Свободная любовь. Очарование греха - Якоб Вассерман

Рената каталась по Пратеру с молодым блондином, известным венским миллионером.

— У вас невероятно прекрасные глаза, — сказал молодой человек.

Рената устало взглянула на него.

— Холодает, — сказала она.

— Однако солнце светит, и сегодня прекрасная погода.

— Это не настоящее солнце.

— Тогда я велю поднять верх.

Рената качнула головой, и молодой человек приказал остановиться. Пока кучер возился с верхом, Рената рассматривала людей, проходивших по длинной прямой аллее. Няньки толкали впереди себя коляски, пробежала группа школьников, а за ними показался молодой человек с мечтательным видом. Когда он подошел ближе, Рената узнала Анзельма Вандерера. Он остановился как вкопанный, и папироска, которую он курил, выпала из его пальцев. Рената овладела собой и вышла из коляски, сказав спутнику, чтобы тот ехал без нее.

— Как же так? — спросил ошеломленный блондин.

— Я прошу вас об этом, — нервно прошептала Рената.

— Но…

— Мы встретимся сегодня вечером. Не сомневайтесь. Прощайте.

Блондин был крайне озадачен. Он покачал головой и, сердито ворча, уехал.

Пока Рената шла навстречу Вандереру, ей казалось, что она идет по грязи, в которой вот-вот увязнет. Наконец она стояла перед ним и молчала. Все слова как будто замерзли у нее в груди.

— Я не знал, что вы здесь, в Вене, — вымолвил наконец он.

— Я здесь уже больше двух месяцев, — едва слышным голосом сказала она и только теперь решилась поднять глаза на Вандерера, который стоял перед ней бледный и подавленный.

— Хотите немножко проводить меня? — все так же тихо спросила Рената. Вандерер слегка поклонился и пошел рядом с нею. Они прошли почти всю аллею, не говоря ни слова, и это молчание было так мучительно, что Рената несколько раз останавливалась и прижимала руку к груди, как будто ей трудно было дышать.

Наконец они сели между двумя кленами, лицом к закату.

— Какая неожиданная встреча, — сказала Рената, вздохнув свободнее.

— Неожиданная только для вас.

— Почему только для меня? — Яркая краска залила при этих словах лицо Ренаты.

Вандерер не ответил. Он внимательно смотрел на ее руки, которые казались еще бледнее и бессильнее, чем прежде.

— Как вы сюда попали? — мягко спросила Рената.

— Я здесь работаю.

— Вот как, работаете! Где же?

— На химической фабрике.

— И вам хорошо живется?

— Сносно. Труд опять вернул мне веру в себя, а это самое главное.

— Труд вернул веру в себя, — как эхо повторила Рената.

— Вы очень элегантны, — сказал Анзельм, искоса рассматривая ее туалет.

Она вздрогнула и испуганно взглянула на него.

— Я живу здесь у родных, — вдруг хрипло сказала она таким тоном, как будто собиралась рассказать длинную историю.

— Я не знал, что у вас в Вене есть родные.

— Да, есть. Одна кузина моей матери.

— А кто этот господин, с которым вы ехали?

— Это мой друг.

Из страха запнуться она произносила свои ответы неестественно быстро.

— И вы долго пробудете здесь? — холодно, с неподвижным лицом продолжал спрашивать Вандерер.

— Да. Впрочем, не знаю… как придется. Невыразимое отчаяние поднялось в ее груди, и она нервно сжала руки.

— Известно ли вам, что Петер Грауман тоже здесь? — спросил Вандерер и пристально посмотрел ей в лицо.

— Грауман здесь? Я этого не знала.

И вдруг, почувствовав, что не может более лгать, она в страстном отчаянии воскликнула:

— Если вы все знаете, то не мучайте меня!

Она закрыла лицо руками и зарыдала. Лицо Ванде-рера побледнело.

— Я не хотел вас мучить, — смущенно пробормотал он.

Рената плакала долго. Потом встала совершенно спокойная, даже слишком спокойная, как показалось Вандереру, и они пошли назад по аллее, уже окутанной мраком. Они опять молчали. Только в конце аллеи Вандерер остановился и сказал:

— Но как же это могло случиться?

Она решительно покачала головой, губы ее задрожали; она подала ему руку и прошептала:

— Не спрашивайте… Оставьте меня.

6

Вернувшись домой, Рената быстро прошла анфиладу комнат, пока не нашла Евгению Гадамар, занимавшуюся каким-то рукоделием.

— Почему нигде нет света? — спросила она, с содроганием вглядываясь в окружающий мрак. Потом продолжила, садясь в кресло: — Скажите, Евгения, вы знаете, где живет фрау Дарья Блум?

— Да, улица Флориани, 26. Хотя прошло уже несколько недель с тех пор, как она встретилась со мной и сказала этот адрес.

— Она тогда спрашивала обо мне?

— О да! У вас сегодня нет представления? Ах нет, ведь сегодня понедельник.

— Хорошо, что сегодня понедельник, — прошептала Рената и дотронулась ногой до спины Ангелуса, который едва заметно помахал хвостом, не двигаясь с места. Он как будто бы спал, однако ничто не ускользало от его внимательного наблюдения.

— У нас кто-нибудь был? — спросила Рената.

— Нет. Господин Грауман ушел в четыре часа и сказал, что вернется к ужину.

Ренате стало еще больше не по себе от беззвучного, печального и монотонного голоса Евгении. Вскоре послышались шаги, вошел Петер Грауман и с ним трое мужчин. Один из них, маленький, благодушный, весь серый, как мышь, подошел к Ренате, двое других остановились в отдалении.

— Европа полна славы Ренэ Лузиньян, — сказал серый господин, протягивая ей свою обтянутую желтой перчаткой руку и благодушно улыбаясь.

— Позволь тебе представить, Ренэ, — сказал Грау-ман, подводя к ней двух других субъектов: — Барон Галлус, секретарь посольства, господин фон Ульмин-ген, владелец знаменитого конного завода.

Несколько минут спустя пришел блондин, с которым Рената каталась, и состроил сначала оскорбленное лицо. Но когда Рената отвела его в сторону и попросила никому не рассказывать о встрече во время катания, он принял таинственный вид и был очень доволен своей новой ролью доверенного лица.

— Почему ты не переоделась? — тихо спросил Гра-уман Ренату.

Она пожала плечами и отвернулась от него. Грау-ман встревожился, почуяв сопротивление.

— Есть только одно искусство, и его арена — варьете, — говорил серый господин, пророчески глядя на ногти своей руки, которую он держал перед собой.

— Что с тобой, Ренэ, ты больна? — сквозь зубы спросил Грауман, проходя мимо нее. — Здорова? Тем лучше. — И, подойдя к ней совсем близко, он прибавил: — Князь здесь. Он находит, что наши представления для него неудобны. Он вчера присутствовал на представлении, и его католическая совесть была так болезненно задета, что дома его пришлось отпаивать микстурой. Но он желает познакомиться с тобой, Ренэ.