Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

В письме к матери, отправленном из Апиа, Миклухо-Маклай, недолго думая, распределил обязанности между нанятыми слугами: «Один, полинезиец <…> будет мой повар и провожатый в моих экскурсиях во внутрь Новой Гвинеи, другой, швед, будет смотреть за моим домом и, так как он матрос, отправляться со мною на морскую охоту за животными»[389]. Суровая действительность вскоре перечеркнула это «штатное расписание». В том же письме ученый признался, что едва ли рискнул бы поселиться на Новой Гвинее в одиночку, а скорее предпочел бы покинуть «Витязь» и остаться в Апиа до приискания подходящих слуг. В этом случае Миклухо-Маклаю пришлось бы договариваться со шкипером одной из шхун, отправлявшихся из Апиа для меновой торговли к островам Северной Меланезии, чтобы он доставил его со слугами на Новую Гвинею. Однако отнюдь не каждый шкипер — даже за приличное вознаграждение — согласился бы подойти к незнакомым, фактически не нанесенным на карту берегам этого огромного острова. Ученый мог надолго застрять на Самоа. Успех его экспедиции оказался бы под угрозой. «Это обстоятельство, — писал он матери, — очень бы отдалило достижение моей цели. Теперь и эта помеха устранена. Остается путь только вперед»[390].

Консулы и торговцы, особенно их жены и дочери, радовались визиту русского военного корабля с его галантными, хорошо владеющими западноевропейскими языками офицерами и гардемаринами. «Подобную суматоху может наделать только эскадрон кавалеристов, внезапно появившийся где-нибудь в глуши и расположившийся на кратковременный отдых, — писал лейтенант Перелешин. — <…> Дни носясь кавалькадами, а ночи танцуя под звуки фортепьяно, мы незаметно проводили время»[391].

Поселившись на берегу, Миклухо-Маклай — в отличие от господ офицеров — использовал пребывание в Апиа для ознакомления с языком, культурой и бытом самоанцев. В его записной книжке мы находим краткие заметки о прогрессирующем уменьшении численности коренного населения, жилищах, гробницах, религиозных верованиях, татуировке, лубяной материи (тапа) и т. д. Особое внимание ученого привлекли на сей раз сексуальные обычаи самоанцев. Живя в Апиа, Николай Николаевич посещал другие селения. Так, он присутствовал на празднике, устроенном в честь русских моряков верховным вождем Малиетоа. Праздник состоялся в деревне Матауту, расположенной на юго-западном берегу острова. Здесь он увидел и затем описал ночные пляски, которые, отличаясь в деталях от таитянских, были не менее разнузданными и завершались совокуплением танцующих. Записи дополняют рисунки: портреты самоанцев, зарисовки жилищ, орнаментов на тапе[392].

«В 9 дней Миклуха, — пишет Назимов, — приобретя еще огромное количество разных запасов для мены с дикарями, перебрался на корвет, будучи еще совершенно болен и пораженный язвами злокачественного свойства»[393]. Активный образ жизни и многочисленные наблюдения, сделанные Миклухо-Маклаем, не говоря уже о бодром тоне писем, отправленных ученым в Петербург из Апиа, не очень согласуются с этим утверждением командира «Витязя». Но нет дыма без огня. По мере приближения к заветной цели, измотанный нелегким многомесячным плаванием, Николай Николаевич приходил во все более взвинченное, болезненно-возбужденное состояние, близкое к нервному срыву. «Язвы» — если они у него тогда действительно появились — могли быть вызваны психогенными факторами. В современной медицине к таким кожным болезням относят нейродермит и псориаз.

С Уполу «Витязь» отправился к острову Ротума, находящемуся на рубеже Полинезии и Меланезии. 28 августа Назимов привел корвет к этому гористому вулканическому острову, окруженному коралловыми рифами, чтобы запастись свежей провизией — мясом, овощами и фруктами, «положительно не предчувствуя, — вспоминает Перелешин, — что суточный его визит принесет самые благотворные результаты»[394]. Дело в том, что ожесточенное соперничество английских протестантских и французских католических миссионеров, обосновавшихся на Ротуме, привело к кровопролитию и угрожало еще более серьезными потрясениями. Протестантский пастор до того возбудил своих приверженцев, что они совершили нападение на островитян-католиков, находившихся в меньшинстве: «…нескольких человек убили, сожгли часть домов и в том числе церковь». Католические миссионеры «трепетали от страха в ожидании нового нападения, которое, по словам их, должно было разыграться трагической катастрофой»[395]. Назимов вмешался в конфликт. Он демонстративно пригласил католических патеров на корвет, а затем вместе с ними посетил несколько деревень. Такие его действия, а также сделанное им предупреждение о скором приходе французского военного корабля остудили горячие головы. Однако столкновения на религиозной почве, пусть не в столь острых формах, происходили на Ротуме и в дальнейшем. В 1881 году над островом был установлен английский протекторат.

Миклухо-Маклай побывал на берегу и познакомился с жизнью ротуманцев. И хотя на шести страничках его записной книжки, которые содержат заметки и карандашные наброски, сделанные на Ротуме, не упоминается о «войне миссий», ученый, несомненно, узнал о происходивших здесь событиях. «Миссионеры вывели старые танцы и песни, — записал Николай Николаевич. — Но вероятно, что еще в деревнях, в стороне от надзора миссионеров старые обычаи сохраняются. <…> Голоса островитян Ротумы очень звучны и приятны; к сожалению, слыхал я только испорченные мотивы католических церковных песен». Впечатления, полученные на Ротуме, повлияли в дальнейшем на отношение путешественника к деятельности миссионеров на островах Океании.

Плавание «Витязя» происходило при спокойной погоде, причем умеренные ветры перемежались со штилями. Назимов в своей «Записке» дважды утверждал, что Миклухо-Маклай при переходе через Тихий океан «наблюдений никаких не производил»[396]. Это утверждение опровергается небольшим сообщением «Об измерении температур глубин океана», которое Николай Николаевич завершил накануне высадки на Новой Гвинее. Оказывается, еще перед заходом в Апиа ученый, воспользовавшись штилем, повторил с помощью офицеров и матросов «Витязя» эксперимент, проведенный им в тропической зоне Атлантического океана. Термометры, опущенные на глубину 1000 морских саженей (1829 метров), показали температуру 3,4° С — весьма близкую к той, которая была получена на той же глубине во время первого эксперимента. Как сообщил Миклухо-Маклай, «температуры поверхности» он «наблюдал во время всего плавания», в том числе при подходе к островам Мангарева, Таити, Уполу и Ротума[397].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});