Маша, прости - Алена Артамонова

Людмила, возмущенная его неприкрытым цинизмом, яростно сопротивлялась. Написала заявление об уходе, не отвечала на телефонные звонки, не открывала двери, сидя дома тихо, как мышка.

В воскресенье утром, абсолютно уверенная, что надоедливый кавалер мирно спит в супружеской кровати, Людмила вышла за хлебом и увидела сидящего на ступеньках Павла. Небритый, с каким-то болезненно-идиотским выражением лица и бессмысленным взглядом, он вначале напугал ее. Но тут что-то щелкнуло в ее голове, и Людмила вдруг увидела всю эту ситуацию не взглядом замученной, истерзанной женщины, а другим, посторонним.

«А ведь он не врет… он действительно готов жениться… – Людмила в растерянности смотрела на Павла, не зная, что ей делать со своим открытием. – А почему бы и нет? Не так уж он и стар», – она уже откровенно рассматривала мужчину, словно выбирала баранью ногу на холодец, а он, затаив дыхание, ждал приговора.

«Говорят, и дети от мужчин средних лет намного талантливее, – она и сама не заметила, как вместо „старого козла“ Павел превратился в мужчину средних лет. – Наконец-то не нужно будет ходить на работу, да и машина у него есть, – мысли хороводом закружились в голове. – Это же совершенно другой уровень жизни! Заграничные поездки, шмотки, огромная квартира! – от открывшихся перспектив у нее перехватило дыхание. – Брак по расчету тоже может быть счастливым, если расчет верен! Нужно все правильно разыграть, чтобы он не слетел с крючка».

И она все прекрасно разыграла. Дала свое благосклонное согласие, но к телу до свадьбы не допускала.

Павел вдруг почувствовал давно забытое ощущение счастья и, помня усталость последних дней, решил, что испытаний для него хватит. Разбираться с женой, объяснять детям? Нет! На это у него просто не хватит на это сил, да он и не хотел их тратить!

Проконсультировавшись с адвокатом, он тихонько подал заявление на развод. Повестки в суд Нине Сергеевне не приносили, с квартирой тоже не возникло проблем. Он никогда не имел своего собственного жилья, так как жил у тестя, поэтому без проблем получил новую жилплощадь. «Дети? Дети вырастут и поймут», – он был в этом уверен.

Спокойно перечеркнув прошлое, Павел вошел в новую жизнь, не обремененный чувством вины ни перед кем.

Новая жизнь для Людмилы начиналась как красивая сказка. Трехкомнатная квартира на Ленинском проспекте и почти неограниченные финансовые возможности позволили ей вести тот образ жизни, о котором она грезила. К тому же Павел оказался заботливым и внимательным мужем. Резко поменяв жизнь, он вдруг обнаружил кучу свободного времени. Уже не нужно было уделять внимание детям, а старые приятели, вернее, их жены, перестали приглашать его в гости, справедливо полагая, что дурной пример заразителен. И Павел полностью отдался новой страсти.

Людмила была искренне благодарна Павлу и старалась изо всех сил, чтобы у них получилась счастливая семья, вот только детишек бог не давал.

«Ну и ладно! Какие наши годы!» – беспечно думала молодая женщина.

Пришли новые времена. Институт, которым руководил Павел, закрыли, а его с почетом проводили на пенсию, и Людмила с удивлением обнаружила, что щедрый, любящий муж превратился в брюзжащего зануду, отчитывающего ее за каждую копейку.

– Зачем хлеб купила? Вот же еще четвертинка есть.

– Он засох, выкинуть надо.

– Много ты заработала, чтобы выкидывать?

Людмила пошла на работу, но претензий не убавилось.

– Что это у тебя? – Павел, как всегда проверял ее сумку.

– Колготки, – она устало опустилась в кресло, ноги после десятичасового стояния у прилавка гудели.

– С ума сошла? Это ж сколько денег? Носи брюки!

– Хорошо, – с ним было легче согласиться, чем спорить.

Семейная жизнь опять летела в тартарары.

«Что ж у меня все не как у людей? – плакала ночью в подушку Людмила. – Поманит, покружит, а потом взмахнет крылом и улетит. Неужели я так много хочу? Я ведь просто хочу быть счастливой».

Еще хуже было, когда муж вспоминал о своих супружеских обязанностях. Обязанности у него были, а вот возможностей, увы, уже не осталось. Обнимая ее старческими, дрожащими руками и шепча в ухо всякие непристойности, он изводил ее часами. Ну и конечно же все время раздраженно обвинял во всех бедах – и что лифт не работает, и что демократы чертовы страну развалили. Да мало ли что могло прийти ему в голову. Сидя дома, он изнывал от злости и безделья, во всех смертных грехах обвиняя жену.

