Судьбы в капкане - Эльмира Нетесова

— Это с тех, что на улицах валяются, и ты их сметаешь в кучи? Не надобно таких… Сама жить стану. Уж сколько от сына натерпелась, никого больше не хочу. Единое жаль, жизни не видя ушел, — всхлипнула мать. А к вечеру, прибрав в доме, тихо порадовалась, что не вломится в двери пьяный сын, не потребует деньги, не станет швырять в нее тарелки и орать до утра, что сообразит из нее пугало для двора, а дом пропьет и уйдет к друзьям.

— Сынок! Мы токмо друг у дружки, боле никого с родни вкруг нас нету. За что забижаешь? Сколько мне осталось? Погоди малость, сама помру, еще наживешься один, — говорила сыну утром. Тот хмурился, уходил из дома, громко хлопнув дверью. Вечером все повторялось сначала.

Дед был рэкетиром не только в городе, а и у себя дома. Деньги никогда не задерживались в его руках. Их он пропивал вместе с кентами и проститутками. Он никогда не помнил, сколько их было и с кем их проквасил. Дед никого в своей жизни не жалел и не любил. К единственной Сюзанке питал слабость. Но она всегда высмеивала, называла мухомором, старой плесенью и паутиной с жопы пидера. Это бесило больше всего, и Дед ждал своего часа, когда сможет овладеть девкой, а потом измучить ее, истерзать до бессознания и воя. Но возле нее увивалось слишком много хахалей, средь них были и крутые. Они не дали бы девку в обиду, и Дед ждал свой час, сцепив зубы до боли. И он настал, когда Яша вместе с другими позвал Деда, сказав коротко и жестко:

— Отваливаем мочить Сюзанку! Достала профура! Нынче уроем…

Дед стонал от удовольствия, выкручивая и выламывая ноги, руки девки. Вот он поднял ее вверх ногами, крутнул в воздухе и ударил головой об асфальт. Сюзанка взвыла от боли.

— Ну, что «метелка», помнишь, как меня забрызгивала? — хватал грудь девки в жесткую пятерню и крутил, щипал, бил девку как дюжего мужика. Слюни наслаждения текли по подбородку. Он даже мертвую не оставил в покое и топтался по ней ногами, хохоча и радуясь.

…Мертвая… В том Дед убедился лично и был нимало огорчен тому, что все так быстро закончилось. У него лишь ненадолго поднялось настроение. А потом он снова впал в хандру.

В ту ночь, возвращаясь вместе с кентами из ресторана, Дед шел посередине тротуара. Навстречу ему, ну как назло, не попался ни один прохожий.

— Ну и судьбина-сука! Даже побазлать не с кем. Некому рыло на жопу свернуть. Иль все урылись? Иль я на погосте? Эй, вы! Нарисуйтесь, кто живой?

И вдруг от стены многоэтажки отделилась чья-то тень и пошла навстречу крутому, не робея, не сворачивая.

— Эй, Дед! Сучий выкидыш! Чего базаришь в спящем городе? Ты со мной побазлай, гнилая задница мартышки! Иль только с бабами выходишь на разборки! Ты теперь попробуй справиться со мной, припадочный козел! — вышла из тени, откинула с лица пряди волос, и Дед увидел Сюзану.

— Ты?! Откуда свалилась? — почувствовал, как стал трезветь.

— Теперь мое время настало! Иль забыл про свой должок? Иль размечтался, что все простится тебе на халяву? Чего мослы дрожат, иль страшно стало? Шурши за мной жертва дурной ночи, блевотина бухой бомжихи! Или слабо выдержать мою разборку, старый мудило? — подошла так близко, что крутой ощутил запах тлена, гнили и сырости.

— Вали прочь, потаскуха! — крикнул мужик и сунул руку в карман за ножом и, не нащупав его, почувствовал сильный удар в висок, он отлетел к стене дома. Едва встал, его ударили снова. Он летел мячом по тротуару, не имея возможности встать и защититься. Его пинали и катили как большой шар, не видел кто бил, не мог крикнуть и позвать на помощь. Он не сразу сообразил, что случилось, он упал куда-то вниз в вонючую липкую жижу, она мигом забила глаза, уши, нос и рот. Он поздно понял, что это конец и ему никогда самому отсюда не выбраться.

И только жильцы первого этажа видели, как двое людей подошли к Деду, сзади, и о чем-то коротко переговорив меж собой, сбили с ног крутого, понесли на сапогах по тротуару, сказав короткое:

— Это тебе, отморозок, за армейку!

Рэкетиры не знали подробностей случившегося. Жильцы дома промолчали об увиденном, чтоб самим в ночи не нарваться на кулаки. Деда отмыли уже в морге. Крутые, приехав за его матерью, застали ее вместе с дворничихой, на полу, пьяных до бессознания.

