Площадь Магнолий - Маргарет Пембертон

— По-моему, вы напрасно грустите, — заметила покупательница. — Кое-кому досталось в войну не меньше, чем вам. В том числе и Гарольду Миллеру.

— Гейдельберг! Ты это серьезно, Кристина? Ты действительно хочешь туда поехать? Нет, я в это не верю!

От изумления Кейт выронила картофелину, которую чистила. Кристина сняла со стула игрушечный вагончик и села.

— Я говорю вполне серьезно! По-моему, это разумный шаг. Ведь именно там мы жили, поэтому родные стали бы искать меня в первую очередь в Гейдельберге. Возможно, какие-то их следы мне удастся найти в тамошних архивах, если, разумеется, они сохранились.

Кейт медленно вытерла руки о фартук. Когда Кристина только приступила к розыскам, она отнеслась к этой затее с пониманием и сочувствием. Но со временем Кейт стала замечать, что Кристина лелеет надежду разыскать не документы, подтверждающие трагическую гибель мамы и бабушки, а их самих, живых и здоровых. В это она не верила и не желала обнадеживать подругу, чтобы потом не чувствовать себя виновницей ее глубочайшего разочарования. Хрупкая от природы Кристина сильно осунулась, под глазами у нее залегли темные круги, лицо стало пугающе бледным. Она могла и не перенести ужасного известия.

Тщательно подбирая слова, Кейт промолвила:

— Папа рассылает запросы повсюду, куда только можно. Если понадобится, он напишет и в Гейдельберг. Положись на него, Кристина. Так будет лучше.

Девушка отчаянно замотала головой, и ее темные шелковистые волосы упали на лоб.

— Нет! Я сама туда поеду! Я должна их найти! Они живы, так подсказывает мне сердце.

Кейт покосилась на настенные часы — половина шестого. Леон мог вернуться с работы не раньше чем через час. Но сомнительно, чтобы ему удалось переубедить Кристину. Только Карл имел на нее влияние.

— Давай прогуляемся! — предложила Кейт. — Пройдемся по пустоши до Гринвича и навестим папу. У него могут оказаться какие-то новости для тебя, и вы обсудили бы с ним твою идею.

Не дожидаясь ответа, Кейт сняла фартук.

— Дейзи играет с Розой и Верил, но Мэтью и Луку нам придется взять с собой.

Она открыла дверь черного хода и позвала мальчишек, игравших на заднем дворе.

— Ты надеешься, что Карл отговорит меня от этой затеи? — догадалась Кристина, когда они вышли из дома.

— Да, — призналась Кейт, толкая коляску с Лукой по тротуару и поглядывая на Мэтью с Гектором, чинно идущих рядом. — Не стану скрывать, мне не нравится твоя затея. На тебя вновь нахлынет весь пережитый ужас, может произойти нервный срыв…

— От ужасных воспоминаний мне никогда не отделаться, — заметила Кристина и откинула непослушную прядь со лба.

— Ты ведь еще не знаешь, как отнесутся к этому люди! — воскликнула Кейт, теряя терпение. — Как можно добровольно возвращаться в страну, которая пыталась истребить всю твою нацию?

— Но там все еще могут жить мои родственники, — возразила Кристина.

Они пошли по пустоши, поросшей упругой травой, в направлении Пойнт-Хилл, откуда можно было лицезреть, поворачиваясь из стороны в сторону, доки, дворец Александры, английский парламент и Сити. Эта величественная панорама всегда наполняла сердце Кейт гордостью за свой город.

— Но ведь Гитлера нет в живых, а Германия оккупирована войсками союзников. Мне ничего не грозит! — уверенно заявила Кристина.

— Мамочка, пошли через Гринвичский парк! — воскликнул Мэтью и потянул Кейт за подол юбки. — Я хочу посмотреть на оленя!

Лука беспокойно завозился в коляске, недовольный тем, что его, уже трехлетнего, в нее посадили.

— Через парк-то мы, может, и пойдем, но на оленя посмотрим как-нибудь в другой раз, сейчас у нас нет на это времени, — сказала Кейт.

Упрямство Кристины вызывало у нее досаду. Ведь известно, что гражданским лицам не разрешено посещать Германию. Туда допускаются только военные или официальные лица.

— А папа Леон возвращается домой через парк? — громко спросил Мэтью, стараясь привлечь к себе внимание мамы. — А мы с ним встретимся? Он пойдет с нами к прадедушке?

— Да, если только он попадется нам на Пути. Почему бы вам с Лукой не загадать, кто из вас первым его увидит?

— Значит, я могу побежать вперед, навстречу папе Леону? — оживился Мэтью, позабыв об олене. — Но Лука не сможет бежать вместе со мной, он ведь сидит в коляске. А правда, что на коляске возят только маленьких детей? Значит, Лука еще маленький? Он еще ребенок?

— Я не ребенок! Мне уже три годика! — закричал Лука и возмущенно затопал ножками.

Две проходившие мимо дамы среднего возраста замедлили шаг, и одна из них с деланным ужасом воскликнула:

— Какой ты, оказывается, сердитый! Если будешь так вести себя в парке, тебя заберет леший!

Лука перестал визжать и недоуменно вытаращил глазки.

— А кто такой «леший», мама?

— Какие у него симпатичные кучерявые волосики! — восторженно воскликнула дама, умиленно улыбаясь Кейт. — Он больше похож на девочку, чем на мальчика. Темнокожие дети все очень симпатичные. Он, наверное, сиротка из приюта доктора Барнардо? Вы везете его на прогулку?

Вежливая улыбка сползла с лица Кейт.

— Нет! — резко сказала она. — Он не сиротка из приюта.

— Он просто куколка! — подала голос вторая незнакомка, затем, бесцеремонно потрепав мальчика по головке, наклонилась над коляской и противным тоненьким голоском засюсюкала: — И кто это у нас такой славненький? Кто это такой сладенький, как шоколадка? Как зовут нашего арапчонка? Как зовут нашего кукленка?

Кейт резко отстранила женщину.

— Его зовут Лука. И он не сирота, а мой сын!

Вне себя от ярости, она покатила коляску дальше по дорожке парка, настолько быстро, что Мэтью и Кристине пришлось догонять ее бегом. Удивленный и расстроенный Мэтью спросил, поравнявшись с мамой:

— Что случилось? Почему тетя назвала Луку «арапчонком»? Отчего ты разозлилась? И зачем…

Кейт остановилась, поставила коляску на тормоз и обняла сына.

— Эта тетя плохо воспитана и говорит глупости. — Она заглянула Мэтью в глаза. — Запомни сынок: ты должен одергивать каждого, кто посмеет называть Луку подобными словами. Даже если кому-то покажется, что он мило шутит. Иначе этот человек не поймет, что он унижает твоего брата. Его имя Лука, и только так следует к нему обращаться. И никакой он не «кукленок», не «арапчонок» и тем более не «шоколадка».

Голос у нее сорвался, и Мэтью, обняв ее, сказал:

— Я все понял, мама. Я никогда не дам Луку в обиду. Можешь не сомневаться!

Кейт порывисто обняла сына и крепко прижала его к груди. Она знала, что рано или поздно это должно было произойти, но не думала, что груз заботы о Луке с ней так скоро разделит Мэтью, ему было рановато вставать на защиту брата.