Левант - Роман Мороз

рыдала, как будто ты её там заживо резал. Теперь чтоб твою шкуру спасти, мы в этом дерьме. А ты еще смеешь, Шольц, опять о юбках заикаться, — прошипел сквозь зубы Олаф.

— Хватит. Только и умеешь, что припоминать мне это. Лиху дал, признаюсь. Но об одной бабе забывать не стоит, только она не в юбке ходит. А в штанах, и волос у неё рыжий, как хвост лисы. Хотя под штанами, думается мне, все как у всех, баба — она хоть в латах, а баба, — улыбнулся Шольц, потерев руки.

— Не фантазируй, уймись. Говорили же, увидели, убежали, доложили. Слушок не зря проходил, краля не простая. Вроде как прихлопнуть на раз может. Поэтому ручонки свои спрятал бы, пока в могилу нас не завёл, — скривился Олаф.

— Ну, ну, братец. А если повезёт, возьмем целенькой бабенку. Что, прям так и сразу отдадим? Рыженькую-то! Я тебя прям не узнаю, краля рядом, а ты её просто поведешь и сам все упустишь, — словно кот, заурчал Шольц.

— Не, ну тут, — осмотрелся Олаф. — Ну пару улиц до нанимателя и корабля идти-то хоть как. Там посмотрим, чуток может и задержимся. Только это, с ней еще какой-то хер ходит, и баба из этих, небесных. С такой точно лучше не связываться, — улыбнулся Олаф.

— А, небесная дева. С такой бы я познакомился, очень хорошо познакомился. Видел там на корабле на нашем целых четыре таких было, смотрят так, что не подойти, но какие они, не чета девкам деревенским, — вздохнул Шольц.

— Да видел, видел. Потому и увидим чего, сразу побежим. Небесные пусть разбираются и наниматель. А ты бы со всеми на свете познакомился, я смотрю, будь твоя воля. Сдох бы, и все тут. Больной придурок, — махнул рукой Олаф, — дальше пойдём.

Время замедлялось, звуки разделялись шумом прибоя моря. Олаф и Шольц увидели недалеко от себя девушку. Та попыталась потеряться между домов. Шольц с небывалой прытью бежал за ней, и не смотря на тучную фигуру, двигался быстрей худого брата. Младший пытался его остановить, но не смог и в безысходности последовал за ним. Девушка словно скользила по мокрой брусчатке каблучками, спотыкалась, но продолжала бежать. Её напуганный взгляд не видел прямой дороги и вел её петлей, до того момента, пока нависшая тень с толстыми руками не прижала её к мокрой, холодной стене. Пока тень не закрыла потной рукой её рот с тонкими губами. Пока над небольшим лицом девушки с веснушками не нависла квадратная ряха, усыпанная угрями.

— Это не та девка, Шольц, придурок ты эдакий. В могилу нас сведешь, — запыхавшись, прошипел Олаф. — Ты посмотри внимательней, уходим.

— А какая разница, смотри какая. С веснушками, мелковата, конечно. Но да ладно. Не бойся дорогая, мы тебя защитим, — захрипел Шольц еще сильнее, прижав незнакомку к стене.

Девушка заплакала, без сил проронить и слова, слезы потекли в ритм дождя. Молния прогремела где-то вдалеке на мгновение, осветив тучное лицо с мелкими глазами и неприятным выражением губ. Ставня окна хлопнула несколько раз, и небольшая надежда девушки развеялась при осознании, что это всего лишь ветер, и в этом доме так же никого нет, как и в домах рядом. Как вдруг хват ладони на её лице ослаб, сначала казавшийся огромным незнакомец осел и будто стал меньше. Словно захлебываясь, Шольц упал на колени и оперся лицом об землю, пуская пузыри. Олаф не успел к нему подбежать, не успел увидеть мутные глаза, которые не смогли прикрыть веки. Боль в колене поразила младшего брата так, что он припал на другое, распластавшись рядом. И не успел проронить и слова, как холодное лезвие оказалось у его горла. Капельки с металла сбегали на шею и казались холоднее остальных.

— Беги отсюда, — сказала Грави девушке. А ты прикуси язык. Уродцы, зря вы к ней полезли, защитнички чертовы!

Девушка, глубоко дыша, попятилась прочь. В узком проходе хрип захлебывающего Шольца уже утих, когда его младший брат оказался прижатым к стене.

— Говори! Меня ведь искали? Сколько вас, уродов? — проговорила Каритас.

— Не знаю, больно. Я не знаю. Брат, что с ним? — словно задыхаясь, выдал Олаф.

— О себе беспокойся лучше. Раз не знаешь, сколько, значит, не так уж и больно. Сейчас вспомнишь быстро и сколько, и кто такие, — усмехнулась Грави.

— Нет, не надо. Мы не сними, нам заплатили. Всего около тридцати человек, на корабле было. Было вроде четыре баб воинов, из небесных. Главный мужик неразговорчивый. Еще, какие-то были, кто — не знаю. Не убивайте, нам это не нужно. Что с моим братом? — прерывистым голосом проговорил Олаф.

— Может, помер, а может, и нет. Какая разница, урод ведь. А на каком кораблике приплыли, где стоит?

— Крайний от бухты, серый корабль с фиолетовыми парусами. Отпустите нас, прошу, мы не знали. Леший попутал, честное слово, — начал умолять Олаф.

— Конечно, отпущу, зачем ты мне, уродец. Но ходить не сможешь. И говорить, — соединила три пальца между собой Грави, её собеседник потерялся и осел.

Путь рыжеволосой продолжился после вынужденной остановки. Проходить тихо и без шума ей пришлось научиться еще в детстве. Первым серьезным опытом был уход из гильдии одаренных. Потом не раз приходилось скрываться от чужих глаз. По пути несколько раз встречались такие же наемники, их Грави не трогала. Как и не стала бы трогать двух братьев, если бы те не воспользовались случаем ради своих желаний. Иногда она останавливалась и прислушивалась, смотря куда-то вдаль, и цокнув языком, продолжала идти к кораблю. В этой ночи это уже второй раз, когда она искала судно на берегу. Первый раз был сразу после разделения с Робертом. Он поручил ей найти корабль, на котором они должны были отплыть, и предупредить представителя гильдии, подчиненного мастера Миры. Теперь же она проходила по периметру причала в поисках другого корабля, в поисках неприятеля, который может нести угрозу. Одного такого, встретив, ей пришлось усыпить. Люди могут впадать в беспамятство от болевого шока, и как этого добиться, Грави было прекрасно известно. Каритас это выводило из себя, оттого что это не её стиль и метод, девушке приходилось все делать тихо. А скверная ночь будоражила воспоминания на каждом шагу о том, когда у неё так же не было выбора и приходилось скрываться без шума, словно вор, идти сквозь ночь. При каждой такой мимолетной мысли носик девушки немного морщился. Первые годы своей жизни, после ухода из гильдии, она ненавидела особо сильно.

Фиолетовый парус слабо различался при свете тусклой луны, облака и тучи густо текли по небу.