Сто лет - Хербьерг Вассму

С крыши еще капало. Капли не попадали в подставленную Хильмаром бочку, падали мимо.

Элида не начала плакать.

Внутри у нее было сухо и пусто.

— Я сделаю все, что смогу, но не знаю, выдержишь ли ты эту дорогу...

— Понимаю. Но мы, во всяком случае, попытаемся.

Они посидели молча. Он в пальто, теплой шапке и закутанный в плед, словно была зима. Выглядывавшие из-под пледа черные галоши свидетельствовали о том, что это человек, а не сверток тряпья.

Элида вспомнила их бывший дом, Русенхауг, на Мёкланде. Теперь там живут чужие люди. Жизнь все решает по-своему, не так, как решила бы ее гордость.

— За дом в столице ты получишь столько, что сможешь купить себе дом на Севере. После всего.

— Мне неприятно, когда ты так говоришь.

— Ты знаешь, это необходимо.

Там, где они сидели, было темновато, но луна светила прямо на них. От лунного света серо-зеленые глаза Фредрика сделались ясными, почти веселыми. На лбу были глубокие серые залысины. Скулы выпирали, ямочка на подбородке стала глубже. В последнее время Элида помогала ему бриться. Темные усы были аккуратно подстрижены.

— Не оставляй меня! Я этого не выдержу... — прошептала она и схватила его за руку.

— Не бойся, я никогда тебя не оставлю! По-настоящему не оставлю.

Элида не плакала.

— Знаешь, Элида, постепенно я начинаю чувствовать себя сильным... сильным, чтобы умереть. Хотя мне хотелось бы жить долго-долго...

— А что будет со мной?

— Ты справишься, Элида! Я знаю, что ты справишься. Ты можешь получить место заведующей телефонным пунктом. Ты многое сумеешь сделать, когда тебе не придется ухаживать за больным. И может быть, найдешь себе мужа... Только постарайся, чтобы он был здоровым!

Неожиданно она засмеялась тихим, воркующим смехом. Холодная рука Фредрика прикоснулась к ее руке.

— Благослови тебя Бог, Элида, за то, что ты вывезла меня сюда, что я увидел мир!

— Скорее это ты вывез меня сюда. Ты, упрямый осел. — Она заплакала. Обняла его. Нашла его под одеждой, под пледом. Его борющееся сердце.

Ночью Элиде приснилось, что она сидит у флагштока перед домом в Хавннесе и смотрит на разбушевавщееся море. Грохочут волны. Ветер изменил направление и стал наводить свои порядки на сеновале, после чего со всей силой обрушился на загон для скота. Через мгновение у нее перед глазами задрожал лист рябины. Он долго висел в воздухе и как будто смотрел на нее, потом сделал круг вокруг флагштока и медленно опустился к ее ногам. Она подняла его, он был тяжелый от ветра и влаги и прилип к пальцам. Словно был живой и подчинялся собственной воле. Разглядев его, она обнаружила, что это комок земли, ей пришлось взять его обеими руками. Из него показался росток. Он рос очень быстро. Она почувствовала аромат новой листвы. Свежей, сочной.

КНИГА ПЯТАЯ

Дети и жизнь

Родственники, которые приезжают к нам с Юга, — странные и не такие, как мы. Они чужие и вместе с тем самые близкие. Бабушка Элида рассказывает о них, переписывается с ними и ездит к ним в гости. Показывает их фотографии. Рассказывает о них всякие истории из тех времен, когда они с Фредриком жили на Юге.

Дядя Хильмар и дядя Рагнар имеют несколько машин такси, но проделывают весь долгий путь до Вестеролена в самодельном домике, поставленном на грузовик. Хильмар со своей семьей появляется у нас почти каждый год, как перелетные птицы. Рагнар — гораздо реже. Мы рассматриваем все, что есть у них в домике. Палатку, матрацы, чашки, примус, кастрюли, кофейник. Шум и смех. Они рассказывают, как весело ночевать на берегу озера Майаватн. Почти как дома. Но у нас они вынуждены жить в настоящем доме. Дом тети Хельги и дяди Альфреда полон гостей.

Хельга печет, варит и подает на стол.

Он уехал на встречу в стрелковый клуб, это далеко. Мы с мамой и дядей Рагнаром идем на рыбалку. Только втроем. Дядя приехал на Север без семьи. Он рассказывает истории, в которые верить не обязательно. О больших рыбах и странных людях. Светлым вечером мы плывем на лодке по тихому горному озеру. Яркая зелень спускается к самой воде. С весел падают капли. Йордис гребет, я держу в воде палочку. От нее остается след, который разделяется на две части и исчезает в вечности.

Дядя ловит рыбу одновременно и оттер-тралом и удочкой. Он помешан на рыбалке. Однако мы не поймали ни одной рыбки. Он ставит одну ногу на удочку, привязывает трал к уключине и вынимает из кармана куртки маленькую плоскую бутылку. Йордис подсовывает весла под колени и прикладывает бутылочку к губам. Но не пьет.

