Раджа-Йог - Нина Базанова

поверхности?

— Как можно стать Вашим учеником?

Неподалеку, не решаясь подойти ближе, стояла женщина средних лет. Из-под толстых стекол своих очков она смотрела на Автандила Ломсадзе, как будто на инопланетянина. Она так и не решилась ни подняться на сцену, ни зайти после выступления в артистическую, как это делали другие зрители. Ломсадзе окружали люди со своими нерешенными проблемами, болезнями, горестями, — и все это он пропускал через себя, еще не отключившись от восприятия мыслей и чувств, наполнявших эфир, он чувствовал и не мог пропустить мимо себя отчаянное состояние и робкое поведение неподалеку стоящей женщины.

— Минуту, извините, — сказал он окружающим и, повернувшись в сторону смотревшей на него женщины, обратился к ней:

— Подойдите ко мне поближе, Вас что-то беспокоит… Я знаю, что Вас тревожит. Но Вы расскажите мне сами то, что хотели сказать.

Из глаз женщины брызнули слезы, наплывая на толстые стекла плотно сидящих очков. Автандил Ломсадзе отвел ее в сторону, наклонился и внимательно выслушал Людмилу Ивановна — так она представилась.

— Я не могу без ужаса перейти улицу, панически боюсь машин и, вообще, любого транспорта, — говорила, волнуясь, Людмила Ивановна. — Вы знаете, я боюсь любого замкнутого пространства, короткое пребывание в лифте для меня просто кошмар, а о том, чтобы спуститься в метро, и говорить нечего. Я обращалась к врачам, но они ничем не могут мне помочь…

Голос Людмилы Ивановны стал совсем тихий. Слова едва долетали до высокого Ломсадзе. Употребив общепринятое, традиционное выражение «вы знаете», женщина, естественно, не подозревала, что Автандил Алексеевич на самом деле уже все знал. Знал, что страдает она этим недугом довольно давно, что больше всего тревожится о своей больной матери, за которой, кроме нее, ухаживать некому, о своей дочери, которую еще надо растить, а это значит, что работать ей просто необходимо.

— Не беспокойтесь, не переживайте, — сказал Ломсадзе, — я Вам обязательно помогу. На выступлении моя ассистентка продиктовала номер телефона. Вы записали?

— Да…

— Звоните. Очень скоро мы увидимся.

Не ожидавшая такого внимания женщина растерялась и так и осталась стоять некоторое время на месте, постепенно чувствуя, как наступает комфортное состояние, уходит куда-то страх перед улицей и транспортом. А Ломсадзе пошел, сопровождаемый зрителями к уже замерзшей на холодном осеннем ветру Ларисе. Она стояла у машины и терпеливо ожидала его.

На следующий день ленинградское телевидение продолжило съемки уже там, где остановился Ломсадзе, то есть дома у Ларисы. Сам он не возражал, реагировал на этот факт, как всегда, спокойно. Комната наполнилась проводами, аппаратурой, которая выглядела не такой легкой и удобной, как сейчас. С балкона вниз, с пятого этажа, тянулся кабель к стоящему внизу автобусу телевидения. Дотошные журналисты, ведущие передачи, стали расспрашивать телепата о тонкостях процесса восприятия мысли, о его обучении в Индии и о многом другом, что было интересно бы зрителям. Он отвечал настолько непринужденно и убедительно, что самые заядлые скептики были обезоружены. Вскоре передача с интервью и фрагментами выступления Ломсадзе была показана по телевидению. В Москве она, по словам одного из журналистов, произвела эффект взорвавшейся бомбы. Это была сенсация.

Крупные концертные залы Ленинграда наперебой предлагали Автандилу Ломсадзе выступить на их сцене. Оперная студия консерватории, пожалуй, самый большой зал, в котором Автандил Ломсадзе проводил свои опыты. В необъятной глубине зала, погруженного в темноту, с дальних рядов балкона он воспринимал мысли у тех зрителей, которых даже не видел, будучи ослепленным ярким светом прожекторов.

После выступления во Дворце культуры им. Дзержинского к нему подошли две девушки, умоляя о помощи. Лариса стояла рядом с Ломсадзе, всем сердцем воспринимая чужую боль.

— Отец в коме… Прошло уже девять дней… — прерывающимся голосом говорила одна из них. — Операция вроде бы прошла успешно, но врачи ничего не обещают, говорят: «Ждите…» Помогите, Автандил Алексеевич, приведите его в сознание…

Ломсадзе внимательно посмотрел на говорившую. В эту минуту он видел через нее облик ее отца… Прикоснувшись успокоительным жестом к плечу девушки, он сказал.

— Возвращайтесь к папе, он сегодня же придет в себя, не волнуйтесь. Он поправится.

— Я не сомневалась, что Вы поможете! — воскликнула девушка и, не решившись дотронуться до Ломсадзе, в порыве радости обняла свою подругу.

Лариса, которая уже видела столько необыкновенного в действиях Ломсадзе, тоже абсолютно не сомневалась, что это так и будет.

Когда на следующее утро девушка пришла в больницу, врачи сообщили ей радостную весть: вчера вечером ее отец пришел в сознание. Лариса узнала об этом на следующий день после очередного выступления Ломсадзе, когда девушка пришла поблагодарить Автандила Алексеевича.

В то самое время, когда Автандил Ломсадзе начал выступать в Ленинграде, в квартиру Ларисы потянулся поток людей; большинство из них, действительно, с тем или иным недомоганием, другие из любопытства, третьи — поговорить о йоге. Очередь заполняла лестничные марши вплоть до пятого этажа старинного дома. Лариса даже боялась, как бы не рухнули лестничные марши. Как-то к Ломсадзе пришла девушка, как потом Лариса узнала, работавшая в издательстве «Аврора». Лариса обратила внимание на ее бледное, с некоторой желтизной лицо. Ломсадзе провел сеанс. А на следующий день она пришла и доверительно сообщила Ларисе:

— Вчера, едва я добежала до дома, мне так стало плохо, что даже вырвало, и я увидела какой-то зеленоватый плотный сгусток. Вы не знаете, что бы это могло быть?

Лариса отрицательно покачала головой.

— Я, конечно, испугалась, ведь ничего подобного со мной никогда не было, — продолжала девушка. — Правда, я последнее время очень плохо себя чувствовала, ходила на работу и ощущала страшную слабость, даже пот холодный выступал…

— А как Вы сейчас себя чувствуете? — спросила Лариса. — Выглядите Вы хорошо, гораздо лучше, чем вчера.

— В том-то и дело, — каким-то заговорческим тоном сказала она, — что уже вчера, после этого неприятного случая я почувствовала какое-то облегчение. Посмотрев в зеркало, увидела, что порозовели щеки, появилась легкость во всем теле. Такое ощущение, что болезнь меня полностью оставила. Как Вы думаете, это надо сказать Автандилу Алексеевичу?

— Непременно скажите, — посоветовала Лариса.

Девушка пришла к Ломсадзе еще два раза и ушла счастливая, сказав на прощание Ларисе:

— Я не могу понять, кто этот человек! Но он меня от чего-то вылечил.

От чего вылечил, не знала и Лариса — Автандил Алексеевич диагнозы никогда не говорил. Лишь через несколько лет ей довелось увидеть подобный случай, но уже в стационаре Ломсадзе, и только тогда она поняла, что зеленоватый сгусток, который выплюнула девушка, был не что иное, как отторженная перерожденная ткань.

4

В обычном ленинградском научно-исследовательском институте в небольшом холле, недалеко от двери в столовую, сидела молодая