Чудо в перьях - Юрий Черняков

— Что же это вы, Павел Сергеевич? — спросил Эрудит. — Такого человека отпустили одного в нашу банку с пауками. При всей его доверчивости и бескорыстии. Но реформы нужны, кто спорит. Но на этом я хотел бы закончить наш с вами разговор. Если понадобятся разве что консультации, разъяснения или уточнения…

Мы с хозяином с минуту молчали, не в силах произнести ни единого слова.

— Говорите, говорите! — снова вмешался Эрудит. — Вам, Андрей Андреевич, предстоит еще встретиться сегодня с премьер-министром Швеции, а к вам, Павел Сергеевич, безуспешно пытается дозвониться товарищ Бодров, о смещении которого уже здесь подумывают, но я вам ничего не говорил.

— Забери меня, Паша! — взмолился Радимов. — Ну их к черту! Они вот где у меня!

— А как же ваши идеи? — спросил я. — Ваши мечты и планы?

— Их дискредитируют, извращают, над ними глумятся и цинично забалтывают! Я хочу провести перевыборы, Паша! Сначала в качестве эксперимента в нашем светозарном Крае. Как ты думаешь, земляки поддержат? Не подведут?.. Тьфу, будь я неладен, видишь, как тут заговорил! А какая у меня была прежде лексика, Паша! Ты же помнишь! А какие модуляции в голосе! Но кому это нужно, если у меня нет даже своего парламента, эти, нынешние, ставят палки в колеса. Об этом я и желал с тобой посоветоваться. Это мой последний и единственный шанс, Паша. Ультима рацио, как говорили древние. Последний довод королей.

— Это про пушки сказано, — мягко вмешался Эрудит. — Древние говорили просто: последний довод. И я, кстати, тут с вами полностью согласен, хотя не все вас поддержат, даже из вашего близкого окружения, о чем могу дать исчерпывающую справку.

— Помолчи, а? — попросил хозяин. — Помню, не забыл, что скоро встречаться с этим длинным шведом. Представляешь, Паша, приходится задирать все время голову, и это мне, представителю супердержавы!

— Ваши предшественники, кстати, были ниже вас ростом! — снова заметил Эрудит. — Но это в качестве справки. А с вашим умением читать чужие мысли, Андрей Андреевич, кроме как по телефону, вы заставите любого премьера, даже самого высокого, встать перед вами на колени!

— Ну что с ним делать! — вздохнул хозяин, и такой вздох, думается, пересечет пространства, нас разделяющие, и обязательно дойдет до моих ушей без помощи телефона. — Ты хоть скажи, как там ваш сын? Растет, не болеет? Приедешь к нам, хоть фотографию привези. А кстати, Мария жаловалась, что не ночуешь дома. Да еще провел всю ночь в ЭПД… Это как, Паша, как тебя понимать, дорогой мой? За старое взялся? А ты займись чечеткой, если подопрет. Лучше нет средства, чтобы трансформировать избыток половой энергии в производительную…

Его голос выражал сейчас бесконечную усталость, граничащую с безразличием.

— Должен в данном вопросе заступиться за Павла Сергеевича! — снова встрял Эрудит. — Он провел там ночь совершенно один и хорошо выспался. Если понадобится, его супруга получит письменное подтверждение.

— Конец связи! — заорал Радимов. — Завтра же сокращу ваши органы еще на одну десятую.

— Завтра и поговорим, — примирительно сказал Эрудит. — До скорого, Павел Сергеевич. Я с вами не прощаюсь…

Только положил трубку и откинулся в изнеможении, как тут же — прав был Эрудит! — позвонил Бодров.

— Игорь Николаевич! — сказал я как можно проникновеннее. — Завтра я в полном вашем распоряжении. Но сегодня могу я побыть с семьей?

— Но меня замучили претензиями из бухгалтерии ЭПД! — сказал он. — Говорят, из-за вас целую ночь простаивало одно рабочее место, что означает потерю восьми койко-часов, или восьмисот долларов! Я должен разобраться и ответить, где мы их изыщем.

— Игорь Николаевич! — Я приложил руку к сердцу, как если бы он мог это увидеть. — Дорогой вы наш руководитель! Ведь как только вы разберетесь во всем, что здесь делается, вы тут же повеситесь! Готов с вами поспорить на те же восемьсот долларов, которые вы не сможете отдать, ибо проиграете… Кстати, убыток можете списать на подавление мятежа, хотя мне это ничего не стоило, поскольку если бы наши стервы взяли верх, это обошлось бы казне куда дороже! Так вот, прекратите разбираться! Займитесь наконец делом, совершайте поступки, творите глупости, отменяйте свои постановления, говорите с народом в очередях и на стадионах! Или вы только танки обучены вводить? Я из-за вас не могу выехать на гастроли, куда меня зовут на самых выгодных условиях! Я не могу оставить на вас Край! Ибо на другой же день восстанут парикмахеры, милиция опять попрячется, а они будут разгуливать по городу с опасными бритвами.