— Надо быть экономными! — смеется она и возвращает дяде бутылку.

Он делает маленький глоток, морщит нос и закрывает глаза. Потом выливает каплю на край лодки и говорит аминь. Это жертва рыбам, чтобы они клевали. Жертва помогает. Он вытаскивает три жирные рыбины, из которых Йордис тут же выпускает кровь, потом кладет их в ведерко.

— Ты ловко управляешься с ножом, Йордис, — говорит дядя.

Мы идем через папоротник к охотничьему домику. Папоротник как лес, он выше меня. Мне разрешают нести рыбу на березовой ветке, просунутой там, где у рыб были глаза. Йордис разводит перед домиком костер и жарит рыбу на сковородке, мохнатой от сажи. Рагнар пытается сделать из ивы дудочку, но дудочки делают только весной. А сейчас кору уже не снять. Но это не важно. Все равно нас окутывает запах ивы.

В домике всего одна комната. Я засыпаю на широкой кровати в ватном мешке от Гражданской обороны. Ночью мне надо выйти пописать. У костра с Йордис и Рагнаром сидит незнакомый человек. Они зовут его Турстейном, его рюкзак стоит у стены домика.

— Покойной ночи, дочка Йордис,— говорит он мне, когда я возвращаюсь в домик. Мне кажется, что я его знаю. Но это потому, что его знает Йордис.

Перед тем как заснуть, я слышу голос дяди Рагнара:

— Перебирайся ко мне на Юг, Йордис!

Понять ее ответ невозможно.

— Возьмешь с собой девочку! — говорит голос Турстейна.

И опять я не слышу, что отвечает Йордис.

Утром никакого Турстейна там нет, и я думаю, что, может быть, он мне приснился. И все-таки я спрашиваю:

— Кто эта девочка?

Йордис и дядя переглядываются. Дядя отвечает:

— Девочка — это ты!

— Мы уедем отсюда? — шепотом спрашиваю я.

— Нет! — говорит Йордис.

Я уже настолько большая, что еду одна с Скугсёя в Мюре. В брюхе черного местного парохода. Тете Хельге и дяде Альфреду уже все равно, если у них за столом будет на одного человека больше. К ним постоянно кто-то приезжает, а кто-то уезжает. Некоторые заходят, только чтобы позвонить по телефону. В кладовке там всегда найдется и кусок хлеба, и остатки после обеда. И кофейная гуща в кофейнике.

Тетя Хельга разговаривает со мной, словно я уже взрослая. Спрашивает у меня совета о крючках и кружевах. Она шьет летнее платье.

— Хебба, мне кажется, что юбку надо немного подкоротить. Как думаешь? — спрашивает она и глядит на меня. Я киваю и откусываю кусок холодного палтуса, зажатого у меня в кулаке.

Она должна закончить платье к приезду родственников с Юга. Время от времени она вздыхает и уходит, видно, забыла что-то сделать. Потом снова крутит ручку швейной машинки. Она все время работает. Улыбается, оставаясь серьезной. Она похожа на Йордис, но все-таки другая. Йордис часто сидит совершенно неподвижно и даже не читает книгу, которая лежит у нее на коленях. "Уйдет роса, падет дождь" называется эта книга, которую она читает вслух, когда у нее собираются ее подруги по клубу. Йордис может иногда сказать: я надумала сделать. Но не всегда говорит, что именно она надумала сделать. И совсем не похоже, что ей непременно нужно сделать это сию минуту. Она тоже шьет, как тетя Хельга. Но тогда она не занимается ничем другим. Кажется, будто любое занятие — для нее только предлог спокойно думать.

Семьи родственников, которые живут на Юге, не такие многочисленные, как семьи у нас на Севере. Дядя Хильмар и тетя Ольга привозят только двух детей. Моя двоюродная сестра Бьёрг уже взрослая, она почти старая. Младшая — маленькая, как пробка-затычка. В доме тети Хельги и дяди Альфреда сразу становится непривычно шумно. Они смеются громче, чем тетя Эрда и тетя Агда.

Если там нет бабушки Элиды, они иногда затевают ссору. Все, даже соседи, живущие за болотами, могут их слышать. Тетя Хельга огорчается, но молчит. Дядя Альфред уходит в сарай к своей ярусной снасти. Говорит, что не хочет в это вмешиваться.

Мы, двоюродные братья и сестры, держимся в отдалении, но смотрим и слушаем. Пользуемся случаем, ведь обычно ссора длится не больше часа. Зато это куда интереснее, чем игра в индейцев или книги. Наверное, больше всего это похоже на цирк, я видела цирк на картинках, но никогда в нем не была. Взрослые стоят между автомобилем и домом и машут руками. Кричат. Конечно, они не прибегают к ружьям или ножам.