Японская мифология. Энциклопедия - Н. Ильина

Тэнко решил, что, может быть, почему-то Савара забыл о Кими и что лучшее, что он может сделать для девушки, — это выдать ее замуж за Ёродзуя, богатого купца, а также выполнить желание Мёкэй и женить Савара на дочери великого художника. Тогда Тэнко позвал Кими и сказал:

— Кими, я получил письмо от Мёкэй и боюсь, что оно содержит грустные новости, которые причинят тебе боль. Мёкэй хочет, чтобы Савара женился на его дочери, и я согласен на этот союз. Я уверен, что Савара пренебрег тобой, и, кроме того, хочу, чтобы ты вышла замуж за Ёродзуя, который станет тебе, я уверен, хорошим мужем.

Когда Кими услышала эти слова, она горько заплакала и, не сказав ни слова, ушла к себе в комнату.

Утром, когда Тэнко вошел в комнату Кими, он обнаружил, что племянница пропала, и за время последовавших за этим продолжительных поисков найти ее не удалось.

Когда Мёкэй получил письмо Тэнко, он сказал многообещающему молодому художнику, что хотел бы, чтобы тот женился на его дочери и, таким образом, укрепил семью художников. Но Савара изумился, услышав невероятную новость, и объяснил, что не может принять эту честь и стать его зятем, так как он уже помолвлен с племянницей художника Тэнко.

Савара, к сожалению, слишком поздно посылал письма Кими и, не дождавшись ответа, вскоре после смерти Мёкэй, отправился в свой старый дом, к Тэнко.

Когда он пришел в маленький дом, где он когда-то получил первые уроки искусства рисования, то с удивлением узнал, что Кими покинула своего старого дядю, и через некоторое время женился на Кику, дочери зажиточного крестьянина.

Вскоре после женитьбы Савара некий богатый господин по имени Аки заказал ему нарисовать семь видов острова Кабака-ридзима, что возвышался у золотых гор. Савара сразу же отправился на этот остров и сделал несколько набросков. Когда он рисовал, то встретил на берегу женщину с распущенными волосами, которая была одета в юбку из красной ткани. Она несла в корзине рыбу и, как только увидела Савара, сразу узнала его.

— Ты Савара, а я Кими, — сказала она, — с которой ты помолвлен. Письмо о том, что ты женился на дочери Мёкэй, было неправдой, и мое сердце переполняет счастье, так как теперь ничто не мешает нашему союзу.

— К сожалению, бедная Кими, этого не случится, — ответил Савара, — я решил, что ты покинула Тэнко и забыла меня, и, поверив, что все это правда, я женился на Кику, дочери крестьянина.

Кими, не сказав ни слова, помчалась по берегу и забежала в свою маленькую хижину. Савара следовал за ней, зовя ее по имени снова и снова. Тут он увидел, как Кими берет нож и втыкает его себе в горло, а в следующий момент уже мертвая лежит на земле. Савара плакал и вглядывался в ее неподвижную фигуру. Он увидел красоту Смерти на ее щеке, увидел лучезарное сияние в ее волосах, развеваемых ветром. Кими выглядела такой прекрасной и удивительной в тот момент, что он не выдержал и сделал набросок женщины, которая любила его так сильно и любовь которой закончилась так печально. За линией прилива он похоронил ее, а когда пришел домой, взял этот грубый набросок, нарисовал картину, изображающую Кими, и повесил какэмоно на стену.

Кими обретает покой

В ту самую ночь он проснулся и обнаружил, что фигура на какэмоно ожила и что Кими с ножом в горле и всклокоченными волосами стоит перед ним. Ночь за ночью она приходила — безмолвная, жалкая фигура, — пока, наконец, Савара, который не мог больше выносить эти визиты, не отдал какэмоно в храм Кориндзи. Священники храма Кориндзи каждый день молились за душу Кими, и постепенно она обрела покой и более не беспокоила Савара.

Танка и хайку

Истинный гений нашел воплощение в танка — стихотворениях из пяти строк и тридцати одного слога. В танка присутствует недосказанность, и основным выразительным средством служат намеки. Удивительно, что и музыка стиха и чувства вполне умещаются в этой лаконичной форме. Танка — это действительно короткая поэтическая форма, но она последовательно демонстрирует, что короткий фрагмент на самом деле бесконечен: воображение «подхватывает» его и продолжает в тысячах новых строк. Танка — это такой же символ Японии, как и гора Фудзи. Все это невозможно понять, если не предположить, что японские поэты обладают утонченным поэтическим талантом. В этом таланте неразрывно соединяются две стороны. Японский поэт должен уметь передать всего в пяти строках легким и изящным языком те идеи, которые ему нужно выразить. Нет сомнений в том, что это ему удается. Эти маленькие стихотворения удивительно характерны для японской культуры, потому что японцы любят все миниатюрное. Та любовь, с которой они вырезают нэцкэ или устраивают крошечный сад размером не больше суповой тарелки, — проявления того же тонкого дара.

