Россия на краю. Воображаемые географии и постсоветская идентичность - Эдит Клюс

сентябре 1999 года, которые стали оправданием для начала Второй чеченской войны[119]. Проханов в целом согласен с выводом А. Литвиненко [Литвиненко 2006], что чеченцы не виновны во взрывах, хотя считает, что они могли предоставить взрывчатку (ГГ, 196)[120].

Проханов описывает сценарий, в котором спецслужбы организуют провокацию, чтобы обвинить чеченских боевиков и дискредитировать относительно либеральную администрацию Ельцина, выставив ее некомпетентной и неэффективной. Хотя сотрудники спецслужб в романе склонны к ужасающим беззакониям, этот беспредел, уверенность в том, что для защиты собственной власти годятся и травля, и шантаж, и убийство, подспудно оправдывается лояльным национализмом персонажей и их целью – заменить прозападную ельцинскую власть своим человеком типа Путина. Господин Гексоген – аллегория позднего ельцинского периода, поданная с правых позиций. Многие из персонажей выступают под прозвищами, а не под настоящими именами, например Ельцин – Истукан, Путин – Избранник. Это также «роман поисков»: генерал разведки в отставке с говорящей фамилией Белосельцев («белое село» – расовая и этническая квинтэссенция национального Я) призван на службу, чтобы помочь дискредитировать правительство Ельцина и поставить у власти одного из своих, Избранника. Белосельцев доверчив, он не одобряет или не понимает всех нюансов планов реставрации, которые строит тайное братство бывших чекистов, известное как Фонд. Ему кажется, что после падения советской власти он бесцельно плывет по волнам, но благодаря своей работе в Фонде он вновь обретает некоторое подобие национальной гордости.

Процесс национального мифотворчества преподносится читателю через приключения Белосельцева. Гораздо сильнее, чем Иван в фильме Балабанова, Белосельцев ощущает угрозу, исходящую от всего, что не выглядит для него «русским». Он чувствует свою слабость и беспомощность и удручен падением статуса России в мире. Он отождествляет русскую силу со спецслужбами и оплакивает снятый с постамента бронзовый памятник Дзержинскому, стоящий теперь на «кладбище» скульптур в парке «Музеон» у Москвы-реки. Гуляя по Москве, он думает, «что в городе царствует враг. Захватил Кремль, засел в министерствах и военных центрах» (ГГ, 45). Мусульмане с Кавказа, торгующие фруктами и овощами на рынках, выделяются своим жизнелюбием и достатком на фоне сомневающихся, ослабленных, обнищавших россиян. Глядя на этих южан, Белосельцев испытывает «неприязненное чувство поруганного шовинизма» (ГГ, 97). Он прямо обвиняет их в нынешней слабости России: «Разрушив “империю зла”, обглодав до костей Россию, нарыдавшись всласть над жертвами “русских оккупантов” в Баку, пылкое племя Кавказа не отпускает Россию» (ГГ, 97–98).

Как и в фильме «Война», где о слабости русских как нации говорит Аслан, в романе Проханова ультраконсервативные замечания звучат из уст Вахида, чеченца с прекрасными манерами и европейским образованием: «Русские поразительно ослабли как нация. Утратили государственную волю. Мужчины не хотят воевать, женщины не хотят рожать. Политикой руководят евреи, находящиеся на содержании у Америки. Церковь равнодушна к судьбе народа» (ГГ, 183). На протяжении всего романа Белосельцеву встречается ряд своеобычных русских типов, современных юродивых, которые самостоятельно ищут пути, ведущие к обновлению России. Один из них – старообрядец Николай Николаевич, юродивый с мрачным, пророческим складом ума, который винит евреев во многих бедах революции и сталинизма (ГГ, 15) и считает, что в Кремль проник Змей. В своем гараже Николай Николаевич строит самолет имени Гастелло, названный в честь знаменитого летчика-смертника Великой Отечественной Н. Гастелло (ГГ, 211–215). Его цель – взорвать Кремль, «Змея» и открыть дорогу Избраннику (ГГ, 217).