Поэтому когда на горизонте, а вернее, перед ее прилавком появился красивый, молодой человек, словно сошедший с обложки глянцевого журнала, и, выбирая рубашку, старался ненароком коснуться ее руки, у Людмилы по спине пробежал давно уже забытый холодок предвкушения. В тот же вечер Макс пригласил ее посидеть где-нибудь, после работы. Она согласилась и, разглядывая себя в небольшое зеркало, подумала: «А что? Я еще даже ничего, вот только черные круги под глазами, да некстати пролегшая морщинка возле губ…»

Макс повел ее в дорогой кооперативный ресторан, и Людмила почувствовала себя неловко.

«Не одета, не накрашена», – она с пристрастием оглядывала нарядных девочек, но новый знакомый был так любезен и обходителен, а она так давно не выходила в свет, что вскоре забыла о своей неуверенности и просто наслаждалась. Они ели шашлык из осетрины, пили терпкое грузинское вино.

Когда заиграла легкая, незатейливая мелодия, Макс предложил:

– Потанцуем? – кавалер подал руку.

Она уже давно не танцевала, давно не ощущала крепких мужских объятий и уже забыла, что такое внимание и забота. Все это с такой силой захватило ее, словно она проснулась после долгой и продолжительной болезни. «Как все-таки прекрасен этот мир!» – положив голову на могучее плечо спутника, подумала Людмила.

Она честно призналась Максу, что замужем.

– Ну почему мне так не везет?! – скорбно воскликнул он. – Я всю жизнь искал женщину, от которой хотел бы иметь ребенка, а она уже занята.

Его слова словно тысяча иголок вонзились в ее сердце, навсегда привязывая ее к нему.

Едва открыв дверь, Людмила тут же наткнулась на мужа. Павел стал бегать вокруг нее кругами и обнюхивать, словно пес.

– Где была, почему вином пахнет?

– У Зинаиды Петровны день рождения, вот задержались с девчонками после работы.

– До двенадцати ночи? – злобно фыркнул муж.

– Извини, сам знаешь, как сейчас транспорт ходит.

Небритый, из экономии Павел брился теперь раз в три дня, в старых спортивных штанах с вытянутыми коленками, с всклоченными волосами, муж недоверчиво разглядывал жену.

– Да что ты пристал, – огрызнулась она в ответ, – и так никуда не ходим, ничего не видим, дом – работа! Хоть бы в кино сводил, – и она заплакала.

– Ну… – Павел растерялся. – Погуляла с девчонками, вот и развлеклась, – он тихонько дотронулся до плеча.

– Сам дома сидишь, как сыч, и меня на привязи держишь, – она резко скинула его руку.

– Я тебе не мальчик по танцулькам бегать, – зашипел он. – И с каких это пор тебе дома разонравилось, или хахаля себе завела? – он взял ее за подбородок.

– Отстань! – с силой оттолкнув от себя мужа, Людмила отправилась в душ.

Макс приезжал почти каждый день и всегда с цветами.

– Везет же некоторым, – фыркала молодая напарница. – И муж имеется, и любовник проходу не дает.

Людмила самодовольно улыбнулась, она опять была в центре внимания – завистливых коллег и заботливого Макса.

Ей приходилось разрываться между мужем, который стал равнодушен, но к которому она до сих пор испытывала чувство благодарности и признательности за те несколько блаженных лет ее жизни, и новым чувством влюбленности – скрытым, недозволенным, конспиративным и от того еще более манящим и притягательным.

Макс водил ее по ресторанам, засыпал подарками и, хотя это были маленькие безделушки в виде коробок конфет или плюшевых игрушек, но его забота трогала и проникала в самое сердце.

– Почему ты не хочешь бросить мужа? – в трагическом отчаянии он закатывал глаза.

– Ты не поймешь. Он очень много сделал для меня, а теперь сидит дома без работы и сходит с ума. Так что, если я его предам, боюсь, он долго не протянет, – она была искренней.

– Господи! Какая женщина! – он делал восхищенные глаза. – Кто посмеет утверждать, что в этом мире перевелась добродетель? – и принимался осыпать ее поцелуями.

Макс не настаивал, но делал все для того, чтобы ей было тяжело покидать его квартиру.

А дома, взъерошив брови, петухом прыгал Павел.

– Что на этот раз? День рождения двоюродной бабушки или чьи-то похороны?

– Извини, – она и вправду уже устала врать.

– Где ты шлялась?

– Просто гуляла по улице.