«Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг. - Алексей Тепляков

Эффективность агентурного осведомления базировалась как на широком сотрудничестве с ОГПУ партийно-советской номенклатуры, так и интенсивным проникновением агентов в среду интеллигенции, церкви, ссыльных, бывших белых офицеров, нэпманов и других парий режима. Верхушка партии требовала от властей учитывать чекистскую информацию, вникать в тонкости агентурной работы, оберегать агентов от расконспирирования, определять меры наказания провинившимся. За состояние агентурно-осведомительной сети с местных чекистов спрашивало не только их непосредственное начальство, но и партийные власти.

В феврале 1926 г. ЦК ВКП(б) в своём циркуляре отмечал, что местные партийные органы в своей работе недостаточно используют сводки и информационные доклады ОГПУ, из-за чего слабо учитывают политическое настроение масс и не в состоянии быстро устранить замеченные «органами» злоупотребления. В свою очередь, циркуляр Сибкрайкома ВКП(б) от 2 августа 1926 г. констатировал проблемы в такой важной сфере, как обратная связь органов безопасности с партийными властями: «В большинстве случаев парторганы не ставят в известность органы ОГПУ о принятых мерах по выявлению и изживанию тех или иных ненормальностей по сообщениям ОГПУ». Сибирская верхушка также указывала, что руководящие работники предприятий и учреждений при проверке сообщаемых фактов действуют неосторожно и в результате расшифровывают лиц, «давших ОГПУ сведения».

В том же августе 1926 г., откликаясь на циркуляр ЦК ВКП(б) № 4900/с об укреплении органов ОГПУ, Сибкрайком поручил заместителю Заковского Б.А. Баку и ответработнику крайкома Осипову «проработать вопрос о пополнении кадра секретных сотрудников ГПУ за счёт совпартшкол»[332].

Чекисты постоянно выступали перед местным начальством с отчётами, в том числе и о конспиративной работе. Промахи своих осведомителей они старались сглаживать. Например, в феврале 1923 г. выступавший на заседании президиума Минусинского укома РКП(б) уездный уполномоченный ГПУ Я.П. Пакалн заявил, что исключение из партии сексота Машкина преждевременно, т. к. он «под видом спекулянта исполнял секретные задания ГПУ». Президиум, сочтя доводы чекиста убедительными, отменил решение об исключении Машкина из партии.

В апреле 1923 г. тот же Я.П. Пакалн докладывал на заседании бюро укома РКП(б) о работе своего аппарата — 10 гласных сотрудников и трёх прикомандированных. Нехватка грамотных людей привела к тому, что от уполномоченного по информации коммуниста Базаркина — надёжного, но малограмотного — «пришлось всю информационную сеть передать мальчику Салмину». Е.Г. Салмин служил в ЧК-ГПУ с 14 лет и стал руководить осведомлением по огромному уезду в 17 лет. Тогда же он попался на том, что вместе с сотрудником ВЧК Дорошенко выкопал из земли ценности, принадлежавшие дяде Дорошенко, но Пакалн заступился за юнца и предложил всего лишь освободить его с ответственной работы (пять лет спустя Сапмин будет отдан под суд за издевательства над арестованными при допросах). Уполномоченный по политическим партиям Я.Э. Левит тоже характеризовался своим начальником как хороший работник, но Пакалн пенял, что агентура у Левита беспартийная и поэтому не очень ценная.

Уездный уполномоченный жаловался укому, «что губерния даёт большие задания, совершенно не учитывая штат» и попросил возбудить ходатайство перед губкомом о присылке работников. Соответствующее постановление Минусинским укомом было принято, но его секретарь Пигилев просил губернские власти заменить Пакална либо прислать ему в помощь сильного начальника ИНФО: «Слишком слаба агентурная сеть как в деревне, а также в советских и хозяйственных организациях. Никаких сведений они не имеют…». В августе 1923 г. секретарь укома требовал от Пакална: «Необходимо установить твёрдую связь агентуры с сексотством. Обратить внимание на усиленное обслуживание совучреждений, ни одна организация не должна быть без наблюдения»[333].

В мае 1924 г. на конференции уездных уполномоченных Новониколаевского губотдела ОГПУ замначальника губотдела Г.А. Молчанов основное внимание уделил проблемам перегруженной «мёртвыми душами» агентурно-осведомительной сети. Сексоты-коммунисты, по его словам, показали свою неработоспособность, отчего упор следовало делать на беспартийное осведомление, вербуя учителей и прочую сельскую интеллигенцию, секретарей волисполкомов, кооператоров, кулаков и бедняков, а также «пользуя коммунистов, перебрасываемых в деревню в партийном порядке» и демобилизованных солдат, особенно из войск ОГПУ. Партийную сеть предписывалось считать подсобной, но, судя по масштабам сотрудничества коммунистов с политической полицией, она и в последующие годы сохраняла своё огромное значение для информации «органов».

