Гром над Араратом - Григорий Григорьянц

– Двойка и пятерка! – воскликнул царь. – Добро и зло!

– Твоя очередь, государь.

Фраат взял кубик, закрыл глаза, что-то прошептал и метнул.

– Тройка и четверка. Иллюзии! – вскричал Клодий.

Раздосадованный Фраат снова сел на трон, задумавшись, что бы означал этот подарок Лукулла, но потом махнул головой секретарю, и тот забрал шкатулку с кубиком.

– Иллюзии, друг мой, – сказал он, – позволяют воображаемый мир воспринимать как реальный, а в реальном мире – не заблудиться в лабиринте самообмана!

Клодий, вдохновленный первой небольшой победой, начал заготовленную речь:

– Я хотел бы приступить к переговорам о…

Царь его перебил:

– Дорогой друг, мы любим только войну, охоту, пиры и човган[21], к остальному равнодушны. Отдохни с дороги, а потом сыграем в човган.

Сказав это, царь удалился, а Клодия отвели в его покои. Опять римский посланник не мог овладеть ситуацией. Рассматривая настенную роспись в своей комнате, он обратил внимание, что все сюжетные композиции были связаны с лошадьми. Убранство комнат и роспись стен явно имело эллинское, семитское, римское и персидское влияние. Все смешалось, и в этом переплетении различных традиций трудно было понять: а где же парфянский стиль?

Ему принесли одежду для човгана, а у входа во дворец уже ждал великолепный невысокий конь золотистой масти с седлом.

– Дорогой посланник, – приветствовал Клодия Фраат, когда тот прибыл на место игры – большое травяное поле. – Човган – это длинная палка с изогнутым концом, а еще это название игры для смелых и дерзких. Ты будешь играть в моей команде.

Не слушая возражений, царь кивком головы открыл состязания. Первыми соревновались лучники на лошадях без седел. Два парфянских воина, искусные в верховой езде (их оружием был сложный составной дальнобойный лук), с пучками стрел в левой руке, начали одновременно движение, стреляя из лука на скаку по деревянным столбам на краю поля. Стрелы одна за другой ложились в цель, а воины, развернувшись у раскрашенных узором столбов, возвращались на исходное положение, захватывая пучки новых стрел из сумок верблюдов, груженных боеприпасами, и вновь устремлялись к цели. Скорострельность стрельбы удивила Клодия.

Довольный царь, сидя на грациозном коне желтой масти, у которого грива и хвост были бурыми (такой масти Клодий никогда ранее не видел), любовался действием. Клодий обратил внимание, что седел ни у кого, кроме него, не было.

Следующими состязались два воина, которые быстрым движением вскочили на спины несущихся галопом скакунов и, стоя во весь рост в этом неустойчивом положении, послали серию стрел в цель, не промахнувшись ни разу. Но больше всего Клодия поразило, когда третья пара наездников с луком и стрелами в руках после скорострельной стрельбы по целям развернулась на скаку на спинах лошадей и, сидя задом наперед, стреляла по целям в то время, как их лошади отступали на исходное положение.

Фраат, высокомерно посмотрев на Клодия, вручил ему ивовую палку и сказал:

– Видишь тот мяч, сплетенный из кожаных ремней? Порази човганом ворота соперника на скаку.

Команды вышли на поле, в каждой по шесть всадников, и выстроились напротив друг друга. Столбы, ощетинившиеся стрелами, уже заканчивали очищать, когда послышался зычный крик, и все пришло в движение: участники верхом на конях без седел начали перемещать мяч по полю с помощью ивовых клюшек. Вот кто-то поразил ворота соперника, и болельщики одобрительно закричали, вот царь лично загнал мяч между столбами, и публика стала неистовствовать. Высокопородные, невысокие и хорошо натренированные кони знали игру и сами несли наездника вслед за мячом. Клодия конь тоже нес в нужное место, и легат вдруг повел мяч и даже ударил по нему човганом, но мимо ворот. Игра продолжилась, соперники били по мячу на земле и в воздухе, перекидывая човган из руки в руку, и мяч летел то в одни, то в другие ворота. Силы были равны, но жаркая схватка за мяч продолжалась. Стук копыт, крики игроков, азарт болельщиков – все говорило о том, что эта игра была самым любимым развлечением знати.

– Мой друг, мы так отбираем коней-воинов! – кричал Фраат Клодию.

Напор и нахрап игроков нарастал. Клодий ясно понимал, что без меткости и сноровки, без мастерства управления конем и умения маневрировать ему делать нечего на поле. А царь демонстрировал смекалку и ловкость. Его изящный и юркий конь играючи обходил соперников, делая ложные рывки и движения, и нес Фраата прямо к мячу. Ездок приготовился нанести удар, но в этот момент конь черной масти с наездником Ородом, сыном царя, врезался в золотистого коня Клодия. Легат свалился на землю, ход игры нарушился, все перемешалось, все стали ругаться и жестикулировать.