Но есть еще более миниатюрная поэтическая форма. Она называется хайку, и в ней всего семнадцать слогов. Например: «Я увидел бутон, который снова сел на ветку. Смотри-ка! Это была бабочка». В старой Японии бабочки были не просто летающими насекомыми. Появление этого ярко окрашенного существа предвещало прибытие какого-то хорошего друга. Иногда облако бабочек воспринималось как души воинов.

«Хякунин-иссю»

«Хякунин-иссю» («Сто стихотворений ста поэтов») — произведение, которое показывает, насколько древняя японская поэзия зависела от умелого использования омонимов и постоянных эпитетов и эпиграфов. Они использовались не для того, чтобы развеселить и вызвать смех. Целью было создать изобретательный и тонкий «словесный орнамент» и заслужить тем самым признание читателей. Никакой перевод не может передать эту сторону японской поэзии, дать какое-то представление об искусной игре слов:

Горный ветер осеньюЗовут «бурей».Он уносит тростник и прутьяИ кружит их над равниной,Чтобы снова рассеять по ней.

Изобретательность автора проявилась в том, что яма кадзэ (горный ветер) пишется при помощи двух иероглифов. Если их объединить, получается слово араси — «буря». Эта замысловатая игра слов редко употреблялась поэтами классического периода. Когда позже традиция стала снова возрождаться, ее порицали, поскольку считали, что она мешает восприятию самого духа поэзии.

Любовная лирика

В Японии есть любовная поэзия, но она существенно отличается от того, к чему мы привыкли. Утомительная привычка перечислять достоинства любимой женщины, независимо от того, насколько длинным или коротким получается список, к счастью, совершенно невозможна в танка. В Японии, так же как и в любой другой стране, были поэты, сжигаемые огнем страсти, но в их поэзии этот огонь скорее призрачный, чем человеческий, плотский, он проявляется бережно и утонченно. Что может быть более наивным и одновременно изысканным, чем эта песня «Танец цветов» из провинции Бинго:

Если хочешь встретиться со мной, любовь моя,Только мы вдвоем,Приходи к воротам, любовь моя,В солнце или в дождь,И если люди спросят,Скажи, любовь моя, чтоТы здесь смотришь на прохожих.Если хочешь встретиться со мной, любовь моя,Только ты и я,Приходи к сосне, любовь моя,Когда небо в облаках и при ясном небе,Стой среди колосков, любовь моя,И если люди спросят, зачем ты здесь,Отвечай, что ты пришла сюда, любовь моя,Чтобы поймать бабочку.

Или еще вот это стихотворение, написанное в одиннадцатом веке чиновником Митимаса:

Если мы встретимся в укромном месте,Где никто не сможет нас увидеть,Я тихо шепну в твое ухоЭти мои слова —Я умираю, моя любовь, за тебя.

Эти строки гораздо сложнее и изобретательнее, чем они кажутся на первый взгляд. Они были адресованы даме по имени Масако, и, хотя омои-таэнаму может быть переведено как «я умираю, моя любовь, за тебя», эта фраза также может означать «я забуду о тебе». Можно предположить, что это стихотворение намеренно было написано двусмысленно на тот случай, если бы оно не дошло по назначению и попало в руки дворцовой охраны.

Стихи о природе

Японские поэты прежде всего — певцы природы. Японский гимн в буквальном переводе: «Пусть наш господин император живет тысячи лет, пока маленькие камни не превратятся в гигантские валуны, поросшие изумрудным мхом». Эти слова навеяны древней песней, выражавшей желание, чтобы император, который благодаря своему прямому происхождению от солнца победил смерть, жил и правил страной так долго, как простой смертный себе и представить не может. В Японии скалы и камни наделены символическим значением, которое тесно связано с буддизмом. Они не просто символы устойчивости, но и символы молитвы. Японская поэзия, связанная с природой, особенно прекрасна — описания цветущих слив и вишен, лунного света на реке, полета цапли, тихого мелодичного шуршания иголок голубой сосны или белой пены, срывающейся с гребня волны.