, у каждого свой вкус, а у Шкафа – шкафский». Газета не пожелала поместить мою статью, но мне думается, что автору «покрасневшего зайчишки» её показала. Поэтому, то, что Борис Голдовский не питает ко мне дружеских чувств, понятно и объяснимо.

    Но если великий человек сказал: «Платон мне друг, но истина дороже», то, следуя логике, можно утверждать: « Смирнов мне недруг, но истина дороже».

    Правда, чтобы так заявить, надо быть Аристотелем.

    Можно ли после всего этого сказать об объективности авторов «Истории театра кукол Украины»? Когда-то мой педагог Владимир Александрович Сахновский на всесоюзном совещании, где ставился вопрос о создании истории театроведения, сказал, что это имеет смысл делать только тогда, когда можно будет говорить правду. Конечно, он имел в виду знающих и добросовестных театроведов, которым правду говорить мешала не личная симпатия или антипатия, а политическая система. А там, где «историческая истина» припудривается и прикрашивается по воле историка, там она выглядит как сатирический персонаж, так прекрасно исполненный Бруно Фрейндлих.

А  ТЕПЕРЬ  ДАВАЙТЕ   САМИ

Умный человек не делает сам все

ошибки - он дает шанс и другим.

Уинстон Черчилль

     В народе говорят, что человек, прочитавший сто книг, может написать сто первую. Я думаю, написать, вероятно, может, но дать гарантию, что у кого-то будет желание её читать не могу. А потому, не всякий читатель может стать писателем, как и не всякий футболист тренером, ученик учителем, а актер режиссером. Как раз об этом и пойдет речь.

     С особой тщательностью я старался подбирать  человека на должность очередного режиссера, прекрасно понимая, что рано или поздно мне надо будет оставить ему руководство театром. Слово человека я выделил не случайно, поскольку важно было найти не только хорошего специалиста, что, само собой разумеется, но и личность, имеющую такие моральные качества, которые позволили бы ей не только командовать людьми, но быть им старшим другом, советчиком, объективным судьей и защитником.

     Я не стану называть фамилии тех работающих в театре режиссеров, с кем мне пришлось после серьезного разговора расстаться. Но к моменту, когда я в шестьдесят лет попытался оставить театр, к сожалению, замены себе не обеспечил. В результате неудачная попытка поставить во главе художественного руководства театра не специалиста в данном жанре, которого коллектив не принял не только по профессиональным признакам, вынудила меня вернуться к своей должности.

     Мне всегда хотелось, чтобы очередной режиссер был не «варягом», а выросшим в нашем коллективе, чтобы Донецкий театр был его родным домом, чтобы он хранил лучшие традиции, безусловно, внося то свежее, что должны вносить люди нового поколения. Однако, в театре не было человека с необходимым образованием, да и с определенным желанием заниматься этим нелегким делом. Наиболее интересующимся режиссурой и, как оказалось имеющим явную склонность и способность к этой работе, оказался заведующий музыкальной частью театра Анатолий Аркадьевич Шух. Он это доказал в сложный период моего временного отсутствия, фактически осуществив постановку Пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке». На постановку этого спектакля была приглашена выпускница Харьковского института. Но она не сумела оказать должное сопротивление Анатолию Аркадьевичу, всегда желающему вмешаться в репетиционный процесс. В результате, перехватив инициативу, он полновластно взял на себя постановочную работу. Надо отдать должное, что даже без учета того, что это была его первая постановка, работа оказалась очень интересна, свежа по форме и приемам, и обнаруживала незаурядный вкус начинающего режиссера. Художником спектакля был очень талантливый человек, уже не раз упоминаемый мной, Анатолий Иванович Павлик. И я не знаю, каков удельный вес в успехе спектакля первого, второго режиссера или сценографа. Однако постановка явна удалась. Актерские работы, прежде всего Виктора Шалды в роле Старика, оказались на высоте режиссерского замысла. Наташа Сивак в Старухе показала себя весьма неплохой характерной  актрисой. Очень точны были в соблюдении стиля и манеры постановки и Таня Кононова, и Люся Капшурова, и Женя Железняк и другие. Артисты Лидия Рябова и Вячеслав Греков сумели овладеть деревянными русскими народными инструментами и музыкально сопровождали спектакль, взяв фактически на себя и всю текстовую часть замечательной сказки в ролях скоморохов. Эту постановку я очень бережно хранил, не только как достижение театра, но и с мечтой собрать значительную афишу Пушкинских спектаклей к 200-летию со дня рождения великого поэта. И, просмотрев спектакль, с удовольствием написал на него весьма положительную рецензию, а, вернувшись в театр, стал уговаривать Анатолия поступить на режиссуру в Харьковский институт, чтобы по праву занять должность очередного режиссера.

     Но в самое ближайшее время мне пришлось отказаться от мысли сделать из этого, на мой взгляд, безусловно, одаренного человека, очередного режиссера, поскольку, и не добившись первого успеха, он не мог умереть от скромности, а похвалы сделали его ещё более нетерпимым как руководителя, лишенного тех моральных качеств, о которых шла речь выше. Мне даже кажется, что Сальвадор Дали, который признавался, что в шесть лет  хотел быть Колумбом, в семь Наполеоном, а потом его претензии постоянно росли, был несколько скромнее Анатолия Аркадьевича. Но поскольку это не касалось его профессиональных качеств, я предоставил ему возможность дальнейшей пробы своих сил в области режиссуры.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});