Саги огненных птиц - Анна Ёрм

губ дрожали. По лицу текли капли, и было не ясно, утирал он рукавом слёзы или дождь.

Лицо Ольгира было необычайно серьёзно и мрачно. В потухших глазах, казалось, даже не отражался огонь. Лишь молнии сверкали за его спиной, очерчивая облик грубыми голубоватыми линиями.

Ситрик закричал.

– Ты безумец!!! Ты дьявол!

Голос его ветер безжалостно уносил прочь.

Он кинулся на Ольгира, пытаясь вновь ударить его по лицу, но тот закрылся рукой. Ситрик попробовал ударить снова, но без толку. Ольгир умело защищался, но не наступал в ответ. Напротив, он отходил всё дальше от костра. Отступал. Крылья ветра рвали одежду и волосы на них двоих. Свет от огня тускнел, сражённый дождём, и лишь в ослепляющих отблесках гроз Ольгир видел яростное лицо Ситрика с перекошенной от боли прорехой рта.

– Ты не любил её! – надрывался Ситрик. – Никогда не любил!

– Я знаю, – глухой тенью себя отозвался Ольгир.

Внезапно порыв ветра ударил Ситрика в спину с такой силой, что он повалился на Ольгира, спотыкаясь на скользких камнях. Тот поскользнулся и упал, опрокинувшись на спину, однако под ним не было ни мха, ни камня, лишь воздух, яро танцующий над морским берегом. Он вскинул руки, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но его пальцы нашаривали лишь дождь. Ситрик взвизгнул, выбросив вперёд правую руку и пытаясь поймать Ольгира. Он схватился за пояс, но тот выскользнул из пальцев, и в ладонь легли ножны. Ситрик сжал руку что было мочи, силясь удержать Ольгира и не дать ему упасть.

На краткий миг всё застыло. Ситрика и самого неумолимо потянуло вниз, следом за молодым конунгом, но он упирался.

Раздался треск, слишком тихий для молнии и слишком громкий для потухшего костра. Тонкое проволочное кольцо, что держало нож на поясе, согнулось и лопнуло, не выдержав веса конунга.

Ситрик кричал, и в последний раз он видел лицо друга, почему-то медленно исчезающее в потоках дождя и сумраке ночи. Такое спокойное, будто он уже успел принять смерть.

Без меча в руках и даже без ножа на поясе…

Смерть, в которой он обречён был вечно слоняться между мирами, проклятый в одном и не принятый в ином.

Он упал на камни, что облизывало море. Ситрик даже не услышал звука падения – в ушах гудел отчаянный ветер. Он склонился над обрывом и увидел распластанное меж скал тело. На разодранной рубахе медленно расползались багряные пятна. Золотые кудри, напитавшиеся влагой и кровью, стали серыми, бурыми. Красивое прежде лицо исказил удар.

Ситрик смотрел на Ольгира, не веря собственным глазам. Страх сковал всё тело, отравил мысли. Долго он ещё всматривался, прежде чем смог оторвать взгляд и повалиться на землю, подальше от обрыва. В руке, уже дрожащей от боли и, кажется, вывихнутой, он продолжал стискивать нож. Заметив его, Ситрик отбросил прочь оружие, сначала на траву, а после и вовсе закинул в море. Волна охотно приняла дар.

Давно уж перестали бить могучие молнии. Дождь стихал, излив свою ярость, и лишь ветер продолжал гнать облака меж глазниц черепа Имира.

Краем глаза Ситрик увидел, как слева со стороны города и ферм к обрыву приближаются рыжие огни фонарей. Не меньше десятка людей шло сюда. Наверняка это была домашняя стража Ольгира и хольды Агни.

Ситрик взвыл от ужаса, заскулил, как собака, и на непослушных ногах сполз вниз со склона. Он позорно сорвался с места.

Прочь от Онаскана. Прочь от Ольгира. Прочь от Ингрид.

Он запутывался ногами в длинных полах своих одежд, падал, до крови обдирая руки, но вставал и продолжал бежать мимо курганов и холмов к лесу. Все чаще на его пути попадались кусты и овраги. Ситрик падал снова и снова, ветви цеплялись за его одежду. Он всё бежал и бежал, пока силы не покинули его. Ноги подломились, и он упал, поскользнувшись. Сорвался в овраг, ноги увязли в иле, нанесённом сюда пересохшим ручьём. Ситрик вскрикнул, но жалкий, одинокий звук этот только нагнал на него страху. Ситрик заткнул себе рот рукой, боясь, что его могла услышать домашняя стража Ольгира, но здесь не было никого на тысячи шагов округ. Лишь он и его израненная плоть. Ситрик скулил, пытаясь выбраться из оврага, но силы быстро покидали его. Потом он и вовсе замолчал, затих, погрузившись в свою боль, что так была похожа на всепоглощающий мрак.

Сага о конунге-волке

День пел голосами сотен птиц: то разрывался сорочьим гомоном, то тренькал синичкой в кустах, то покрикивал серым дроздом. Все птицы поют. Даже в голосах лебедей крови можно услышать музыку.

Вороны с хриплыми криками разлетелись. Из глоток их, из клювов шёл парок, вьющийся на холодном утреннем воздухе. Волки чуяли кровь, но сторожились. Они были сыты – ещё теплились на морде и груди алые капли жертв. Время после жатвы – сытая пора и для человека, и для зверя.

Ситрик с трудом разлепил глаза, и они наполнились сумрачным светом утреннего тумана. Он протёр их ослабленной рукой, но только занёс сор под веки. Зажмурился до слёз, медленно поднялся, ощущая слабость во всём пустом теле. Попытался встать, но ноги вязли в грязи. Ситрик ухватился за ветку, торчащую из склона, потянулся, скорее видя, чем чувствуя дрожь в собственных руках. Сил не хватало. Он понял, что сейчас снова сорвётся вниз, поэтому выбросил вперёд руку, будто надеясь, что кто-то схватит его и поможет выбраться.

Но он был один.

Никто не мог ухватить эту перемазанную грязью и болотной тиной руку.

Ситрик начал задыхаться. Сырой и холодный воздух неохотно лез в грудь, оседал каплями на спутанных волосах, лице и одежде. Накатил страх. И вмиг предстало перед глазами застывшее, изуродованное падением лицо Ольгира. Молодой конунг был мёртв, и в глазах его навеки застыли вода холодного моря и окроплённые кровью мраморные скалы.

Ситрик зажмурился, пытаясь прогнать видение прочь. Но в голове родились иные думы…

Как умерла она? Что он сделал с ней? Где она теперь?

Зачем-то Ситрик попытался представить Ингрид мёртвой, но её живое лицо то и дело появлялось перед