Петровну окатили холодной водой, велели привести себя в порядок и, затолкав в машину, напомнили о похоронах сына:

— Ведь ни в канализации он родился, ты его произвела на свет, вернись в матери хоть ненадолго…

А по городу опять слухи: крутого в канализации утопили. Кто-то достал…

— Ничего не утопили. Просто улица плохо освещена в том месте. Не увидел открытого люка человек, вот и упал в него случайно, — говорили другие, их поддержало большинство горожан. Зачем самих себя пугать, чтоб ночью бояться открыть форточку в своем доме.

Милиция тоже согласилась с тем, что в люк человек угодил случайно. Либо водки перебрал, или впотьмах не разглядел опасность.

Катя, услышав о случившемся, попросила Мишку с оглядкой ходить по городским улицам и возвращаться домой пораньше, до наступленья ночи.

— Мам! У каждого своя судьба. Разве мало тех, кто среди дня умирает? Не бойся, я не пью до глюков, никому не мешаю жить. А эти не случайно помирают. Кстати, наши сотрудники говорят, будто на кладбище обе могилы крутых изгажены. Это уже не случайность…

Мишку вовсе не интересовали рэкетиры. Он, как и все горожане, хотел жить спокойно и ходить по улицам без оглядки и страха. Ведь и он любил пройти с Лянкой в темноте, обняв девчонку за плечи. Они чувствовали себя счастливыми, когда им никто не мешал.

— Ляна! Ну от чего ты не хочешь перейти к нам, чтоб вернуть все как было.

Мишка почувствовал, что девчонка дрогнула, насторожилась, взяла свою руку из его ладони, пошла рядом молча.

— Лян, ты обиделась? Я что-то не то сказал?

— Мишанька! В том прошлом было всякое. И вспоминать нужно с выбором, не подряд. Теперь многое изменилось. И я уже не та…

Но Мишка все же убедил Лянку навещать Катю. И девчонка послушалась. Конечно, не каждый день заглядывала к ней в гости, но всякую неделю.

Вот так и в этот раз пришла. Целый день помогала Кате. Убрала, постирала, приготовила, саму бабу искупала, а когда села передохнуть, Катя ее спросила:

— Лянка, а от чего не придешь насовсем? Что мешает? Или Мишку не любишь?

— Не в том дело, — опустила голову.

— А вот с чего бы начала здесь?

— Я?! Конечно, как и все! Сначала ремонт бы сделала. Полный, капитальный, сменила бы всю обстановку, чтоб о вчерашнем дне никакой памяти не осталось, — мечтала вслух.

— Что? Ремонт? Менять всю обстановку? — глянула на девушку, будто впервые увидела.

— Конечно! К чему старье?

— Да ты соображаешь почем теперь мебель? На новую сменить? Откуда взять такие деньги! Ну и замашки у тебя, прямо королевские. Да только на что твоей зарплаты хватит, на пару стульев! Говоришь о ремонте, а нам с Мишей и так хорошо. Все нравится. Что ремонтировать? Обои не выгорели, потолок чистый, полы не пошарпаны, окна и двери в порядке.

— Я не о том! Мне трудно будет жить здесь, — ответила покраснев.

— Почему?

— Открою дверь в эту комнату — и вспомнятся все девки.

— А что они теперь? Они давно уехали!

— Зато в памяти еще живут. Хотя бы Марина, как она высмеивала меня, затуркивала, зашпыняла. Хотя б и Анжелка, тоже не без перца. А Сюзанка! Эта всех доставала, меня вообще не считала человеком. Пещерной обзывала, отсталой домостроевкой и дурой, звала с собой, чтоб настоящую жизнь мне показать. Все грозила в кабак затащить, чтоб с хахалями свести, какие пробили б мне, оттрахали б в натуре. Девки смеялись надо мной и часто говорили, что ты и Мишка за деньги, даже не оглянувшись, отдадите меня своре отморозков. Они оказались правы.

— Вон оно что! А причем тогда ремонт и мебель? Я не пойму тебя! Ну, ляпнула тогда лишнее, сын за то не в ответе. Так ты теперь вздумала все вверх дном? А меня куда определишь? На новую не сменишь, не получится. Пока я здесь хозяйка! — мрачнела Катя.

— Я это помню, потому не спешу сюда! — вздохнула Лянка.

— Ждешь когда сдохну? — догадалась баба.

— Зачем? Вы мне не мешаете…

— Ну, спасибо! Не думала, что ты такой стала. Запросы выше крыши. А что собою представляешь? Да разве так должна думать будущая хозяйка? Иль забыла, что теперь девок замуж только с приданым берут. У тебя за душою ни гроша. Мало того, мечтаешь и нас тряхнуть на свои прихоти! Ну, нет, я покуда жива, такое не допущу! — вскипела Катя.

— Я же не говорю, что все надо сделать в один день. Конечно, постепенно. И на счет меня, тоже не стоит высмеивать. Тоже на счету есть. Пусть немного, зато каждый месяц пополняю. И вовсе я не голая. Все есть. Даже девчата на работе завидуют.

— Что есть, вижу, в чем к нам приходишь. Глазу остановиться не на чем, — усмехнулась Катя ядовито. Лянку словно ветром сдуло, забыла попрощаться и выскочила в дверь, будто ей кипятком пятки облили.