Рыцари порога.Тетралогия - Антон Корнилов

Рванул ветер с южной стороны равнины и принес горький запах дыма вражеских костров.

Генерал Иврид, темноволосый и смуглый, в черном доспехе, отбросил упавшую на глаза прядь волос, хрипло прокашлялся, зарыв кулак в бороду, и проговорил:

— Слишком уж много людей у Орленка… До Горши нам отступать не более пяти дней. А ну как он все же припрет нас к воде?

— Значит, будем сражаться в воде, — ответил Эрл. — А то, что у Орленка многотысячная армия — это вовсе не сильная его сторона, а слабая. Он будет полагаться на численное превосходство, и мы должны иметь это в виду. Наша тактика — мгновенные атаки и быстрые отступления. И ни в коем случае нельзя дать врагу втянуть наши войска в масштабное сражение… Ты хочешь предложить план получше, сэр Иврид?

— Нет, ваше величество, — буркнул генерал.

— Стало быть, трубите отбой. Завтра в бой.

Когда генералы потянулись с холма, Эрл ухватил за руку Бранада.

— Что насчет кастарийцев? — вполголоса спросил он.

— Третьего дня лазутчики донесли, что большой отряд — никак не меньше трех тысяч клинков — вышел из лесов Кастарии. Но пограничные города спокойны — никаких нападений не было.

— Третьего дня… — проворчал король.

— Лазутчики, высланные позже, еще не вернулись, — негромко сказал Бранад.

— Хотя уже сегодня должны быть в лагере.

— Да… Что-то задержало их… Ваше величество! — еще больше понизил голос генерал Бранад. — Вы посудите сами: к чему Орленку втягивать в войну еще и Кастарию? У него что — своих мечей не хватает?

— Но отряд все же появился в пограничных землях?

— Да… Но, скорее всего, это силы нескольких лесных князьков, объединившихся, чтобы отщипнуть себе добычи от приграничных городов Гаэлона.

— Три тысячи клинков… — проговорил его величество Эрл Победитель, отпустив руку сэра Бранада. — Не кажется ли тебе, что это слишком много для простого разбойного похода?

— Много, — согласился Бранад. — Но это вовсе не означает, что кастарийцы выступают в союзе с Марборном. Впрочем…

— Впрочем, это не имеет значения, — договорил за него Эрл. — Так или иначе, главная опасность для Гаэлона сейчас — это войско Орленка.

Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий Серебряных Волков остановился у Врат Усыпальницы. Качнувшись, он едва не упал — оперся одной рукой о холодный мрамор стены и несколько раз с силой качнул головой, разгоняя колышущуюся муть. Аллиарий уже и не помнил, когда он был трезв в последний раз. Проклятое вино… Оно просто убивает его, но без вина было бы еще хуже. Не глядя, он протянул руку назад, и голем-слуга, неотступно следовавший за ним, вложил в ладонь полный кубок. Проливая вино на грудь, Аллиарий опустошил кубок. Допив, он заметил, что на нем нет его маски. Куда она делась? Да… не все ли равно…

Ноги его дрожали, но, входя в Усыпальницу, он старался ступать твердо. Впрочем, пройдя несколько шагов, эльф замер, удивленно озираясь.

Как здесь все изменилось! Вековечная пыльная тьма превратилась в серые, медленно клубящиеся, будто болотный туман, сумерки. Величественно высились в сумеречных клубах похожие на башни саркофаги. И странная тишина висела над этими саркофагами — будто бы гремел только что в Усыпальнице оживленный разговор, но при появлении Аллиария собеседники вдруг замолчали.

Рубиновый Мечник двинулся между рядами саркофагов. И только тогда увидел то, что должен был увидеть в первую очередь: Засыпающие не покоились на смертных своих ложах. Они сиделив саркофагах: огромные и неподвижные, словно идолы, выточенные неведомыми титанами из цельных скал. Лица их были темны и непроницаемы, точно закрыты масками серого камня, но Аллиарий ясно чувствовал: каждый из Засыпающих следит за ним, смотрит на него.

Он отшатнулся и судорожно схватил рукой воздух, точно пытаясь поймать что-то, — но голема-слуги рядом не оказалось, и некому было подать Рубиновому Мечнику очередной кубок вина. Никто, кроме детей Высокого Народа, не мог вступить в Усыпальницу Тайных Чертогов.

Аллиарий, пошатываясь, шел в необычной для этого места гулкой напряженной тишине, громко и неровно стуча подошвами сапог по древним плитам. Ему было страшно. Он невольно подумал о том, что — не будь он пьяным — он бы, скорее всего, давно уже повернул обратно.

— Приветствую тебя, сын моего сына, — пророкотал Таурус, Дитя Небесного Быка, когда Аллиарий достиг его саркофага. — Ты плохо выглядишь, Рубиновый Мечник. Что случилось с тобой?

Таурус не пытался скрыть издевку в своем голосе. Он говорил, и пыль из его шевелящихся морщин осыпала Аллиария. И страх покидал Рубинового Мечника, уступая место злости.

— Ты знаешь, что случилось со мной! — выкрикнул он. — Зачем ты спрашиваешь?!

— Я просто хочу быть вежливым, сын моего сына.

— Ты… Почему ты так поступаешь со мной? — завизжал Аллиарий. — Почему вы так поступаете со мной? — крикнул он, неуклюже поворачиваясь вокруг своей оси. — Вы же обещали! Вы же обещали! Инаиксия… Если раньше она милостиво принимала знаки моего внимания, то теперь совсем не хочет меня видеть! А вы обещали, что она полюбит меня!

— Возлюбленный брат Лунной Танцовщицы — Лилатирий — погиб, — ответил Таурус. — И она никоготеперь не хочет видеть.

— Я сделал то, что вы просили! Я принес вам Темный Сосуд! Я выполнил условие нашего договора! А вы?! А вы?!

— Ничего нет проще того, чтобы овладеть сердцем девы, насильно лишенной любви. — Это сказал не Таурус, это сказал его сосед. — Тебе нужно просто приложить немного старания…

— Старания?! — взвизгнул Аллиарий, обернувшись к заговорившему с ним Засыпающему так резко, что едва не упал. — Вы не говорили ни о каких стараниях! Вы сказали: если я сделаю то, что вы у меня просите, я получу Инаиксию! Вы обещали позаботиться об этом! Вы… Вы обманули меня! Вы… вы поступили со мной как… как с грязным гилуглом!

Взрыв громового хохота оглушил Аллиария. Казалось, засмеялись все Засыпающие разом. В Усыпальнице стало еще светлее.

— Посмотри на себя, сын моего сына, — прогудел, когда стих хохот, Таурус. — Ты ведь и впрямь стал похож на гилугла.

Рубиновый Мечник Аллиарий, Призывающий Серебряных Волков тяжело дышал, не находя слов, чтобы ответить на это чудовищное оскорбление. Пыль, которой осыпал его Таурус, поднялась с его одежды и волос и повисла над головой мутным потрескивающим облаком. Аллиарию и раньше приходилось испытывать злость. Но никогда он не чувствовал такую злость — бессильную.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});