Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Тут слуги Симэня взвалили на спину тюки с подарками и поспешили к Цай Цзину. Бывать у него по делам им приходилось не раз, и дорога была знакомая. У самого особняка под аркой на улице Драконовой Доблести они остановились разузнать новости. Немного погодя из ворот государева наставника торопливо выскочил человек в синем и повернул на восток. Лайбао сразу узнал в нем управителя Яна, который доводился родственником командующему Ян Цзяню и служил при нем. Лайбао чуть не окликнул его, да вовремя вспомнил наказ хозяина и удержался. Когда управитель исчез из виду, слуги не спеша приблизились к воротам и почтительно поклонились привратнику.

– Его высокопревосходительство господин наставник у себя? – спросил Лайбао.

– Его превосходительство не вернулись из дворца, – ответил привратник. – А в чем дело?

– Нельзя ли повидаться с почтенным господином Чжаем, дворецким, дело есть, – не унимался Лайбао.

– Господин Чжай отбыл в свите его превосходительства.

«Постой, подарка ждешь, потому и правду сказать не хочешь», – смекнул слуга и, достав из рукава лян серебром, протянул привратнику.

– Тебе кого? – принимая серебро, спросил тот. – Самого господина наставника или его старшего сына, академика? У его превосходительства секретарем дворецкий господин Чжан Цянь, молодому господину докладывает младший дворецкий Гао Ань. Его превосходительство не изволили вернуться, а молодой господин дома. Если по делу, хочешь, вызову дворецкого Гао. Доложишь младшему, не все ль равно!

– Я от командующего Яна, – схитрил Лайбао, – по делу.

Стражник не посмел больше медлить и удалился. Просители долго ждали появления Гао Аня.

– Ваш покорный слуга в родстве с его превосходительством господином Яном, – начал Лайбао, торопливо поднося Гао Аню десять лянов. – У нас от него письмо. Прибыли-то мы вместе с управителем Яном, но пока я мешкал с обедом, он успел у вас побывать…

– Ян только что ушел, – сказал Гао Ань, принимая серебро. – Его превосходительство на аудиенции. Обожди немного, я доложу молодому господину.

С этими словами дворецкий Гао повел Лайбао через мощеный темным камнем двор вглубь особняка. Всюду пестрели ярко-красные надписи, проходы между строениями украшали покрытые зеленым лаком перила. Миновав большую залу и еще одни парадные ворота, Лайбао очутился у обращенной на юг пристройки. На золотой таблице рукою императора было начертано: «Музыкальная зала ученого».

Цай Ю, сын Цай Цзина, тоже был любимцем при дворе, академиком палаты Счастья и Согласия, а кроме того начальником ведомства обрядов и надзирателем при дворце Величайшего Единства.

Лайбао остался ждать у дверей, а Гао Ань пошел доложить, потом велел ему войти.

В зале висел красный занавес. Перед ним восседал одетый по-домашнему Цай Ю.

– Откуда явился? – спросил он павшего на колени слугу.

– Ваш покорный слуга сродни его превосходительству господину Яну, из домашних Чэнь Хуна, прибыл вместе с управителем Яном передать письмо его высокопревосходительству. Управитель успел повидаться, а я опоздал, – объяснил Лайбао и вынул из-за пазухи письмо.

Цай Ю увидал на конверте надпись: «Белого рису пятьсот даней»,[314] велел подойти поближе и продолжал:

– Его превосходительство господин Цай все эти дни избегал принимать посетителей, поскольку и его имя значится в обвинительном докладе. Вчера дело рассматривалось на заседании судебной коллегии трех управлений под председательством помощника начальника коллегии его превосходительства господина Ли Банъяня. Как стало известно вчера, государь объявил господину Яну высочайшее помилование, и наказание будет смягчено. Правда, в списке наказуемых значатся его близкие и служащие, приговор которым ожидается по окончании расследования. Так что ступай, поговори с его превосходительством Ли.

– Нижайше прошу, ваше превосходительство, указать, где изволит проживать достопочтенный господин Ли, – отвешивая низкие поклоны, умолял Лайбао. – Окажите столь высокую милость, от имени господина Яна прошу.

– Дойдешь до моста Небесного потока,[315] потом свернешь на север, – пояснил Цай Ю, – там, на склоне, увидишь большие ворота. Спросишь любого, где живет помощник начальника коллегии, старший академик залы Содействия правлению, он же начальник ведомства обрядов его превосходительства Ли Банъянь, всякий тебе скажет. Да ладно, я пошлю провожатого.

Тут Цай Ю велел писцу составить письмо, поставил печать и попросил Гао Аня проводить Лайбао.

