По средам мы носим чёрное (СИ) - "Vastise"

​— Добрый вечер, мадам. Могу ли я попросить ваше приглашение?

​— Да, разумеется, — гриффиндорка протянула полученное письмо.

— Мадам Грейнджер, добро пожаловать. Ваше место в центральной ложе, отличный вид и потрясающая слышимость. Уверяю вас, вы будете поражены. Вход в ложу отдельный, можете подняться по той крайней лестнице, — голос был нежным и мягким. — В левом крыле вы найдете угощения и зону отдыха, а в правом — небольшую картинную галерею. Выступление начнется через полчаса, можете пока насладиться нижним этажом.

​— Благодарю, — Грейнджер взяла программку и повернулась в сторону выставки.

​Ведьма почувствовала, как накатывает волна неприязни к Малфою. «‎Неужели нельзя не выделяться и найти нормальные билеты? Почему он взял центральную ложу?» Его стремление получать всё самое лучшее было ожидаемым, но не настолько же. У них работа, а центральная ложа привлекала слишком много внимания, а тот факт, что они опять «вышли в свет вместе», вызовет взрыв общественного интереса. Злость науськивала волшебницу, что Малфой сделал это специально, чтобы привести в бешенство Гермиону, но холодная логика подсказывала: возможно, других билетов уже не было. Девушка вспомнила слова Джейн о несправедливом отношении к новым коллегам и взяла под контроль свои эмоции, решив не спешить с выводами.

​Галерея, несмотря на огромное количество гостей в холле, была абсолютно пустой. Колдунья скользнула взглядом по полотнам. По мраморной плитке раздавался звонкий звук её каблуков, когда она подходила к каждой картине ближе. Внимание шатенки привлекло одно произведение, которое было ей знакомым. Она видела его на выставке в Италии и влюбилась с первого взгляда.

​ Уотерхаус, который по большей части писал для магглов, создал несколько работ и для магического мира. «Волшебница Шалот» была завораживающей, и Гермиона даже слегка задержала дыхание, оказавшись к полотну так близко. Каждая его линия была идеальной, выражая столько эмоций сразу. Ведьма давно подумывала заказать репродукцию, но всё никак не могла найти подходящего художника.

Изображенная девушка плыла на лодке, пытаясь спасти свою жизнь. В ней было столько надежды и желания жить, что Грейнджер буквально утопала в её искрящихся чувствах. Непоколебимая вера сквозила в нарисованных зеленых глазах. Она искала спасения в мужчине, с которым могла бы быть счастлива, но так и не нашла его. Гермиона будто завидовала стойкости Шалот, которая боролась до конца и не хотела умирать. Такой контраст с внутренним состоянием гриффиндорки: будто зимний воздух схлестнулся с летним зноем. Грейнджер, продолжая разглядывать каждый кусочек полотна, вспомнила строки любимого поэта:

​— Я не буду что-то доказывать. Я же не пастор, чтобы кричать «поверьте, поверьте», но встретив тебя…

​— Я начал бояться смерти, — закончил за неё низкий бархатный голос.

​Девушка медленно повернула голову в сторону и увидела стоящего совсем рядом Малфоя. На нем был темный костюм классического покроя, который эффектно подчеркивал платину слегка небрежно уложенных волос и мороз серых глаз. Даже рубашка была черная, словно мужчина не допускал самой мысли появиться чему-то светлому в его образе. Трость Люциуса подходила как нельзя кстати к мрачному виду слизеринца, смотрящего на картину, возле которой задержалась Гермиона.

​— Откуда ты знаешь это стихотворение?

​— Джон Сой — мой любимый автор. Не думал, что кто-то ещё читает настолько трагичные стихи.

​В её взгляде промелькнуло легкое удивление, словно она не могла поверить, что Малфою может нравиться тот же писатель, что и ей. Слишком глубоко внутри неё. Каждое слово поэмы звучало в расползающейся дыре душащей боли, а он оказался так близко у рваных краев, что мог коснуться рукой ядовитой печали. Блондин даже не взглянул на Грейнджер, скользя глазами по углам полотна.

​— Никогда прежде не видел этой картины.

