Я выжил в Холокосте - Дэниэл Коуэн

Тибор понял, что Уэйлен говорил про северную часть штата, не про Манхэттен. Но южане этого не знали. Большинство их никогда не переступали линию Мэйсона-Диксона, и насколько они могли знать, весь Нью-Йорк представлял собой один сплошной кусок бетона.

– Дик, не надо говорить им этого, – начал Тибор. – Нью-Йорк… знаешь… они ведь не знают, что там есть фермы.

Но Тибор не успел, Кьярелли приподнялся и крикнул в другую сторону комнаты: «Да ни у кого нет таких садов, как у нас в Бруклине».

Южане издали лошадиный смех.

– У нас и томаты получше будут, – продолжил Ленни.

Парень из Джорджии встал и уперся лицом к лицу с Ленни. «Да что вы, ат-тальяшки, знаете про томаты?»

Ленни вскочил. Чувствуя, что недолго и до драки, Тибор встал между ними.

– Ленни, – сказал он. – Ну откуда им знать, что в Бруклине можно вырастить сад.

– Еще как можно, – сплюнул Ленни. – У мамы моей растут лучшие, мать твою, помидоры во всем Бруклине.

– Да вы знать не знаете, как помидоры надо растить, – зычно проорал алабамец. – Ни ты, ни мама твоя.

Тибор повернулся к раззадоренным южанам.

– Ну ладно вам, – сказал он спокойно, – может, они там в Нью-Йорке томаты на заднем дворе выращивают.

– Да вы, гопота, вообще, бл, ни о чем понятия не имеете! – Ленни уже горланил.

– Да это вы, ат-тальяшки, ни хрена-а-а не знаете!

Ленни и южане готовы были подраться в любую минуту. Тибор стоял между ними, лицом к Ленни. «Я же жил в Нью-Йорке, – сказал он бодро. – В Бруклине, может, и есть сады… – Он обернулся к южанам. – Но вся еда к нам с юга идет…»

Ленни смотрел на Тибора, глаза его горели. «Да в Бруклине вообще все есть! А вот у вас, дятлы членоголовые, ни хрена нет и не было никогда».

Обе стороны ждали только первого удара, пока Либор стоял посередине. «У людей на юге много чего есть, – он умоляюще смотрел на багровых южан. – Вы еще и на север везете, целыми грузовиками! На всех рынках севера ваша еда!»

Он повернулся к Кьярелли. «Ленни, земля в Бруклине, она дорогая очень. Лам в основном дома строят».

Ленни и Уэйлен отодвинули Тибора в сторону и подошли к южанам вплотную.

– У нас лучшие томаты и огурцы! – закричал Ленни, поднимая кулаки.

– Ленни, глянь на них! Они же фермеры! – заорал Либор. – Они этим на жизнь зарабатывают!

Лут в комнату ворвались двое солдат с каменными лицами. Они услышали крики и решили, что в хибаре драка. Быстро определили, кто здесь громче всех орет, и отправили их в лес за дровами.

На этом спор закончился.

26

В письме от 28 ноября 1951-го Министерство обороны извещало Уэйленов, Браунов, Имре Рубина и тысячи других родителей и жен, что их сыновья и мужья могут быть живы и находиться в плену у противника. В письме, со ссылкой на радиооператоров из Австралии и Новой Зеландии, говорилось, что эти данные не следует считать официальными – парни все еще числились «пропавшими без вести», – но, однако, вполне достоверными. Затем, 20 декабря, Министерство обороны прислало все тем же родителям и родственникам новое письмо, в котором бывшие «пропавшие без вести» теперь официально считались военнопленными. Для многих это стало долгожданным ответом на молитвы.

27

Зима 52-го выдалась длинной и тяжелой, хотя и не такой жестокой, как предыдущая, которая, по оценкам многих, оказалась самой суровой зимой за последние сто лет. Выживание больше не было задачей номер один, и солдаты теперь сидели по хижинам с кучей свободного времени. Британские пленники, многие из которых воевали еще в прошлую войну, придумали, как справиться со скукой: они устраивали пьесы и варьете. Подхватив идею у британцев, Ленин и Тибор придумали свое собственное развлечение.

Тибор взял метлу и, держа ее как гитару, зажал нос и загнусавил: «В прямом эфире из студии CBS в Нью-Йорке мы представляем вашему вниманию разговорное и музыкальное шоу! Наш первый гость, прямиком из Бруклина, Нью-Йорк, встречайте – Леонард Кьярелли, который споет нам одну из своих любимых опер!»

