1001 ночь без секса - Сюзанна Шлосберг

Но Джен не поняла меня – да и как она могла? Джен знала одно: свадьба должна стать самым важным днем в ее жизни, и она лезла из кожи вон, чтобы сделать этот день совершенно особенным. А ее сестра – настоящая стерва.

Все последние недели перед свадьбой я думала, что не выдержу и взорвусь. Однако произошла странная вещь: утром великого дня я проснулась почти в таком же состоянии, как зомби. За ночь мое сознание так изменилось, как если бы я пережила сильнейшее душевное потрясение: я перестала реагировать на происходящее. Свадьба казалась уже не катастрофой, а обычной рутиной, заставляющей нас перешагнуть через груду грязного белья.

Я не слишком заботилась о своем внешнем виде, и его никак нельзя было назвать превосходным. Красная безрукавка с блестками, красная бархатная юбка до пола и черные бархатные туфли на невысоком каблуке. Все это было мне не особенно к лицу. Я выбрала все это, когда ходила по магазинам с сестрой, и выбрала потому, что, во-первых, это было в общем-то ничего, во-вторых, это было надето на мне в примерочной «Сакса» в тот момент, когда часы показали 13.00, а я не могла позволить себе болтаться в шмоточных магазинах Беверли-Хиллз больше трех часов.

Вам, уже знающим всю подноготную, наверняка любопытно, как происходило само действо. Увы, должна разочаровать вас: находясь в состоянии зомбированности, я не смогла составить детального отчета. Я не помню, как моя сестра – а в числе ее свиты и я сама – шла к алтарю, не помню раввина, не помню, как светились от счастья мои родители (в том, что они светились, сомневаться не приходится), не помню, как Джон и Джен обменялись клятвами. Стёрлись из памяти цветы, и украшения, и платья подружек невесты, наверняка великолепные, а также точное число родственников, которые по окончании церемонии подходили ко мне и спрашивали: «Ну что, когда твоя очередь?» (Хотя я уверена, что этих было очень много.)

Помню же я очень мало и все какими-то разрозненными вспышками. Одна из самых ярких: в синагоге, перед тем как начали фотографировать, крик сестры: «Мое платье! Мое платье!», словно это самое платье загорелось на ней. Думаю; все дело было в бретелях. Джен заказала платье у живущего в Нью-Йорке модельера-японца, и тот сотворил приталенное, расшитое бисером шифоновое одеяние, держащееся на тонюсеньких бретельках.

Помню, как Джон и Джен снялись, стоя на вершине гостиничной лестницы, покрытой красной ковровой дорожкой. Джен в белых перчатках по локоть и взятом напрокат норковом палантине машет собравшимся, словно Джеки Онассис.

– Она что, принимает нас за папарацци? – услышала я голос одного из гостей.

Я помню, что поднялась на сцену и поздравляла Джона и Джен в присутствии 220 гостей. Помню, я думала при этом: как странно, что я, подружка невесты, за всю свадьбу ни разу с ней не поговорила (мы не общались и во время банкета, хоть в суматохе этого никто и не заметил). Помню я и то, что положение сестры невесты избавило меня от унижения столиком для одиноких. Вместо этого меня окружило бесчисленное множество кузин и подруг. Немало времени заняло чтение буклетов, представлявших собой компромисс между сестрой и родителями: психотерапия осталась, но описания ссор были сильно смягчены.

Что до бабки и деда, то они не только дожили до знаменательного Дня, но и – уж это я помню – чувствовали себя превосходно. Когда перед въездом на территорию отеля «Мерседес» дедушки Джулиуса оказался зажат в потоке машин, с которым не справлялись перегруженные работой служащие, дедушка разразился такой многоэтажной бранью, какой в Америке не слыхивали с тех пор, как Ричард Прайер[16] заболел рассеянным склерозом.

Позже, во время банкета, бабуля Ханни толкнула длиннейшую в своей жизни речь, но ни одного слова из нее я не помню. Однако помню, что она до слез смеялась над собственными шутками и вовсю фамильярничала с аудиторией, как Джоан Риверс во время выступления в Вегасе. Только бедная бабуля Руфь не получала удовольствия от происходящего. Увы, к этому времени она уже так ослабла, что сидела в инвалидной коляске и даже не нашла в себе сил напомнить мне (иначе непременно сделала бы это), что я старше сестры и до сих пор не замужем. Глаза у нее подернулись поволокой, и она еще сильнее, чем я, напоминала зомби.

Но что я помню точно и чему не перестаю удивляться, это тому, как я проснулась на следующий день после свадьбы. Я чувствовала себя как Тим Роббинс, когда он вырвался наконец из тюрьмы Шоушенк. Исчезла снедавшая меня шестнадцать месяцев тягостная забота, и я ощущала благостное облегчение. Это лишь подтверждало то, о чем я неоднократно говорила сестре: меня напрягало не ее замужество, а ее свадьба.

Мое семейство тоже на редкость легко пережило сие событие. Я ожидала, что мы несколько месяцев будем обсуждать его грандиозность, но уже через два дня, когда Джон и Джен были в свадебном путешествии в Мексике, а прочие члены семьи собрались отметить день рождения тетки и поесть омаров, о свадьбе почти не упоминали, и я не припомню, чтобы о ней много говорили впредь.

Что, к сожалению, сохранилось надолго – это непробиваемая стена отчуждения между мной и Джен.

Даже после ее возвращения из Мексики ни я, ни она так и не попытались не только помириться, а хотя бы поговорить. Через месяц, когда скончалась бабушка Руфь, мы с Джен во время похорон даже не взглянули друг на друга. Сидя в часовне и слушая проникновенную речь Джен о любимом времяпрепровождении покойной (намазаться кремом от загара и, сидя у бассейна, курить сигарету), я думала, сколько еще продлится наша размолвка. Мне казалось дико совсем не общаться с единственной сестрой – прежде я полагала, что такое бывает только в зверинце у Джерри Спрингера, – но я чувствовала: пройдет немало времени, прежде чем мы снова будем жаловаться друг другу на родителей.

Я находилась на середине девятой сотни дней темной полосы – в опасной близости от события, которое, как я прежде считала, никогда не будет иметь отношения ко мне: одна тысяча дней без секса. Последние недели, захваченная свадебными приготовлениями, я и не замечала, как близко подобралась к мрачному рубежу. Но сейчас до него было уже рукой подать, и четырехзначная цифра надвигалась как неотвратимая реальность. Чудовищность этой цифры словно открывала новый виток целибата: так тропический шторм сменяется неистовым ураганом.

Когда я сказала об этой дате своей незамужней подруге, она похвалила меня за выдержку. «Если дело касается секса, – изрекла она, – то тут женщины – как верблюды: они могут прожить без него очень долго». Но в конце концов, предостерегла она меня, «верблюд либо пополняет свой запас воды, либо умирает». Я сомневалась, что мне грозит гибель, если я вскоре не займусь сексом, но знала: пора наведаться к заветному колодцу – сайту match. com.