— Так научите, Павел Сергеевич! — сказал он плаксивым голосом. — А потом езжайте на здоровье. Что делать? Стоило заработать телефону, как погас свет! Только исправили электросеть, остановилась канализация! И все вопросы — ко мне! Должен я разобраться, прежде чем что-то решить? Кто, если не я! Вы можете мне сказать.

— Радимов, — сказал я. — Ибо он бы все пустил на самотек. А пока что население уже не танцует чечетку, а сборная по футболу уже весит около пяти тонн. Так вот, Андрей Андреевич предложил нам, в качестве эксперимента, разумеется, провести всеобщие выборы. Ваша бедная голова — хорошо, а сотня бедных голов избранных депутатов — лучше. Я не думаю, что от этого что-то изменится, будет только хуже, зато Высокое Собрание сослужит для вас роль громоотвода… Подумайте, разберитесь, потом мне доложите. И все на этом, все! Я отключаю телефон.

И бросил трубку. Мария села рядом, держа на руках сына. С другого бока подсели родители. Фу-у… Дома. Сейчас начнется. Где был, почему не ночевал, погулял бы с ребенком. Как с тем же Бодровым, один черт.

— А мы соскучились! — сказала Мария. — По нашему папке. Может, телефон вообще выбросим?

— Бесполезно, — сказал я. — Бежать нужно отсюда. В леса, к отцу Никодиму. Найдут с вертолетами непременно, но хоть неделя наша.

— Тяжело тебе, — сказала Мария. — Все-таки спаситель отечества. Теперь все будут спрашивать совета и звать на помощь. Ты вот телевизор не смотришь, по домам терпимости околачиваешься, а Елена Борисовна сообщила населению, что рейтинг твой растет с каждым днем. Прямо голос дрожал от счастья. И не поймешь, о чем это она. Чему так радуется? Может, ты мне объяснишь? Бабы меня спрашивают, а сами чуть от зависти не лопаются! Как она хоть его разглядела? Я вот что-то не заметила никакого роста.

— Это насчет популярности спрашивали, — сказал отец. — Прямо на улице останавливают и в лоб: «Кто тебе больше нравится?» Меня тоже вот так остановили, говорят: «Ты за Пашу Уроева или за Бодрова?» — «Я, — говорю, — Пашку знаю с семи лет. Аккурат из отсидки вернулся, а он в школу пошел. Ну, прикладывался ремнем, когда тройки приносил. А Бодрова вашего вовсе не знаю». — «Так вы отец», — говорят. «Ну, — говорю, — не похож, что ли? Так меня ж восемь лет не было, говорил уже! С чего быть похожим-то». — «Зря вы, — говорят, — признались, что отец. Мы ваше мнение занести не можем. Но все равно спасибо, батя, за сына». Вот так вот. А в собес зашел, я как раз туда ездил, а меня наши пенсионеры чуть на штыки не подняли. Кого, мол, вырастил? Он с Радимовым Родину распродает, а прошлую ночь дом терпимости инспектировал, нет ли скрытых резервов. А то все им мало!

— Ну и что ты им ответил? — спросил я.

— «А что ж, вы, — говорю, — телевизоры ваши не отключили, когда Радимов вас по-честному опрашивал?» Они тут заорали, чуть не передрались: «Это я выключил свой, нет я…» — «Что ж получается, — говорю, — когда их с милицией успокоили, отключен-то был один-единственный, Цаплина Романа Романовича, а теперь пол-края орет, что были против». Обещали в другой раз прибить…

— Пойди погуляй с ребенком, диктатор, — сказала Мария, передавая Сережу мне в руки. — А то скоро отвыкнет. Кстати, тут опять какие-то конники на лошадях шарили…

— Я одного видела, — вставила мать. — В кепчонке такой и с хлыстом. Попросил у меня покушать, потом услышал, что товарищи подъезжают, не доел и ускакал. Так что поосторожнее там гуляйте. Далеко не уходите.

— Разбегаются понемногу, — сказала Мария. — А ихние начальницы амазонками себя прозвали, смех и грех, грозили с тобой разделаться. А ты все один везде ходишь… Или на машине гоняешь. Хоть бы собаку завел.

— Идея! — сказал я. — Конечно, нужно завести хорошую овчарку. Или даже две.

— Три не хочешь? — спросила жена. — С одной бы справиться. А гулять кто с ними будет? Опять я, тебе все некогда.

— Вот у нас был Тузик! — воодушевился отец. — Помнишь, Паша?

— Откуда ему! — сказала мать. — Скажешь тоже. Он уже в армии был.

— Был, — согласился отец. — А все равно хорошая была собака. Умная. Тапки каждое утро носила.

— Что же там умного, — вздохнула мать. — Отраву ему кинули, он и сожрал, дурачок. А из дома сундук и топор с иконой вынесли. Вот тебе и Тузик твой. Тапки ему носил…