Любовь у подножия трона (новеллы) - Елена Арсеньева

Однако неприязнь к Юрьевской она впервые не могла подчинить своей воле. Рыдала, страдала, мучилась. Почему?! Откуда такая жестокость по отношению к человеку, который всегда был ей истинным отцом? Она категорически не желала признавать за императором права быть счастливым не по протоколу! Или это была ревность – обычная ревность женщины к другой, более красивой, более яркой, любимой так пылко, как она, Минни, никогда не будет любима? Ведь ее «милый Мака», как называли порой в семье цесаревича Александра, носил еще и другое прозвище: «увалень Мака»…

Но главное – другое. Минни опасалась, что Екатерина Михайловна будет коронована. И тогда… Тогда светлейший князь Георгий Юрьевский может оказаться соперником не только маленькому Никсу Романову, но и его отцу, пресловутому увальню Маке…

Между прочим, опасения Минни выросли отнюдь не на пустом месте. И их вполне разделяла вся императорская фамилия, несмотря на резкие слова Александра Николаевича:

— Что касается тех членов моей семьи, которые откажутся выполнять мою волю, то я сумею поставить их на место!

И в пылу гнева даже пригрозил выслать из столицы цесаревича, который заявил, что княгиня Юрьевская плохо воспитана.

Дело грозило обернуться совсем плохо. И вскоре стало известно, что и впрямь впереди коронация княгини Екатерины. Тайные, смутные мысли, бродившие в голове императора, поддерживал Лорис–Меликов. Однажды он прямо сказал:

— Было бы большим счастьем для России иметь, как встарь, русскую императрицу.

И он напомнил, что первый Романов, царь Михаил Федорович, был женат на девушке из рода Долгоруких.

А потом выразился еще более определенно:

— Когда русский народ познакомится с сыном вашего величества, он весь, как один человек, скажет: «Вот это наш!»

Ох, как он рисковал в эту минуту! Ведь речь шла отнюдь не о цесаревиче Александре, а о великом князе Георгии! Но император не прервал его, только опустил глаза. Слова министра отвечали самым тайным его желаниям.

Однако им не суждено было не только осуществиться, но и быть выраженными.

* * *

Как бы ни был поглощен своим счастьем император, он прекрасно помнил и о своем возрасте, и о слабеющем здоровье, и… и о том давнем предсказании, согласно которому ему предстояло пасть жертвой седьмого покушения. Над этими словами можно было смеяться – тогда, когда он услышал их впервые. Но не теперь, когда на него покушались уже пять раз. Терпение небес истощалось… и в эти дни император думал прежде всего о тех, кого любил больше всего на свете. Ведь у его жены и детей не было никакого состояния. И случись что, им нечего надеяться ни на поддержку «милого Маки», ни на сочувствие «душки Минни», которая ненавидела их с какой‑то первобытной яростью. Так львица ненавидит все, что угрожает ее детенышам…

Поэтому 11 сентября Александр Николаевич составил завещание, согласно которому княгиня Юрьевская и ее дети получали капитал в процентных бумагах на три миллиона с лишком рублей.

К завещанию было присоединено письмо на имя цесаревича Александра:

«Дорогой Саша! В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляет меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком…»

Этими словами, полным забвением всех обид император связывал сына, который был человеком чести, по рукам и ногам. Он мог быть уверен, что, случись беда, цесаревич не даст «душке Минни» причинить вред «этой Катрин» и ее детям.

Между тем, готовясь к худшему, Александр Николаевич продолжал надеяться на лучшее. И занялся изучением вопроса, который интересовал его больше всего прочего: как возвести княгиню Юрьевскую в сан императрицы.

Поскольку он больше не скрывал своего брака и Екатерина Михайловна открыто принимала участие в жизни двора и царской семьи, возникало множество протокольных казусов, которые, по мнению императора, не могли не оскорблять его возлюбленной жены. Она была лишь морганатическая супруга, а потому должна была уступать место великим князьям и княгиням. На семейных обедах, к примеру, она сидела не против императора, а в конце стола… Ну и все такое прочее. Александр мечтал как можно скорей изменить это унизительное положение.

Согласно традиции, коронация императриц совпадала с коронацией их супругов. Предстояло изменить этот порядок. Кроме того, все титулы и звания Екатерины Михайловны должны были быть должным образом узаконены. Император поручил заняться этим министру юстиции Набокову, и по стране снова пошли слухи, как круги по воде. И снова не знали, о чем говорить в первую очередь: о том ли, что государь готовит манифест об ограничении самодержавия, или о том, что в России скоро появится новая императрица Екатерина…

Пока никто не ведал о тайном замысле императора: короновав возлюбленную, после этого почти сразу отказаться вместе с ней от престола в пользу цесаревича Александра и покинуть Россию вообще. Поразмыслив, император решил не искушать любимого сына Георгия бременем власти, не вносить разлада в семью и не ставить страну на грань катастрофы.

А между тем его собственная катастрофа была уже близка.

* * *

В конце февраля 1881 года тайной полиции удалось напасть на след разветвленной сети террористов «Народной воли», которые готовили покушение на государя. Однако ни намеченная дата тер–акта, ни подробности не были известны. Государю же настоятельно рекомендовали быть осторожнее, пореже появляться на людях. Например, не ехать на развод караулов, хотя император старался их не пропускать по традиции, установленной еще императором Павлом. Александр резонно напомнил, что самое страшное покушение, организованное Степаном Халтуриным, произошло как раз в Зимнем дворце, когда была взорвана столовая и погибло множество невинных людей. Его же Бог оберег. Авось и на сей раз обережет!

В конце концов, если и случится покушение, то лишь шестое. Шестое, а не седьмое!

Накануне император подписал наконец‑то давно подготовленный Лорис–Меликовым манифест об ограничении самодержавия. Отныне члены Госсовета становились выборными. Таким образом, народ получал путь к формированию властных органов. Опубликование манифеста должно было стать сенсацией – и, возможно, спасением России.

Настал день 1 марта. Это было воскресенье. Александр Николаевич намеревался съездить на развод войск, а потом заехать за женой и повезти ее кататься в Летний сад. Условились, что он вернется без четверти три. Екатерина должна была ждать его уже одетая и в шляпе.