Поскольку районные информаторы ОГПУ с милицейскими мандатами уже расконспирировали себя, Молчанов призвал использовать для прикрытия резидентов удостоверения статистиков и других советских служащих, «а также проводить работу под видом торговцев, используя для конспирации разъездов своих лошадей». Материальное вознаграждение предусматривалось только для наиболее ценных информаторов; для этой цели использовались как средства ОГПУ, и секретные суммы, «получаемые от местных органов». Оплата таких ценных агентов была достаточно высокой. Бывший сибирский партизан и старшина эскадрона П.С. Ржавин с 1924 г. работал сексотом Енисейского губотдела ОГПУ с жалованьем 56 руб. в месяц, что соответствовало приличной тогдашней зарплате. Его коллегой с аналогичной ставкой был В.И. Грошен — член ВЦИК в 1917 г., избранный от своего полка, который поработал в Енисейской губчека, затем стал продработником, а с 1923 г. являлся сексотом Енгуботдела ОГПУ[334].

Характерен эпизод с партийцем А. Мельниковым, который в 1922 г. был арестован по подозрению в контрреволюции и, соответственно, исключён из партии. Поскольку в некую «контрреволюционную организацию» Мельников был внедрён как сексот, осенью 1924 г. Алтайской губКК РКП(б) восстановила его в партии и конспирации ради постановила перебросить в другой район.

Обыденным примером тайной службы на ОГПУ мелкого номенклатурного работника-коммуниста выглядит деятельность С.М. Стычковского, в 1924–1925 гг. возглавлявшего союз пищевиков в райцентре Хабары Алтайской губернии и одновременно в качестве осведомителя «прорабатывавшего» зажиточного немца — владельца паровой мельницы. Осенью 1925 г. Стычковский был взят в штат ИНФО Славгородского окротдела ОГПУ, а затем работал участковым уполномоченным по Хабарскому и другим районам[335].

Реальная численность чекистского аппарата была значительно выше за счёт наиболее квалифицированного слоя агентуры — так называемых резидентов, которые фактически являлись тайными уполномоченными. В каждом районе с начала 1920-х гг. обязательно работал негласный работник — районный резидент, на которого были «завязаны» многочисленные рядовые осведомители. Свои резиденты имелись и в воинских частях, и в крупных учреждениях. С резидентами и важными агентами участковые уполномоченные и оперативники окротделов регулярно встречались, получая информацию и направляя их деятельность. Многие резиденты со временем становились штатными сотрудниками госбезопасности. ОГПУ в конце 1920-х гг. имело в окружных центрах не менее двух городских резидентов: так, в г. Камне такими резидентами работали заведующий секретной частью окрисполкома Г.И. Вдовий и помощник участкового фининспектора И.Л. Будкин. В 1929 г. оба они стали официальными уполномоченными районных органов ОГПУ.

Значительная часть оперативников перед зачислением на чекистскую должность имела внушительный стаж секретной работы. В том же Каменском окротделе ОГПУ с 1927 г. участковым уполномоченным трудился С.С. Рубан, имевший примечательную биографию: служа в колчаковской армии, он через брата передавал партизанам разведывательные сведения о передвижениях белых. В 1921–1927 гг. Рубан был сексотом и по настоянию чекистов даже выбыл из партии, чтобы соблюсти конспирацию. Профсоюзный работник К.К. Пастаногов являлся сексотом Барабинского окротдела ОГПУ с середины 1920-х гг. и в период коллективизации стал штатным уполномоченным окружного отдела[336]. С рядовой негласной работы начинали и многие руководители: начальник Бийского окротдела ОГПУ К.К. Вольфрам, Рубцовского и Барабинского — Н.М. Беляков, Бурят-Монгольского облотдела и Красноярского окротдела ОГПУ — Н.Д. Ермилов.

Нередкое использование агентуры в личных целях ставило под удар самих чекистов. Председатель Томгубчека С.Г. Чудновский был вынужден уйти с чекистской работы, а потом и уехать из Сибири, поскольку властям надоело заслушивать богатые специфическими подробностями истории его любовниц-сексоток. Возглавлявший секретный отдел Енисейского губотдела ГПУ А.С. Макаров был снят с работы по обвинению в пьянстве, служебных злоупотреблениях и «использовании им подчинённых секретных сотрудниц как женщин». В январе 1923 г. губКК РКП(б) исключила Макарова из партии и постановила снять с работы в ГПУ. Однако сразу после протеста Енгубкома РКП(б) Макарова восстановили в партии «как хорошего чекиста… в смысле открытия контрреволюционных заговоров», пьянство которого «протекало в силу наследственности».