Первая Мировая война - Анатолий Уткин

Русская армия в этой маневренной войне действовала хуже - отставала жизненно необходимая в этом случае координация. Штаб в Варшаве желал сосредоточиться против германской армии; штаб в Киеве смотрел только на Австро-Венгрию.

В 1915 году Россия вступила в полосу своих несчастий, и наиболее проницательные из представителей Запада увидели грозные признаки. Вопреки браваде петроградских газет британский военный представитель Нокс уже в конце 1914 г. предсказал возможность распада России. Из докладов Нокса, адресованных тем, кто не хотел сознательно закрывать глаза на суровую реальность, открылась страшная беда России - неумение использовать наличные ресурсы и неукротимое при этом стремление приукрасить ситуацию. Не желая видеть мир в реальном свете, русское правительство скрывало степень поражения и всячески старалось прикрыть августовскую катастрофу в Восточной Пруссии сообщениями о победах на Южном и на Юго-Западном фронтах. Но спустя полгода поражения русской армии приняли такой масштаб, что скрыть их было уже невозможно. Современный американский историк жестко оценивает ситуацию: "Неожиданный коллапс фронта Иванова в середине мая, легкость, с которой Гинденбург и Людендорф выдвинули "армию Неман" к балтийскому побережью, отражали более сложные русские проблемы, чем просто превосходство Германии в артиллерии. Ощущая нехватку оружия, амуниции и запасов, Россия встретила к середине 1915 г. сложности в замещении боевых потерь, составлявших почти 150 000 человек в месяц"{270}.

Россия потеряла 1 млн. 350 тыс. убитыми, ранеными и военнопленными из первоначальной пятимиллионной кадровой армии. Военный министр Сухомлинов еще давал полные оптимизма интервью, генеральный штаб в Петрограде убеждал, что "расходы боеприпасов не дают никаких оснований для беспокойства", но русские батареи уже молчали, потому что не хватало снарядов и многих видов вооружений. Чтобы произвести 156 деталей, составляющих современную винтовку, требовались 1424 операции, 812 замеров, достаточно сложное производство (которое Россия, собственно, в полном объеме наладила лишь во Вторую мировую войну). Русские заводы производили менее тысячи винтовок в день, в то время как ежедневные потери винтовок русской армией были в три-шесть раз больше. К лету 1915 г. Артиллерийский департамент заказал на русских заводах девять тысяч пушек, а получил только 88{271}. Техническая культура производства оказалась недостаточной.

На Западном фронте царило примерное равенство: 110 франко-английских дивизий против 100 германских. И только последующий (в 1915 - 1916 годах) рост британской армии сместил баланс в пользу Антанты. К середине 1917 года 2219 батальонов англо-французов выступали против 1314 германских батальонов. В артиллерии англо-французы имели на Западном фронте 18 тысяч орудий против 11 тысяч у германцев{272}. В канун наступающего 1915 г. маршал Жоффр мог думать только о потерянных тринадцати департаментах, вся его психика была скована присутствием немцев неподалеку от Парижа. Как и Фалькенгайн, он полагал, что судьба войны решится на Западном фронте, а все остальное лишь отвлекает от главного. В Англии еще не полностью осознали значимости поражения русских войск у Танненберга и тщеты надежд на русский "паровой каток". На столе у Китченера и Черчилля ежедневно лежали 20-30 сообщений стратегической разведки о перемещении войск в Европе, и разобраться в относительной важности каждого сообщения было непросто. Министр финансов в военном кабинете Ллойд Джордж распространил меморандум, предостерегающий от самоуспокоения: военная машина России не имеет необходимых производственных мощностей.

Германия поворачивается к Востоку

Немцы стояли насмерть. 15 января 1915 г. корреспондент лондонской "Таймс" Стэнли Уошборн беседовал с немецкими пленными неподалеку от Варшавы. "Чем больше беседуешь с немцами - а эти даже ниже среднего уровня, - тем больше чувствуешь, что, прежде чем сокрушить исполненных решимости людей, нужно будет пройти очень длинную дорогу".

Вооружались все более дьявольским оружием. 3 января немцы впервые в ходе войны использовали отравляющие газы. Это произошло на Восточном фронте, у Болимова. Отравляющим газом был ксилилбромид - "T-Stoff". Немцы не учли русский климат: от мороза газ превратился в кристаллы и не имел никакого эффекта. Но мысль военных химиков получила направление для усовершенствования орудий убийства.