Кьярелли, который вырос, слушая оперу по радио, и часто пел в душе, пустился горланить арию. Голос у него был ужасный, хотя он этого, похоже, не знал. Пятнадцать парней в комнате слушали довольно внимательно, хотя минимум половина из них была обкурена.

– Спасибо огромное за эту прекрасную песню, – сказал Тибор, когда Ленни закончил под аккомпанемент теплых аплодисментов. Кьярелли так растрогался, что немедленно начал заново. Последовали новые аплодисменты. Не сомневаясь ни секунды, он начал в третий раз.

Тибору вскоре стало ясно, что парням хватит на сегодня оперы. Половина лежала на спине, закрывая руками уши. Тибор знал, что сейчас самое время пошутить.

Ленни заканчивал арию в третий раз, а Тибор шептал ему «хватит, хватит». Но Ленни было не остановить – первые аплодисменты воодушевили его.

– Ленни, пора остановиться, – сказал Тибор, но Кьярелли глубоко вдохнул, закрыл глаза и с новыми силами пустился петь дальше.

Когда он наконец пришел в себя и оглянулся, Кьярелли обнаружил, что аудитория спит. Выступление застопорилось. Ленни медленно поплелся с импровизированной сцены, а Тибор его успокаивал: «Старик, многовато для южан. Они пока не готовы к такому».

28

Дику Уэйлену нездоровилось. Спина периодически болела, его не оставляла усталость, сколько бы он ни спал, он терял вес.

За первую зиму из-за дизентерии и недоедания в доме сильно похудели все. Потом, летом и осенью 51-го, парни, в том числе Дик, пришли в норму, даже начали поправляться. Но теперь у него появился ряд подозрительных симптомов.

Будь в лагере рентген, он бы показал, что у Уэйлена туберкулез спинного мозга. Усталость и потеря веса были типичными симптомами этой болезни, которая обычно селилась в легких. Но у Уэйлена болела спина. Легкие оставались чистыми, и никто и не думал, что у него может быть туберкулез.

Даже если бы лагерные врачи верно поставили диагноз, они все равно не смогли бы остановить заболевание. Нужных лекарств не было. Дику, впрочем, повезло хотя бы в том, что плотная китайская роба позволяла ему спать и сидеть, не напрягая лишний раз больную спину.

Прежде чем болезнь окончательно уложила его, Дик пытался выполнять задания наравне с остальными. Но Рубин запретил, сказав, что ему не следует вылезать на холод и лишний раз напрягаться: «Сиди тут, ты совсем костлявый».

«Костлявый», как принялись называть его соседи, продолжал страдать от неизвестной болезни и почти весь 1952-й провел на полу. Иногда он мог свободно прогуливаться, но чаще он едва находил в себе силы дойти до отхожего места.

Когда он не мог дойти до столовки, Тибор приносил ему еду и следил, чтобы он все съел, даже когда у него не было аппетита. Хотя за ним присматривали и ухаживали, загадочная болезнь все равно негативно влияла на его боевой дух. Пока у него еще хватало сил держать лицо перед товарищами, но про себя он всерьез думал, что больше никогда не увидит Нью-Йорк и родителей.

29

С февраля 1952-го и до самого конца войны главным препятствием на пути заключения соглашения о перемирии было освобождение военнопленных. Запад требовал, чтобы коммунисты не только освободили всех союзных узников, но и разрешили остаться там своим собственным солдатам, не желавшим возвращаться на родину. Из ста тридцати двух тысяч заключенных корейцев и китайцев более тридцати тысяч изъявили желание остаться на юге. Однако Китай и Северная Корея настаивали на полной репатриации.

Проблемой также было точное число американских военнопленных. США, оценивая общее количество «пропавших без вести» и пленных, говорили о восьми тысячах человек, Северная Корея же заявляла, что пленных гораздо больше. На самом деле пленников было всего около четырех тысяч – просто американское командование не знало, сколько именно погибло за кошмарную зиму 1951-го.

Пока две стороны продолжали споры о количестве и местонахождении военнопленных, маленькая мерзкая война продолжалась. А люди в «Лагере 5» сидели и томились, не зная о том, что же мешает им отправиться домой, что будет держать их на привязи китайских хозяев еще полтора года.

Командование лагеря призывало ребят писать домой дважды в месяц. Озабоченные огромным количеством собственных пленников, китайцы хотели, чтобы общественность Штатов знала, что с их солдатами все хорошо. Кроме того, письма позволяли начальству понимать, что творится в головах узников. Но солдаты прекрасно понимали, что китайцы читают их письма, и потому составляли их в соответствии с рядом правил. Если хочешь, чтобы письмо прошло начальство и цензуру, нужно включать в его текст отчеты о том, как же здорово здесь жить и какие хорошие у них хозяева.