Завтра были письма - Елена Николаевна Ронина

согласна. Я купил сливки. Сейчас буду варить для своего Лисенка очень легкий супчик.

Слава постаралась не упасть, у нее закружилась голова от бесконечного дежавю. Ей хватило ума больше не спорить. Спорить бесполезно. Ничего не докажешь. Кому-то – может быть, но только не Майеру.

«Я выдержу, я выдержу до конца. Осталось не так уж долго», – сама себя подбадривала Слава.

* * *

И она тоже написала письмо. Говорить бесполезно. Невозможно. Неизвестно, что придет в голову этому взрывному, невыдержанному человеку, для которого существует одна только правда – его. И потом, каждый раз он в итоге умел все повернуть, все перевернуть. Он бедный-несчастный, одинокий. У него никого нет, его никто не любит. Жена его не оценила, ее, кроме живописи, ничего не интересует. Он так скучает по своим погибшим родственникам, и он так хочет детей…

В этом месте Норберт начинал утирать скупые слезы и утыкаться Славе головой в плечо. Как правило, такой поворот следовал после каждого его эмоционального всплеска, которые случались все чаще.

Слава не оправдывала его надежд. Она постоянно проявляла свою безвкусную инициативу, вместо того чтобы слушаться, плыть по течению и делать то, что велит Майер. Это же так просто. Нет! Она не понимает! Не хочет принять простую и изысканную жизнь. Ей помойки подавай.

А Слава уже боялась Майера в его агрессии, поэтому, когда он успокаивался, легче было со всем согласиться; ни к чему рассказывать про свои мысли, никому они здесь не интересны.

Глава

43

Три недели обернулись сплошным компромиссом, и, естественно, со стороны Славы. Уже обеим сторонам стало понятно: не срастается.

Приехав в Мюнхен, Слава попросила Норберта снять для нее отдельный номер.

– Не обижайся, это были непростые три недели. Ты же сам все понимаешь. Дай мне время подумать.

Естественно, Норберт обиделся, практически вышвыривал ее вещи из машины, Слава их радостно подхватывала и неслась с ними в свой одноместный номер. Кстати, и оплатила она его в тот раз сама.

Слава не спала всю ночь, и не потому, что не спалось. Она не спала от счастья. Она свободна. Не нужно улыбаться, не нужно кланяться и бесконечно благодарить.

Именно в ту ночь она написала Норберту письмо. Писала его долго, практически всю ночь. Ей хотелось высказаться, хотелось объяснить, донести свою мысль. Последнюю неделю они уже практически не разговаривали, любая их беседа заканчивалась конфликтом. Причем Майеру уже не нравилось ничего. Ни когда Слава с ним спорила, ни когда она с ним соглашалась. Он устал. Придумал эти их отношения, искренне верил в них, и, как ему казалось, был к ним не готов. И, наверное, Слава стала самым большим разочарованием его жизни. Хотя, может, она слишком много на себя берет. И вообще она теперь должна думать о себе.

«Мой милый Норберт. Мы никогда не будем с тобой вместе. Это невозможно. Мы совершенно разные люди. Я тебе очень благодарна, ты перевернул мою жизнь, ты сделал ее другой, я многому у тебя научилась. Но мы расстаемся. Я поняла, что теряюсь в тебе, что ты слышишь только себя.

Поговорить с тобой напрямую я так и не решилась, на мой взгляд, лучше написать это письмо, которое ты сможешь перечитать несколько раз. Наверное, сначала оно тебя удивит. Потом разъярит. А потом, через несколько дней, ты вновь его прочтешь и наконец поймешь, что я хотела сказать.

Норберт, ты меня не любишь. Может быть, ты пытался меня полюбить, но не вышло. У меня складывается впечатление, что есть люди, которым неподвластно это чувство. Некоторые об этом знают и не тешат себя иллюзиями. «Я не умею любить, и я не хочу никого любить. Зачем? Можно любить себя, свою жизнь и все то, что я так хорошо делаю».

Прекрасное решение проблемы. У тебя не так. Ты убежден, что должен осчастливить свое окружение в лице женщины, которая тебе в данный момент нравится. Была твоя жена, ты рассказывал мне о Катрин, которая была до Клаудии, и, как я теперь понимаю, также не выдержала твоего натиска, а потом появилась я. У тебя есть четкий проект, как должна выглядеть твоя жизнь. В этом проекте обязательно должна быть женщина, и ты не сомневаешься, какой она должна быть. Есть твои стандарты: рост, вес, цвет глаз, манеры, стиль одежды. Ты ищешь женщину по стандарту, а потом пытаешься довести ее до совершенства. Модель, выбранная тобой, должна соответствовать твоим представлениям на сто процентов. Ты не жалеешь на это ни денег, ни сил. Все должно быть идеальным.

Норберт, ты мог бы быть счастлив с роботом, с куклой. Но ты требуешь полного подчинения от живого человека. Я долго думала о том, возможно ли это? Можно ли такого человека найти в нашем мире? Допустим, я не могу тебе подчиниться, потому что у меня есть свои четкие взгляды на жизнь. Я согласна с тем, что совместная жизнь – это компромисс. Нужно все время идти навстречу и стараться, стараться… Но навстречу друг другу должны идти два человека. У тебя другое мнение. Ты на ошейнике за собой тащишь свою жертву. Но ты не понимаешь, что невозможно быть счастливой в ошейнике: болит шея, болит спина, ты задыхаешься. Неважно, кто в этом ошейнике находится. Породистая собачка или дворняжка. Это всем неприятно, для всех непереносимо.

Я не советую тебе измениться, оглядеться, найти другую женщину. Я советую тебе оставаться одному. Думаешь, это жестоко? А я уверена – справедливо. Ты самодостаточный, ты знаешь, что и как. Ты ни в чем и никогда не сомневаешься. Тебе даже зритель не нужен!

Норберт, я еще раз хочу от всей души поблагодарить тебя за проведенное вместе время и попрощаться с тобой».

Слава отдала письмо при расставании в аэропорту.

– Прочтешь, когда я уеду.

– Что это? Зачем?

– Некоторые мысли, которыми захотелось поделиться.

В тот раз Слава не плакала, она улыбалась, думая о своей новой жизни.

Слава Карелина летела в Москву, где ее ждала полная неизвестность. Не было работы, не было мужа, ей почти сорок лет и нужно начинать жизнь сначала. А если бы не случилось в ее жизни Норберта, как бы сложилась ее жизнь с Саввой? Может быть, она бы стала его возвращать, кто знает.

Слава почувствовала легкий укол в сердце. Милый недотепа Савва, и он же – предатель. Как он мог, при чем тут его мама? Он предал их жизнь, их отношения, значит, он ей