Другой странный персонаж – Доктор Мертвых, биолог, который, будучи под влиянием идей философа XIX века Н. Ф. Федорова, ищет способы воскресить мертвых. Он «побывал… на могилах Зои Космодемьянской, Александра Матросова, двадцати восьми гвардейцев-панфиловцев. Они святые мученики, отдавшие жизнь за бессмертие…» (ГГ, 311). Доктор Мертвых верит, что «Ленин не умирал. Он лишь на время покинул материальное тело, и его идеальная сущность ожидает возвращения в плоть» (ГГ, 311). Наконец, Белосельцев посещает престарелого монаха Паисия, убежденного, что русские «от царя отвернулись» и пошли по неверному пути (ГГ, 331). Никто из них, похоже, не видит для России достойной и достижимой цели, и в этом вакууме спецслужбы претворяют в жизнь свой собственный план. Примечательно, что нынешнее трудное положение России выражается в географических терминах вдоль символической оси «север – юг»: Россия стала новой Африкой, постколониальной жертвой богатых стран мира. По словам младшего сослуживца Белосельцева Гречишникова, «сегодняшняя русская жизнь напоминает Африку. “Русская Африка” – так говорил Суахили [умерший генерал разведки]» (ГГ, 47).

Поскольку Белосельцев знает исламский мир не понаслышке, он полезен Фонду в деле восстановления российской родины в прежнем статусе. У него остались связи с полевыми командирами на мусульманском Кавказе. Осведомленность Белосельцева может помочь Фонду исказить события, чтобы дискредитировать тех, кто в настоящее время управляет страной, и восстановить собственную власть. Белосельцев откликается на призыв коллег из спецслужб, отчасти из-за ощущения, что его страна стала жертвой двух этнических «Других» – евреев и особенно чеченцев. С его помощью вскроется злодейская сущность чеченского «Другого», будет создан образ врага, против которого направится энергия русского народа. На протяжении всего романа наиболее последовательно и яростно обвиняются во всех грехах два еврейских олигарха, прототипами которых послужили реальные олигархи Гусинский и Березовский; именно они, по мысли Проханова, обладают истинной властью за кулисами ельцинского правления. Другой народ, который еще сильнее унижает русских в повседневной жизни, – это чеченцы. Оба эти нацменьшинства, к которым приковано постоянное внимание автора, изображены нелюдями, воплощением грубой витальности, паразитирующей на слабых, восприимчивых русских.

Проханов апеллирует к невежественным социальным предрассудкам, играя на доводе, что дыма без огня не бывает: если некая мысль повторяется достаточно много раз, то в ней должна быть доля правды. Хотя евреи-олигархи у Проханова обладают огромным влиянием на самых высоких уровнях, ими манипулируют и наконец уничтожают их телохранители, которые сами являются членами Фонда. Напротив, чеченцы в изображении Проханова более беззастенчиво и открыто грабят обедневших и беззащитных русских, и, таким образом, это меньшинство коварнее, чем евреи. Например, чеченец Ахмет наживается на малолетних беспризорных девчонках, которых вовлекает в проституцию. Читатель узнает об Ахмете со слов юродивого Николая Николаевича: «паразит, наркотой торгует… Он их вечером собирает. Пудрит, красит и к азерам на рынок отвозит, в гостиницу на всю ночь… Вечером Ахметка опять их на рынок везет» (ГГ, 102–103). Ахмет избивает девочек, если те подхватывают заразу, и платит милиционерам за невмешательство (при этом все не так просто; выясняется, что Николай Николаевич, чтобы взорвать Кремль, покупает взрывчатку у Ахмета [ГГ, 217]). От Николая Николаевича мы также узнаем о простых русских, которых чуть не убили в Чечне или чьи родственники были там убиты соседями-чеченцами (ГГ, 207).

Словно этого мало, Проханов вставляет обвиняющий