​— Её написал Уотерхаус по мотивам поэмы Теннисона, — колдунья говорила тихим голосом, словно открывала какую-то тайную дверцу своей души. — Волшебница Шалот была заточена в башне и проклята. Мирно ткала гобелен, смотря из магического зеркала на мир. Однажды она увидела Ланселота, скачущего в деревню, и ей захотелось посмотреть на мужчину через окно. Шалот не устояла, и как только выглянула за раму, то зеркало треснуло и проклятие начало убивать бедную девушку. Волшебница пыталась уплыть на лодке к возлюбленному, но так и не смогла. Утром Ланселот и жители деревни нашли её тело возле берега, удивляясь откуда там могла взяться такая прекрасная женщина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

​— Какая печальная история. Разве существуют рыцари, ради которых стоит умирать? — Драко повернулся в сторону ведьмы и посмотрел в потемневшие карие глаза.

​— Возможно, ей стоило искать способ снять проклятие, а не наблюдать за красивыми мужчинами, — Гермиона слегка улыбнулась.

​— Не все проклятия можно снять, Грейнджер, — казалось, в комнате опустилась температура ниже нуля от льда в его словах. На острое лицо вернулась прежняя маска невозмутимости. — Но если бы она попросила помощи у Ланселота, вряд ли бы он отказал.

​— Никогда не думала об этом в таком ключе, — она подняла высоко голову, пытаясь поравняться с ним. В её голове невольно пронеслась фраза лучшей подруги. «Драко тебе не откажет». — Я всего лишь видела её стойкую веру и усилия, которые были напрасны, ведь она не смогла выжить.

​Драко смотрел на девушку, которая продолжила завороженно разглядывать картину с нескрываемым интересом. Сейчас он первый раз солгал ей, сказав, что никогда не видел этого полотна ранее. Почему-то ему захотелось узнать, что именно видит на холсте всезнайка Грейнджер.

Войдя несколько минут назад в галерею и заметив гриффиндорку, задумчиво сжимающую локти, он почувствовал какой-то знакомый эфир отчаяния. Девушка была настолько погружена в свои мысли, что Драко решил понаблюдать за ней. Пока она не начала читать наизусть стихи… Те, которые вызывали в его мраке тусклый луч надежды. Малфой не мог себе этого позволить. Слишком дорогое удовольствие.

​— Смотри-ка, Блейз, мы их по всему театру ищем, а они здесь картины в свои кабинеты присматривают, — Джейн в греческом пудрового цвета платье выглядела очаровательно.

Стоящий рядом с ней Забини также, как и лучший друг, был одет во все черное. Мужчина держал за руку блондинку, показывая всем видом, что она принадлежит только ему. Рунная магия, связавшая их на прошлом мероприятии, повлияла на восприятие и создала из флирта необыкновенные чувства. Теперь они выглядели словно самая счастливая пара.

​— Ни траура, ни похорон. Вы с Малфоем вместе одевались? Повеселее рубашки не нашлось? — усмехнулась Гермиона.

​— По средам мы носим черное, — просто ответил Драко. — Сегодня как раз среда.

​— Какое странное правило. У вас что, школьный клуб для подростков?

​— Я думал, ты любишь правила, — посмеялся Блейз, глядя на покрасневшее лицо шатенки.

​— План остается прежним, — блондин не хотел продолжать перепалку. — После первого акта мы с Джейн работаем. Ваша задача не «помогать», а «не мешать».

​— Как скучно. Я надеялся, что хоть какое-то задание получу, кроме как наслаждаться интерьером и есть закуски от шеф-повара, — Забини приложил ладонь к груди.

​— По тебе сцена плачет просто, — Драко направился в сторону выхода, оставляя последнее слово за собой.

​В главном холле почти никого не осталось, до начала представления оставалось совсем немного времени. Волшебники поднялись по винтовой лестнице, ведущей в центральную ложу. Четыре бархатных кресла расположились по балкону, а черный стол с шампанским разделял их по двое на каждую сторону.

​Блейз отодвинул тяжелую мебель, предлагая место Джейн. Как только девушка расположилась, он тут же уселся рядом и протянул ей брют. Для них это было словно очередное свидание, а не попытка узнать что-то важное о Димитровой.

​Гермиона скептически взглянула на оставшиеся кресла, понимая, что ближайшие два часа она просидит рядом с Малфоем. На расстоянии не более десяти дюймов. Она села в угол, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, насколько это было возможно, учитывая, с кем именно находилась Грейнджер.