Трудная миссия - Николай Харламов

Что мне оставалось делать? Я сказал, что готов работать там, куда пошлет партия.

- Очень хорошо, - сказал Сталин. - Собирайтесь в дорогу. Перед отъездом зайдите ко мне. Я хочу с вами побеседовать более обстоятельно. Три дня на сборы вам хватит?

Я сказал, что срок вполне устраивает. И хотя мечты о переводе на действующий флот рухнули, высокая оценка Верховным Главнокомандующим роли миссии радовала.

В оставшееся время я нанес необходимые визиты и накануне отъезда на аэродром снова был у Сталина. В кабинете, кроме нас, никого не было. Речь зашла о втором фронте:

- Как Черчилль ни брыкается, рано или поздно он вынужден будет открыть второй фронт во Франции. Ваша задача - ускорить это дело.

- В Англии много сторонников второго фронта. Есть они и среди членов правительства, и среди парламентариев. Главный противник - Черчилль.

- А вы действуйте через общественное мнение. Объясняйте интеллигенции, простому народу, что война против фашизма - это не только дело русских. Это дело всей прогрессивной Европы, всего мира.

Сталин расспрашивал о работе миссии, о ее людях, о тех нуждах, которые мы испытываем.

Я ехал на аэродром, вдохновленный этой беседой.

Возвращаться в Лондон предстояло через Баку, Тегеран и Каир. И снова вместе с Майским. Он должен был сдать дела новому послу СССР в Великобритании Ф. Т. Гусеву.

В день отлета я побывал на Красной площади, бесконечно близкой, дорогой. Затем прошелся по улице Горького. Кое-где окна домов еще были перечерчены бумажными крестами. Среди прохожих часто встречались военные, некоторые из них с марлевыми повязками - видно, недавно с фронта.

На взлетном поле аэродрома нас поджидал "Дуглас", выкрашенный в зеленый цвет. Самолет плавно поднялся в воздух.

Лесистые пейзажи Подмосковья сменились степными волжскими просторами; я с интересом вглядывался в места недавних боев. Через иллюминатор хорошо были видны линии укреплений, окопы, бесчисленное количество траншей и ходов сообщения, воронки от бомб, остатки разбитых автомашин и орудий, пепелища деревень и сел.

Над Сталинградом летели на бреющем полете. Внизу торчали развалины зданий, коробки домов с выбитыми окнами и дверями; многие дома без крыш. Прямые квадраты улиц и поселков завалены битым кирпичом, железом, щетинились ежами. По дорогам, ведущим к городу, длинными рядами стояли подбитые немецкие танки и орудия.

На окраинах высились остовы заводов. Сверху они казались безжизненными. Но вот показались клочья дыма:

нет, Сталинград жив. Люди на улицах разбирали разрушенные здания, восстанавливали поврежденные дома. Огромный волжский город вновь поднимался из руин.

За Сталинградом снова израненная земля: окопы, траншеи, подбитые танки, орудия - следы великого побоища.

Не надо быть военным специалистом, чтобы представить себе, с какой силой и настойчивостью гитлеровцы рвались к великой русской реке.

После короткой остановки в Баку перелетели иранскую границу. Внизу виднелись цепи гор, зеленые долины, узкие ленты рек. Так незаметно прошло время, и мы оказались на аэродроме в окрестностях Тегерана. На улицах города полно небольших частных лавочек, где торговали главным образом зеленью. Очень много лотошников. Женщины, да подчас и мужчины были в белых и цветных покрывалах - нечто вроде простыни, наброшенной на голову. Это, видимо, предостерегало их от зноя палящего солнца и той пыли, которой в Тегеране более чем достаточно.

В Тегеране нас предупредили, что перелет предстоит очень тяжелый, так как займет не менее восьми часов.

Солнце жгло нещадно. В самолете стояла невыносимая жара - дышать трудно. Мы устроились на алюминиевых скамейках, привязались ремнями. В Тегеране к нам присоединились несколько офицеров американской армии и корреспондент американского агентства Юнайтед Пресс, который любезно объяснял нам, над какими местами мы пролетаем.

Самолет поднялся очень высоко и взял курс прямо на юг. Летели над огромными горами, над местами без каких-либо признаков жизни. Через час сделали посадку в местечке Султан-абад. Тут же одноименное озеро. Аэродром, на котором приземлился самолет, покрыт такой колючей травой, что по ней небезопасно ходить. Приняв какой-то груз и заправившись горючим, самолет снова поднялся в воздух.

Было холодно, но, когда в районе Багдада пошли на посадку, стенки самолета быстро нагрелись и в салоне снова стало душно. Мы рассчитывали на аэродроме Хабаниа подышать свежим воздухом и предвкушали завтрак, который нам обещал экипаж. Но, выйдя из самолета, мы почувствовали, что попали в настоящее пекло. Кругом пустыня, солнце жжет немилосердно, ни малейшего дуновения ветерка. Температура, как нам сказали, около 60 градусов. Нас встретили какие-то военные в шортах и шлемах и повезли на автомашине в столовую. Здесь удалось отдохнуть: в помещении с множеством вентиляторов было прохладно. Ели рисовый бульон с мелко нарезанными кусочками мяса, пили пресную воду, которая доставляется сюда из другого места. Хлеба нам не дали, - видимо, не полагалось. Официанты, узнав, что мы русские, разглядывали нас как диковинку, а когда мы уходили из столовой, приветливо махали салфетками. Снова садиться в самолет было не совсем приятно, потому что алюминиевые скамейки нагрелись настолько, что пришлось подкладывать пальто. Но по мере того как самолет поднимался, он остывал и дышать становилось легче.

С Хабаниа мы пошли прямо на запад. Потом летели над Сирийской пустыней. Казалось, все тут мертво. Куда ни взглянешь, песок, только песок! Пересекли Трансиорданию, Палестину, потом показалось Мертвое море. Оно действительно мертвое: тихое, совершенно гладкое, как будто сковано льдом; вода серо-молочного цвета.

Мы летели над Суэцким каналом. По обе его стороны пролегли асфальтовые трассы; много зелени, расположенной причудливыми квадратиками. По каналу двигалось множество судов.

Быстро наступил вечер. Перед нами сверкнул огнями огромный город. Это был Каир. Самолет приземлился, и нас встретили представители английского посольства. В таможне аэродрома шла тщательная проверка паспортов. Со времени вылета из Москвы на наши паспорта лег пятый по счету штемпель.

Нас разместили в отеле "Мен-хауз". Утомленные перелетом и зноем, мы заснули как убитые.

Утром, сразу же после завтрака, И. М. Майский отправился во дворец короля, а я пошел осматривать город.

Яркое и горячее солнце уже высоко стояло в сине-голубом, каком-то совершенно бездонном небе. Ни облачка, ни тени! На улицах города жизнь уже кипела пестрой и мутной волной. Английские солдаты и египтяне в белых балахонах до пят, американские "паккарды" и крошечные, тяжело нагруженные ослики, шикарно одетые европейские дамы и полуголые ребятишки темнокожие, крикливые, с перемазанными лицами, - все это как-то странно и непонятно перемешалось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});