Гонки со смертью - Мэг Гардинер

— Пап, мама говорит, ты уже знаешь про ребенка.

Он смерил меня долгим пристальным взглядом и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но я остановила его.

— Событие неожиданное, но очень радостное. Бесценный Божий дар. — Я проглотила сухой ком в горле. — Если я подвела тебя, то прости.

Он заметно смягчился и притянул меня к себе.

— Котенок, ты меня не подводила. Просто твое счастье и здоровье очень многое для меня значат.

— Но ты-то меня пойми! Пожалуйста!

И опять слезы. Если так пойдет дело, мне грозит обезвоживание. К счастью, на кладбище подобные выплески эмоций никого не приводят в изумление. Отец прижимал меня к себе, пытаясь успокоить.

— Ш-ш… — шептал он мне на ушко, раскачивая взад и вперед, словно баюкая. — Все будет хорошо. Ты переживешь это.

Я вытерла глаза.

— Честное слово! А потом мы устроим самую чумовую свадьбу на свете, и после нее малыш вряд ли продержится в твоем пузике девять месяцев.

— Что?

Он продолжал прижимать меня к себе.

— Если ты хочешь настоящую большую свадьбу, то…

Я удивленно посмотрела на него:

— Что все это значит?

— Ничего. Просто звучит очень заманчиво. — Он отпустил меня и пошел к машине. — Надо увести тебя с солнца. А где Джесси? — обернулся он. — Я думал, он будет здесь.

— Я тоже так думала.

— А он разве не… — Они с матерью переглянулись. — Он вообще не приехал?

Интонации в его голосе насторожили меня. Он смотрел куда-то вперед. Мать тоже разглядывала горы вдалеке.

Я замедлила шаг.

— Послушайте, что происходит?

— Он сказал, что собирается приехать сюда к тебе. При сложившихся обстоятельствах другого я от него и не ожидал.

Я остановилась, преодолевая дурноту.

— Не могу дозвониться до него. По-моему, что-то произошло. Вы знаете? Скажите мне что!

Они переглянулись.

— Папа!

Такое ощущение, будто в лицо запустили пирогом. Пирогом с металлической начинкой. «У меня здесь есть кое-какие дела». Вот они, его слова!

— Ты что, ездил к нему поговорить?

Отцу даже не надо было отвечать — все отразилось у него на лице. Да и у матери тоже.

— О Боже! И что ты ему наговорил?

Взгляд его стал настороженным.

— Мы просто размышляли о твоем будущем.

— Что значит «просто»? «Просто» о нашем будущем?!

И только произнеся «о нашем», я поняла, что он имел в виду совсем другое, и тут же представила себе, каким ужасным был, по-видимому, этот разговор с Джесси.

— Не о нашем, а о моем! — растерянно произнесла я. — А вместе с Джесси у нас будущего, по-твоему, нет?

Мать выступила вперед:

— Фил, скажи ей!

После недолгого колебания он с трудом выговорил:

— Да, мы говорили о твоей беременности.

— Скажи еще, что застрелил его! — выпалила я. — Мне надо сесть.

Я подошла к его взятой напрокат машине, открыла заднюю дверцу и плюхнулась на сиденье.

— Что ты ему сказал?

— Мы говорили о… — Отец нахмурился, и мне показалось, что он сомневается в собственном решении. — Мы говорили о том, стоит ли тебе вынашивать этого ребенка.

Несмотря на жару, я вмиг похолодела.

— О чем вы говорили?!

Холод пронизал меня насквозь, проник под кожу.

— Ты считаешь, что я не должна рожать ребенка?

Родители смотрели на меня в упор. Пальцы мои онемели.

— Вы хотите, чтобы я прервала беременность?

Отец наклонился ко мне:

— Детка, я понимаю, что одна только мысль об этом кажется тебе безумной, но…

— Да как вы смели?!

Мать тоже склонилась над дверцей:

— Эв, ты только успокойся и послушай!

Я отшатнулась от нее:

— И ты согласна с ним? У вас одно мнение?

Через противоположную дверцу я вылезла с другой стороны и смотрела на них поверх машины.

— То есть ты пошел к Джесси и сказал ему, что я должна избавиться от его ребенка? И ты думал, он это спокойно переживет?! Черт возьми, да как же ты мог?!

— Он понимает, как опасна эта беременность, — с горечью проговорил отец.

— Опасна?

— Котенок, ты же видела видеопленку Даны. Слышала, что говорил ее муж. И ты прекрасно знаешь, что именно поэтому Койот убил ее и уничтожил тот госпиталь. — Он смотрел на меня все с той же горечью. — Джесси понял. Вот почему я спросил тебя, где он. Я думал, что он уже поговорил с тобой об этом.

Мне казалось, какой-то свистящий звук режет мою голову напополам.

