Противоядие от алчности - Кэролайн Роу

— А твой кузен Рубен?

— О, Рубен… Он застенчив, неуклюж и очень домашний. И боится женщин. Он прятался всякий раз, когда я находилась поблизости. Он хочет жениться на девушке, которая его безумно любит, но тетя Дина решила, что у меня денег больше. Отец сказал, что она думает, что та девушка выгонит ее из ее дома, когда дядя Джошуа умрет. Но я подкараулила его рано утром, когда он завтракал, и сказала ему, что не хочу выходить за него замуж. Он вздохнул с облегчением.

Даниель засмеялся.

— Застенчивый и домашний? А я представлял его богатым и красивым.

— Если ты не веришь, спроси Юсуфа. Он опишет тебе его красоту. И я сомневаюсь, что он богат. Большая часть денег Джошуа отойдет его дочерям.

Выражение его лица снова стало серьезным.

— Но почему ты тогда выглядишь такой нестчастной.

— Почему ты так считаешь? — спросила она, вставая. — Я устала и измучена дорогой, ничего больше. — Она подошла к абрикосовому дереву и внимательно осмотрела его плоды, а затем снова вернулась и села на край фонтана.

— Произошло еще что-то, — сказал он. — Я вижу это по твоему лицу.

— Я изменилась, Даниель, — нетерпеливо сказала она.

— Но почему эта поездка сделала тебя несчастной?

— Я не знаю. Слишком трудно объяснить. Мне нравилось, как я живу, мои дни были заняты полезным делом. Я знала, кем я была. Но это оказалось неправдой. Я видела, что все вот-вот изменится, и я не знала, что делать. Во время этой поездки я многое узнала о себе. Я хочу быть той, какой я была прежде, до отъезда, но не могу. Я должна быть просто женщиной и отказаться от всего. — Слезы текли у нее по щекам, и она вытирала их рукавом.

— По крайней мере перестань плакать, — сказал Даниель, указывая на промокший рукав.

Она посмотрела на него и неуверенно улыбнулась.

— Я больше не доверяю себе, — тихо сказала она. — Не то чтобы я поступила неправильно, но прежде я полагала, что всегда поступаю правильно. Теперь я в себе не уверена.

— Не знаю, что там произошло, Ракель, и не прошу, чтобы ты рассказала мне, но я знаю наверняка, что никто не может быть в себе до конца уверен. Вот взять, например, сегодняшний день. Я пришел сюда в гневе, готовый к ссоре. Но я увидел, что ты огорчена, и через мгновение все во мне переменилось. Видишь? Я не доверяю себе, и ты не доверяешь себе. Возможно, ты выйдешь за меня замуж, — сказал он, мягко касаясь ее руки, — и мы сможем доверять друг другу.

— Какой странный взгляд на вещи, — с сомнением сказала она. — Но, если я выйду за тебя замуж, что будет делать отец? Его Величество желает, чтобы через год-два Юсуф отправился ко двору.

— Все останется как прежде. Мы могли бы жить здесь, а ты можешь занимать тем, что и прежде. Я не хочу, чтобы ты менялась.

— О, Даниель. Только подумай! Остаться здесь, и чтобы мама постоянно стояла у нас за спинами? Не уверена, что смогу перенести это, и точно знаю, что ты не сможешь.

— Тогда переезжай жить к нам, к моим дяде с тетей. Дом твоего отца будет всего в двух минутах ходьбы. Подумай об этом, Ракель. Но не изводи себя мыслями, — грустно улыбнувшись, произнес Даниель. — Вряд ли я перенесу еще один такой разговор, понимаешь.

Эпилог

— И что его святейшество желает сказать нам? — спросил дон Педро секретаря, барабаня пальцами по резному подлокотнику кресла.

— Прочитать все письмо, Ваше Величество?

— Это было бы лучше всего.

— Оно написано в Лвиньоне и датировано прошлым месяцем, Ваше Величество. В письме сказано:

«Королю, дону Педро.

По ходатайству Томаса де Патринханиса, посла города и жителей Анконы, папский престол умоляет принудить своих подданных, пиратов Яна де Продику, хозяина галиота “Святая Евлалия”, Педро Бернардо с “Сан-Сальвадора”, Уге де Лансия Талатарна, Гильермо Педро де Раксата и Франсеса Альбериче с “Сан-Хуана”, вернуть суда, товары и деньги, отнятые у Николаса Поллути путем грабежа неподалеку от острова Родос, а также у других торговцев из Анконы в порту Ле Пале, при различных обстоятельствах».

С обычными пожеланиями Вашему Величеству, — добавил секретарь, возвращая письмо на стол.

— И кто их принудил? — спросил король.