Лайвану было велено забрать подношения, и оба слуги вместе с Гао Анем покинули дом Цай Цзина. Миновав улицу Драконовой доблести, они прошли мост Небесного потока и вскоре оказались перед домом Ли Банъяня.

Помощник начальника коллегии как раз возвращался с высочайшей аудиенции. Он был в расшитом шелковом красном халате с нефритовым обручем на поясе. Проводив к паланкину какого-то сановника, он проследовал в свои покои.

– Прибыл дворецкий его превосходительства академика Цая-младшего, – доложил привратник.

Сначала пригласили Гао Аня. После разговора с ним велели войти Лайбао и Лайвану, которые пали ниц перед возвышением, где восседал хозяин. Стоявший сбоку Гао Ань протянул Ли Банъяню письмо от Цай Ю и перечень подарков, которые Лайбао тут же преподнес.

– Как я могу принять все это, когда за тебя просит его превосходительство господин Цай?! – увидев подношения, воскликнул Банъянь. – Да ты еще и в родстве с его превосходительством Яном. А его императорское величество были растроганы и оказали господину Яну высочайшую милость, так что все улажено. Правда, прокурор сурово обвинил тех, кто с ним. Кое-кому наказания не избежать.

И Ли Банъянь велел писцу подать присланные накануне списки обвиняемых.

Доклад, между прочим, гласил:

«Вместе с Ван Фу – письмоводитель Дун Шэн, домочадец Ван Лянь, начальник стражи Хуан Юй; вместе с Ян Цзянем – писец Лу Ху, управитель Ян Шэн, секретари Хань Цзунжэнь и Чжао Хундао, начальник стражи Лю Шэн и клика родственников: Чэнь Хун, Симэнь Цин, Ху Четвертый. Эти прихвостни и хитрые лисы, пользуясь покровительством тигра, с расчетом приобретали себе чины и, опираясь на сильных, губили народ. Их лихоимство беспримерно, их злодеяния велики, как горы. Они возмутили простой люд, отчего начались смуты в городах.

Покорнейше просим Ваше Величество либо передать дело в судебную коллегию и сослать клику преступников на дальние окраины, дабы сражались там с демонами и оборотнями, либо применить высшее наказание и казнить судом Империи. Нельзя и дня оставлять их в живых!»

Растерявшиеся слуги только отвесили земные поклоны.

– Ваш покорный слуга как раз из домашних Симэнь Цина, – пролепетал, наконец, Лайбао. – Уповаю на вашу высокую милость, ваше превосходительство, пощадите моего господина, не дайте погибнуть!

Вместе со слугами коленопреклоненно просил о пощаде и Гао Ань.

Ну как не порадеть при виде пятисот лянов серебра всего лишь за одно лицо?! И тут Ли Банъянь велел принести стол, взял кисть и исправил в докладе имя Симэнь Цин на Цзя Цин,[316] забрал подарки, а просителей отпустил, передав ответное письмо Цай Ю и пятьдесят лянов для Гао Аня, Лайбао и Лайвана.

Выйдя от него, слуги Симэня простились с Гао и направились на постоялый двор, собрали вещи, расплатились с хозяином и звездной ночью пустились обратно в Цинхэ.

По прибытии сразу же по порядку доложили обо всем Симэнь Цину. От их рассказа хозяина будто в ледяную воду окунули.

– Не отблагодари их заранее, что бы мы теперь делали?! – говорил он Юэнян.

В эти минуты жизнь Симэнь Цина, закатившаяся было, как солнце за западные хребты, вдруг вновь возродилась из-за Фусана.[317] Будто гора с плеч свалилась.

Дня через два ворота больше не запирали, опять возобновилась стройка и разбивка сада, стали понемногу выходить на улицу.

* * *

Однажды, проезжая верхом по Львиной, Дайань увидел у ворот Ли Пинъэр большую лавку лекарственных трав. Внутри сверкали ярко-красные шкафы и грудами лежали снадобья. Снаружи блестела лаковая вывеска, качались образцы товаров. Шла бойкая торговля.

– Госпожа Хуа наняла приказчика и открыла лавку лекарственных трав, – рассказывал Симэню, вернувшись домой, слуга.

Дайань и не подозревал о том, что Пинъэр взяла в мужья Цзян Чжушаня. И Симэнь не очень-то ему поверил.

Как-то, в середине седьмой луны, когда повеяло осенним ветерком и на землю пала прохладная роса, Симэнь ехал верхом по улице. Вдруг его окликнули Ин Боцзюэ и Се Сида. Симэнь спешился.

– Что это тебя, брат, давно не видно? – спросили его друзья. – Сколько раз к дому подходили, да глядим: ворота заперты, а стучаться не решались. Все ломали голову: что, мол, брат дома сидит? Ну как, женился? А нас и не позвал?