Зарождение добровольческой армии - Сергей Волков

— Из «Известий», — ответил капитан П. и сообщил подробности.

Минута молчания, выдававшая большое волнение генерала.

— Но ведь вы же говорите, что писалось о безнадежном положении его армии? Так зачем же вы туда едете?

— Я не верю в безнадежность положения, — ответил капитан. Пауза. Генерал нервно перекладывал на столе бумаги, не смотря

на своего собеседника. Наконец сказал:

— Я так думаю: ваше место там, где собираются силы для борьбы с внешним врагом. Какая бы ни была эта армия, под каким бы флагом она ни шла — она защищает Родину. Я вас хорошо знаю, и ваше место в рядах защитников Родины… — А после небольшой паузы, как бы пересилив себя, генерал продолжал: — А не тех, кто поднимает восстание против них!

— Нет! — твердо и немедленно ответил капитан. — Быть в Красной Армии я не хочу!

Генерал болезненно–растерянно смотрел на своего офицера, постепенно падая духом, и уже почти умоляюще проговорил:

— Подумайте серьезно! Я ваш старый соратник и начальник… Я решил поступить в Красную Армию.

Капитан подтвердил свое решение.

Генерал встал. Сухо пожав друг другу руки, соратники расстались. Капитан П. зашел в канцелярию своего полка, где узнал, что сохранились послужные списки офицеров. Через несколько часов он получил свой, доведенный до последнего дня — 3 февраля 1918 года, своей службы в полку, но подписанный «инструктором» 6–й пехотной дивизии — Климовичем и «инструктором» штаба — Вилумсоном.

* * *

28 марта. Ростов. Едва остановился поезд, раздались крики десятков голосов вооруженных, стоявших у вагонов: «Вылезай из вагонов!» Пассажиры устремились в вокзал, набитый уже людьми. В чем дело? Говорили — поезда на Кубань не идут, так как там якобы идут бои. Вокзал оцеплен красными. Никого из него не выпускают. У всех мысль: в ловушке! Грубый контроль документов, багажа. «Демобилизованный? Все вы демобилизованные!»

На следующий день подается поезд на Кубань, но у входа на перрон — контроль. Он никого не пропускает из молодых мужчин. Короткое, строгое: «Назад!» А в полдень опять крики: «Немедленно очистить вокзал!» Толпа рванулась в город и стала заполнять все гостиницы, набиваясь в комнаты по 12—15 человек. Что случилось? Почему? Говорят — казаки подняли восстание.

Три дня жуткого пребывания в гостинице. По улице к вокзалу проходили небольшие колонны войск с красными и черными флагами, с нестройным пением революционных песен, с криками. Метались грузовики, наполненные красными. Куда‑то вели арестованных, почти исключительно молодых. Контроль в гостиницах и аресты.

Злополучным двум офицерам посчастливилось: их контролировал молодой, высокий, вполне интеллигентного вида матрос. Он пытливо всматривался им в глаза… «Все в порядке! Не беспокойтесь. Не выходите из гостиницы!» — добавил он. У офицеров отчаянное настроение. Что они могут предпринять теперь? Страх овладел ими. В окно они видят паническое состояние у пробегавших по улице людей. Они видят оскал революции под красным — большевистским и черным — анархическим флагами. Их единственное осознанное желание — уйти куда‑нибудь с этой большой улицы, чтобы ничего не видеть. Они рискнули выйти из гостиницы, почти бежали в боковые улицы и пытались найти убежище в домах. Им всюду отказывали.

1 апреля. По улице с раннего утра бегали мальчишки, что‑то крича, предлагая газеты. Шли толпы вооруженных с дикими и, видимо, радостными криками. Один из жильцов комнаты вышел и купил газету. В ней офицеры прочли жирным шрифтом написанное: «Под Екатеринодаром банды Корнилова разбиты, а сам Корнилов убит!»

Этому сообщению они поверили. Поверили, не сказав друг другу ни слова. Теперь — конец! Их цель разбита. Одно охватило их: вон из Ростова! И не только их, но и всех, кто был в комнате.

Слух: поезда стали ходить. Все поспешно двинулись на вокзал. Гостиница опустела. На вокзале уже нет массы вооруженных. Настроение у всех более спокойное. Сказали, что утром пойдет поезд на Новочеркасск и далее на север. «Поедем и мы!» — сказали офицеры, совершенно не думая о том, что поезд их повезет в обратом их стремлению направлении.

Офицеры испытывают сильный голод. Один из них пошел к буфету, но ничего не взял: они потеряли бумажник с деньгами, а золотые и серебряные монеты буфетчица рассчитывала по их номинальной цене. Досада! Но она исчезла моментально, когда офицеры заметили, что за ними следит блюститель порядка на вокзале — бравый военный с черным бантом на шинели. Он подошел к ним.

— Вы хотите есть? — тихо и сердечно спросил он.

— Н–нет! — ответили ему.

— Не бойтесь. Я видел все… — сказал он и, подойдя к буфету, набрал целую тарелку бутербродов и котлет и принес их офицерам. — Ешьте! Я вас угощаю. — И тихо продолжал: — Не бойтесь меня! До тех пор, пока я здесь, вы можете быть спокойны. Я знаю, вы — офицеры! Я анархист, — продолжал он почти шепотом, — но я люблю офицеров. Я сам унтер–офицер Императорской армии. Я — кулак! Был им. Большевики сожгли мой хутор, убили мою семью, и я решил мстить: записался в анархисты и уничтожаю всякую сволочь, но не офицеров! Ночью молоденькая девушка срезала с рукава гимнастерки у заснувшего офицера три выцветшие нашивки за ранения.

— Вы неосторожны! — сказала она вдруг проснувшемуся офицеру.

Утром офицеры сели в поезд на Новочеркасск. Рядом с ними сидела скромно одетая женщина, с беспокойством посматривавшая на них, и из глаз ее текли слезы. Наконец она сказала им:

— Ради Бога! Куда вы едете? В Новочеркасске таких, как вы, убивают. Выходите, умоляю вас!

Офицеры, почти бессознательно, высадились в Аксайской станице. Там нарвались на злую бабу, кричавшую им на всю площадь: «Кадеты! Кровопивцы!» Подошел «товарищ комиссар». Он указал офицерам дом, где они должны остановиться, и приказал утром следующего дня явиться к нему.

В доме — встреча с добрейшей хозяйкой, сразу же захлопотавшей об их устройстве и питании, с непрерывным повторением: «Бедненькие вы мои! Страдальцы!» — и встреча с ее сыном, юнцом 15—16 лет, который, злобно глядя на пришедших, говорил: «Мать! Кого это ты устраиваешь? Офицеров? Я скажу комиссару…»

За многие дни офицеры в первый раз так хорошо и сытно поели и могли бы отлично поспать, но сон не приходил к ним. Они промолчали всю ночь. «И стены имеют уши». Но все же решили к комиссару не идти, а уехать из Аксайской. На их счастье, скоро пришел поезд на Новочеркасск.

Новочеркасск. На вокзале полно вооруженных красных. На площади стоит 4–орудийная батарея, направленная на восставшую станицу Кривянскую. Никакого контроля. Поезд трогается дальше. Один из офицеров заболевает тифом. Куда они едут? Ночью проезжают ряд станций, а утром поезд останавливается на станции Каменская. Нужно наконец оставить поезд, чтобы не вернуться к себе в Смоленск, да и нельзя везти дальше заболевшего в сильной степени офицера.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});