— Никто, Ваше Величество.

— Как интересно, — пробормотал дон Педро.

— Ваше Величество сделает то, что просит его святейшество? — спросила донья Элеонор. — И конфискует суда?

— К сожалению, мы не можем конфисковать их галиоты. Сейчас не можем.

— Не можем?

— Их у них больше нет. Мы конфисковали их, когда узнали о принятии подобного решения. — Дона Элеонор засмеялась, Его Величество улыбнулся. — А теперь их готовят для войны. Когда нам рассказали о мнении его святейшества по этому вопросу, нам и нашим людям пришлось бы, в случае неповиновения, выплатить огромные штрафы. Ольцинелле, каково ваше мнение относительно нашего курса? Указывает ли он на изменение политической линии?

И они перешли к другим вопросам.

Архиепископ Таррагоны сидел в кабинете вместе с секретарем, помощником секретаря и писцом. На столе перед ним лежало письмо от епископа Барселоны и другие документы. С другой стороны стола стоял дон Гонсалво де Марка. Он широко и дружелюбно улыбался и покрывался испариной, несмотря на приятный ветерок, который приносил в комнату уличную прохладу.

— Дон Гонсалво, у меня здесь копия решения по делу еретика, дона Жилберта де…

— Да, ваше преосвященство?

Архиепископ нахмурился.

— Как я и подозревал, вы повели это дело в обход нашей юрисдикции, дон Гонсалво. Обращение дона Жилберта было услышано и рассмотрено. С него сняты все обвинения.

— Счастлив слышать это, ваше преосвященство, — с тревогой в голосе произнес дон Гонсалво.

— Вы? И я рад, дон Гонсалво. У нас есть основания подозревать, что свидетель был подкуплен.

— Основания?

— Свидетель сам признал это, в письменной форме. У меня есть подозрение, что я сейчас разговариваю с человеком, который и купил лжесвидетельство.

Дон Гонсалво промолчал.

— И я вынужден задать себе вопрос, не говорю ли я с человеком, который принимал участие в зверском убийстве дяди дона Жилберта. В конце концов именно дон Фернан стремился избавить имя своего племянника от обвинений. Это вам он так мешал, дон Гонсалво?

— Нет, ваше преосвященство, — сказал Гонсалво. Пот заливал ему лицо, голос дрожал. — Я не сделал дону Фернану ничего плохого. Клянусь вам. И никого не просил напасть на него. Я был поражен, когда мне рассказали о нападении. Я поставил охрану вокруг своего дома, спросите любого, потому что думал, что по соседству объявились разбойники. Я никогда не помышлял об убийстве дона Фернана.

— Это может показаться странным, дон Гонсалво, — сказал архиепископ, — но я верю, что вы сами не помышляли об этом. Но неужели никто больше не подумал об этом за вас?

— Простите, ваше преосвященство? — смущенно произнес дон Гонсалво.

Дон Санчо поднял голову и внимательно посмотрел землевладельцу прямо в глаза.

— Дон Гонсалво. Если в епархии Барселоны, или любой другой епархии в пределах митрополии Таррагоны, обнаружится еще хоть одно подобное дело, тогда мы будем вынуждены послать наших людей в Авиньон и другие места, чтобы найти, если необходимо, дополнительные доказательства вашей причастности к лжесвидетельству Норберта и смерти дона Фернана и других людей. Я предлагаю вам вернуться домой и с этого дня уделять больше внимания стадам и виноградникам и не доставлять хлопот соседям. Вы понимаете, о чем я?

— Да, ваше преосвященство.

Архиепископ повернулся к секретарю. Дон Гонсалво быстро покинул комнату.

— Итак, что нам еще надо сделать?

— Я просмотрел заключительные страницы отчетов совета, прежде чем поместить их в библиотеку, ваше преосвященство, — сказал секретарь. — Есть одно затруднение. Что мне делать с Жироной?

— Что вы имеете в виду?

— Прошу прощения, ваше преосвященство, я не совсем понял. Но его преосвященство, епископ Жироны, присутствовал на совете, когда свиток был начат, и был здесь в течение нескольких дней совета, по затем он уехал, когда его вызвал Его Величество, и его здесь не было.

Дон Санчо на мгновение задумался.

— Тогда не указывайте его ни среди тех, кто был на совете, ни среди тех, кто отсутствовал, — сказал он. — Поскольку он не относится ни к тем, ни к другим.

— Разумное решение, ваше преосвященство — сказал секретарь, и писец окунул перо в чернила.

Вот так объясняется то необычное обстоятельство, что в отчетах о проведении Генерального совета в Таррагоне в 1354 году не упоминается благородный Беренгер де Крюилль, епископ Жироны.

Примечания

1