В первый день 1915 г. Фалькенгайн и Конрад встретились в Берлине. Третьим был Людендорф. Фалькенгайн являлся "западником", он считал войну в огромной России пустой тратой времени и сил. Озлобление его противников настроенных на Восток генералов - было таково, что Гинденбург дал совет канцлеру убрать Фалькенгайна. Гинденбург и Людендорф оповестили кайзера, что они полностью на стороне Конрада; собственно, они уже нарушили субординацию и без согласования с Фалькенгайном послали на помощь Конраду несколько германских дивизий. В январе 1915 года провел свою интригу канцлер Бетман-Гольвег. Как и все вокруг, он был в восторге от германского дуэта на Восточном фронте и попытался уговорить военный кабинет сместить генерала Фалькенгайна. На что коллеги ему резонно напомнили, что Фалькенгайн был другом юности кайзера, а Людендорфа Вильгельм считает заносчивым и высокомерным. В Германии, в штаб-квартире Восточного фронта, формируется могучее трио, в котором Гофман олицетворяет мысль, Людендорф энергию, а Гинденбург - престиж и самообладание. Это трио приходит к мысли, что Западный фронт неизбежно будет заморожен примерным равенством сил и атакующая сторона будет лишь терять свои силы.

Фалькенгайн ответил на интригу тем, что назначил Людендорфа начальником штаба создаваемой Южной армии. Пусть его раздутый престиж растает в снегах карпатских перевалов. Но на этот ход Людендорф ответил прошением об отставке, и Фалькенгайну пришлось отправить в Южную армию ближайших сотрудников - Линсингена и Штольцмана.

Австрийцы отходили от галицийских поражений, от ужаса оставления Львова. Для Конрада не было задачи важнее возвращения Галиции. В начале января 1915 года Конрад стал жаловаться немцам, что его дела идут из рук вон плохо. В ответ Людендорф предложил ему две с половиной пехотных и одну кавалерийскую дивизию. Фалькенгайн с этим ничего не мог поделать распоряжение резервами на Востоке было заранее оговоренной прерогативой Людендорфа. Но требованию последнего предоставить ему четыре новых корпуса он сопротивлялся так долго, как только мог. Однако к середине января его полномочий и авторитета было уже недостаточно, и он вынужден был уступить{273}. По германским законам верховным военным вождем был кайзер. В данном случае он презрел субординацию - он не мог устоять перед напором героев Танненберга и санкционировал их планы на Восточном фронте. (Но он не был готов пожертвовать другом своей молодости, и Фалькенгайн получил еще полтора года командования). На Восточный фронт были посланы четыре корпуса.

Согласно планам Людендорфа-Гофмана, огромные клещи, отстоящие друг от друга на 600 км, должны были охватить русские вооруженные силы. Южной "клешней" руководил Конрад, северной - испытанные прусские военачальники. Небрежность русских в обмене информацией открыла немцам "грандиозный план" великого князя Николая Николаевича: удар по Восточной Пруссии со стороны Торна. Главное преимущество восточной стороны было в численности. Но у русского командования уже не было былой уверенности. Заметим в данном месте, что каждая германская пехотная дивизия имела вдвое больше легкой артиллерии, чем русская. В области тяжелой артиллерии соотношение сил было еще менее благоприятным: 60 тяжелых орудий у русских, 381 - у немцев. Столь же велико было превосходство германской дивизии в пулеметах. Русская авиация была в фазе эксперимента, а немцы владели зрелой авиацией с опытными пилотами. Характерно наличие у немцев разведывательных самолетов, до которых русским было еще далеко{274}. В России иссякают запасы вооружений, и это сказывается на боеспособности русской армии.

"Русские проявляют исключительную виртуозность в крушении всех своих начинаний"{275}, - пишет посуровевший посол Палеолог

Как оценивает ситуацию Черчилль, "безграничные массы покорных крестьян, как только прибывала униформа, оружие и амуниция, заполняли понесшие потери части. Россия не испытывала недостатка в людской силе... Но не хватало обученных офицеров, образованных руководителей и чиновников всех сортов, которые должны были управлять огромной массой солдат. Более того, не хватало орудий различных калибров, не было в достатке простых винтовок. Хотя великий князь, Рузский и Иванов обдумывали наступательные операции, они мучительно осознавали, что боевая мощь России после первых битв войны значительно ослабла. И все же Иванов доказывал в ставке возможность выхода на венгерскую равнину, а Рузский, чье мнение великий князь ценил очень высоко, предпочитал удар со стороны Польши на северо-запад по германской территории. Однако все эти дискуссии были прерваны неожиданным германским наступлением"{276}.