Клодий, лежа на траве, сквозь легкое головокружение слышал неясный шум, перед глазами все плыло, возникли чувство слабости и растерянности, бледность лица и шум в ушах. Его срочно отнесли в сад и усадили на скамью. Раб начал обмахивать римлянина опахалом, кто-то подал чашу с водой, и легат начал постепенно приходить в себя. Где-то в стороне возобновилась игра, до слуха Клодия доносились крики все четче, ему становилось лучше, он снова мог ясно мыслить, и первое, о чем он подумал: «Парфяне-наездники имеют превосходные навыки верховой езды и другие ценные качества для боя! В Риме об этом не знают». Клодий расслабился и даже начал улыбаться воспоминаниям об игре, когда перед его взором возникла собака, и не просто собака, а гирканский пес-убийца, о которых он был наслышан. Клодий обернулся: рабы, окружавшие его еще несколько мгновений назад, убежали, вокруг ни души. Посмотрев снова на пса, он обнаружил, что тот был не один. Три собаки стояли поодаль и смотрели на Клодия.

Этих собак выращивали в подчиненной парфянам области Гиркания, расположенной вдоль юго-восточного берега Каспийского моря, и они являлись помесью пастушьих овчарок с малоазийскими львами, причем каждый такой пес мог справиться с вооруженным пехотинцем или всадником. Клодий, понимая, что бежать нельзя и нужно защищаться, насторожился, разом собрался, напрягся и стал, как это делают военные, просчитывать варианты, чтобы отбиться от животных: вычислить вожака, вырубить его первым прицельным ударом кулаком в нос – самое чувствительное место собаки; прижать морду другого к земле; боковым ударом ногой сбить третьего.

Псы безоглядно смотрели на чужака и готовились к атаке, а человек отвел взгляд и замер, держа животных в поле зрения.

– Нэ[22], мамну[23]! – прозвучал окрик.

Псы поджали хвосты и, озираясь, медленно развернулись и пошли прочь. Из-за деревьев показалась прекрасная Родогуна. Клодий помнил дочь царя, бесстрашную и своевольную, с тонкими чертами лица и пшеничными волосами. Он узнал бы ее и с закрытыми глазами, только по аромату благовоний, который шлейфом волочился за ней. Еще минуту назад он был на волоске от смерти, а сейчас не мог отвести взгляда от чарующей девушки и ее голубых глаз.

Родогуна прошлась мимо Клодия, бросила на него томный взгляд и остановилась. В ярко-синей тунике и с большим количеством золотых украшений, золотым поясом и чудесным ожерельем, она выглядела уверенно и безупречно.

– Ты вел себя мужественно, – сказала она, – все римляне такие?

– Если бы не ты, даже не знаю, что могло бы произойти! Спасибо, ты спасла мне жизнь! – сказал Клодий.

– Эти псы безжалостны, но меня боятся. Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо?

– Да, царевна Родогуна, кажется, я в порядке.

Она посмотрела на него, но, как только он попытался поймать ее взгляд, отвела глаза.

– Ты красивый и сильный, – произнесла она.

Наконец взгляды их встретились, она улыбнулась, явно выражая симпатию к римлянину.

– Ты неплохо играл на поле для первого раза, – сказала она. – Ты можешь быстро освоить човган.

Родогуна без робости смотрела на мужчину, показывая зубы при улыбке: ей определенно была по душе его компания.

Клодий произнес:

– Когда ты со мной заговорила, я понял, что ты не только красива, но и умна. Умные девушки мягкие, как пух, и твердые, как сталь.

Его слова привели ее в веселое настроение, она засмеялась.

– Чем ты занимаешься, кроме войны? – спросила она.

– Люблю гонки на колесницах и театральные представления.

– Ты женат?

– Еще нет.

Девушка поправила волосы и украшения, ее красота окончательно заинтриговала Клодия, но его пыл вдруг был охлажден:

– Жаль, ты не царских кровей. Отец прислал сказать: будет парадный обед, ты приглашен, там мы снова увидимся.

Царевна еще раз взглянула на легата, снова прошлась рядом с ним и удалилась с таким изяществом и грациозностью, что у Клодия возникло ощущение божественного присутствия. Да, она – богиня, дерзкая, непостоянная, неповторимая, с восхитительными изгибами женского тела и манящим ароматом.

Парадный обед под знаком орла прошел церемонно. Герб парфян представлял из себя одноглавого орла с распущенными крыльями и держащего в клюве поверженную змею. Скучным и монотонным голосом говорили царедворцы, и Клодий с трудом дождался окончания. После обеда царь Фраат пригласил Клодия в диванную и, усадив напротив себя, сказал: