Последний полёт «Баклана» - Сергей Калашников

Вир с детства хотел выбиться в люди. На Емле для этого существовала накатанная дорога, по которой с разной успешностью проследовал, наверное, каждый десятый мужчина. Начиналось все с упорной учебы и приводило в прикладную науку. Фундаментальными вещами занимались немногие люди, и разделение на эти два направления происходило относительно поздно. Как и полагалось, в юношеские годы он крепко налегал на учебники, позднее штудировал периодику по теме и прожигал кислотами и щелочами рукава халатов. Ну а после встречи с императрицей и брака с ней он вдруг оказался в дурацком положении, когда стремиться к достижению чего бы то ни было просто не имело смысла. Научное направление, в котором он трудился, оказалось бесперспективным, а на удовлетворение скромных запросов в материальной области с избытком хватало средств от работы по специальности, доставшейся ему, можно сказать, по наследству.

Общение с супругой и ее необычность во всем прекрасно заполняли жизнь массой интересных событий, новых впечатлений и приятных хлопот. Но вот угроза вспышки сверхновой – и все стало по-другому. Он, ни в чем не состоявшийся молодой человек, всеми «достижениями» в жизни обязанный слепому случаю, который привел его в хорошую компанию. Свел знакомство с замечательной женщиной, сейчас попавшей в очень сложное положение. Так что, если даже сбросить со счетов жизни родителей и друзей-емлян, пренебречь судьбами обывателей немаленькой империи, все равно помочь жене – просто его супружеский долг.

Эти мысли ворочаются в стриженой голове молодого человека, одной из сотен, штабелированных в ангаре вместе с телами других первопроходцев, разделенных тонкими прокладками настилов многоярусных нар и минимальными воздушными промежутками, позволяющими ворочаться с боку на бок. Вставать можно только для приема пищи и по естественной надобности с разрешения дневального. Периоды невесомости кратки. Авианосец почти постоянно ускоряется, поскольку занят корректировками курса в промежутках между переходами. По громкой связи следуют предупреждения о маневрах, и один из сержантов, раньше гонявших курсантов, теперь дирижирует пассажирами:

– Вторая секция со стороны кормы – прием пищи.

– Верхний ярус продольного ряда по четыре человека от кормы – на оправку.

Такие команды следуют одна за другой, наполняя жизнь простым и ясным смыслом – дождаться своей очереди, исполнить должное и, заняв свое место, снова дожидаться, когда наступит твой черед.

Нет, это не строгости, просто без такого графика в здешней тесноте не выжить. Среди квартирьеров много бывших подрядовых императорского флота. Они подсказывают соседям, как себя вести и почему не следует нервничать – дорога не займет и месяца, и если себя не взвинчивать, а просто сотрудничать с дневальным, то никакого вреда здоровью это не нанесет. В этом ангаре много емлян. Среди них немало ребят, знакомых между собой. Естественно, все они везут свои крылатики, переделанные, конечно, под плотность атмосферы Капусты.

А несколько парней – пустотники, «засидевшиеся» на малых небесных телах. Им, скорее всего, на планету высаживаться не придется. Для них и одна десятая нормального тяготения, что обеспечивают тяговые двигатели корабля при маневрах – это уже заметная перегрузка. Ребятам предстоят работы на орбитах. Станции, производства, лаборатории – им найдется много дел в искусственных сооружениях. Пересидели парни в условиях с малым весом. Их реабилитация может занять годы. Но теперь уже на Капусте. А пока они ценные специалисты, необходимые при строительстве космических сооружений в новом месте обитания.

Девушки тоже следуют этим рейсом в кубриках команды и офицерских каютах, набившись по четверо на место одного человека. По условиям этого рейса – барынями едут. А где ютится команда – сие тайна великая есть. Виру думается, что отсыпаются они по своим боевым постам – там удобные ложементы. И, понятное дело, при снятом вооружении личный состав обслуживающих его боевых частей на борту отсутствует – остались ходовики, навигаторы да жизнеобеспечители. Авианосец ничем, кроме табельного оружия офицеров, сейчас для своей защиты не располагает.

Четко рассчитанный рацион, в который явно введены и успокоительные препараты. Люди много и охотно спят, а вот переговариваются редко. Да уж, все его задумки воплощены здесь наилучшим образом, и он – автор этого бесчеловечного замысла – испытывает результат на своей собственной шкуре. Надо сказать, все ожидания оправдались. Сюда влезло втрое больше народу, чем, если верить докладам командиров кораблей, теоретически может поместиться. Системы жизнеобеспечения работают с полной нагрузкой, используя все ресурсы систем боевого резервирования, а Вир с удивлением прокручивает в памяти разговор Викторовича с Раоминой на Тыкве и понимает, насколько действительно разные задачи решают люди, занятые совместным трудом. Да не знай он реальных возможностей технического оснащения авианосцев этого типа – шел бы сейчас корабль с пассажирами, распиханными по всяким кладовкам, практически пустым на три четверти. Да уж, если с производственниками система меркантильной мотивации еще как-то, наверное, сработает, то руководить людьми военными, не зная их возможностей лучше них самих, – дохлый номер.

Ну да ладно. Это уже в прошлом. Должен же он был перед сдачей флота похлопотать о том, чтобы переориентация его на транспортные задачи произошла по оптимальному сценарию, а не с гиком и присвистом под гром колоколов громкого боя, возвещающих о начале аврала.

Зато теперь впереди очень дикая планета и интересная работа.

* * *

Попытка Вира действовать в рядовом составе оказалась успешной, но завершилась быстро. Сельва Кутубы – болотистый овал размерами пятьдесят на сто километров, поросший лесом, – очень быстро дала ему почувствовать, что увиливать от руководящей работы нельзя, если ты способен осуществлять командование более эффективно, чем тот, кто на нее поставлен.

Начальник их партии, пока Вир вдвоем с пареньком со столичной планеты разворачивал надувное убежище, сумел завести остальных на зеленую лужайку, неожиданно приступившую к поеданию оказавшихся на ней людей. Мужики, только что стоявшие на упруго пружинящей травянистой почве, вдруг стали быстро в эту самую почву погружаться. Естественно, сразу позвали на помощь: сколько ни руби волокнистое мочало – не отпускает эта западня ноги.

Естественно, Вир на крыльях оказался на месте первым и, ничего не сделав, вернулся к лагерю за огнеметом. Им-то, работая с минимальной подачей, он полянку и сжег, аккуратно обуглив весь непростой организм, больше растение, чем животное. Его напарник, предупрежденный по радио, принес хорошую штыковую лопату, которой и расковырял стеблисто-щупальцевые путы вокруг ног товарищей, а потом всех троих пострадавших еще и транспортировать пришлось в обнимочку, поддерживая. Хорошо, что помощник – крепкий мужик – удержал двоих шипящих от боли недоеденных.

Осторожных, постоянно внимательных к окружающему миру емлян в их команде больше не оказалось – их вообще распределили по одному на группу. А остальные ребята прибыли сюда из цивилизованных миров и искренне уверены, что бояться здесь нужно только зубастых тварей, которые будут бросаться на них обязательно с громким рычанием, как в фильмах.

А потом, как добрались до укрытия, началось самое болезненное – отсоединение от кожи полуразъеденной ткани скафандров. Тут явно поработала не кислота и не щелочь, а нечто хитрое органическое, правда, растворимое в воде. Забавно было смотреть, как мокрой тряпочкой смываются ошметки прочной ткани, стойкой к целому набору агрессивных сред. Хорошо хоть никакого токсина в этом соке не содержалось. Зато шестьдесят процентов команды на неделю превратились в обожженных с ограниченной подвижностью – ну, куда их выпустишь без штанов? Все ноги намазаны мазью, и даже повязку на них наложить рука не поднимается. Хорошо хоть девчат в команде нет, а то ведь срам тоже пострадал.

Так что Вир с единственным помощником занимались расстановкой следящей аппаратуры, выпускали исследовательские роботы и изучали местность собственными силами. А удивительного тут нашлось много.

Итак – равнина, напитанная водой настолько, что более мокрым может быть только болото. Хотя – кто знает? Ни водных гладей, ни трясин здесь просто нет. Наилучшим пояснением того, что представляет собой здешний грунт, будет, пожалуй, модель с осокой, настолько плотно растущей, что вместе с перевившими ее ползучими растениями она представляет собой многометровый сплошной ковер, настолько плотный, что держит человека, не проминаясь. Даже ходить нетрудно – пружинит слегка, и все. Но в первый день, когда товарищи попали в западню, они этого еще не знали. Думали, что идут по грунту, покрытому травой.