— То есть ты считаешь, что он спокойно это переживет?

У матери теперь тоже был совершенно несчастный вид.

— Детка, только не думай о нем плохо. Для него наш разговор был просто ужасным.

Свистящий шум в голове становился громче. Я побрела прочь от машины, через стоянку. Шла под палящим солнцем и задыхалась. Я ничего не видела перед собой, кроме гор, цепью выстроившихся на горизонте. Далеко-далеко за этими горами со мною разговаривал при лунном свете Джесси. Уверял, что моя жизнь никогда не станет компромиссом. Обещал мне. Сказал, что будет за меня бороться.

Я остановилась и обернулась:

— Вы лжете!

Мать болезненно поморщилась. Я побрела обратно к родителям.

— Все было не так, как ты сказал. Джесси спорил с тобой, сопротивлялся. Ведь правда?

Отец пытался уйти от ответа, но его выдали глаза.

— Да он вообще об этом не хотел даже думать. Я это точно знаю.

Мать смотрела на отца, а тот на меня.

— И чем же ты его пронял? Ложью? Чувством вины?

От этих слов у него задергался глаз. Я подошла ближе.

— И как же ты все это сформулировал? Как изложил? Внушил ему, что я зачала этого ребенка из жалости? Что теперь он взвалит на меня не только ребенка, но и… — Я боялась, что начну плеваться или кричать, поэтому стиснула зубы. — Нет, ты этого не сделал! Скажи, что не унизил его!

Сжав кулаки, я подошла к нему вплотную, готовая ударить, и, по-моему, ничто не могло меня остановить.

Голос отца звучал уверенно.

— Это вопрос жизни и смерти. Пойми, я просто не мог оставаться в стороне. Для меня нет ничего важнее в жизни, чем ты. Ничего, даже Джесси, как бы ты там его ни любила.

— Что ты ему сказал?

Отец не ответил.

— Нет, говори! — Я смотрела ему прямо в глаза. — Он не приехал сюда, потому что ты ему что-то сказал. Ответь мне что!

Прежняя упрямая решимость медленно, болезненно угасала в его глазах.

— Я попросил его заглянуть к себе в душу и дать предельно честный ответ. Я спросил его, как сильно он тебя любит.

— И что он тебе сказал?

Он снова, уже в последний раз, пришел в замешательство — смотрел куда-то вдаль, словно переоценивая свое отношение не только к Джесси, но и к самому себе.

— Сказал, что любит тебя больше жизни. — Наши взгляды встретились. — А я сказал ему, что это единственно верный ответ.

Озноб прошиб меня до самых костей. Я хорошо знала Джесси. Он не стал бы выбирать между смертью моей или ребенка. Он выбрал бы что-то иное. В голове вспышкой мелькнул отрывок из сна, где Джесси бежит ко мне через прибрежную волну, и та уносит его. В тот момент я всей своей душой ненавидела Фила Делани.

До меня словно издалека донесся чей-то голос. К нам шел Томми с прижатым к уху мобильником. Рядом с ним шагал капитан Маккрекен. Лицо его раскраснелось от возбуждения.

— Есть новость. Полиции Лос-Анджелеса удалось снять отпечатки с рубашки твоего друга, — сообщил Томми.

— О-о, это хорошо!

— Да. Теперь у нас есть ниточка. Пошли. Ты нужна нам в отделении.

Во дворе дома было шумно. Звяканье, бряканье, металлический скрежет и скрип — все это издавали громоздкие конструкции, сооруженные из всевозможного лома. Своеобразный сад скульптур.

Через окошко на кухне Койот увидел суетящуюся женщину, торопливо заталкивающую в походную сумку одежду, пузырек с витаминами, какие-то аптечные склянки и унций пять сушеной травки, напоминающей марихуану. Она совсем не походила на женщину, собирающуюся на работу после похорон, а, судя по всему, намеревалась потихоньку улизнуть из города.

Койот постучал в окошко. Скорее даже — поскреб по стеклу. Женщина обернулась и от неожиданности подпрыгнула на месте.

Он помахал ей.

С прижатой к груди рукой она подошла и отперла дверь.

— Господи, как ты напугал меня! Что ты там делаешь, на заднем дворе?

— Любуюсь твоим садом скульптур. Как ты его называешь? Джанк-ар?

Антония Шепард-Кантуэлл жестом пригласила его войти.

— Бриколаж. Искусство, где материалом служит все, что попадется под руку. Странно, Робин, ты вроде бы должен знать этот термин.

«Развешанный хлам» — вот какой термин пришел ему в голову. Фольга и жестянки на облезлых деревьях, казалось, соревновались в убожестве с кричащими серьгами в ее ушах. Хорошо хоть соседи не возражают против этой помойки. Да и кому возражать — соседей-то нет. Дом стоял на отшибе в десяти милях от города.