Сахарские новеллы - Сань-мао

class="p1">Твой тайный недруг плачет из-за тебя. С самого начала я только и делала, что оборонялась. У меня и в мыслях не было на нее нападать. Отчего же она плачет?

Хосе с сестренкой подбежали к свекрови и принялись разнимать сомкнутые вокруг меня руки. «Мама, ну хватит уже, машина ждет! Отпусти ее».

Только теперь я освободилась из объятий свекрови.

Я подняла повыше голову и выпрямила спину. На сей раз сглатывать горячую соленую жидкость мне не пришлось.

По-осеннему погожий день вдруг пролился по-весеннему теплым дождем, увлажнившим мое лицо.

Что там говорит дальше достопочтенный господин Бо? (Он ведь еще не все сказал.) Итак, Сань-мао покидает дом свекрови, и молвит свекровь:

И запах из далей

‎до старой дороги достиг,

И зелень – под солнцем

‎приникла к развалинам стен…

Опять провожаем

‎мы знатного юношу в путь.

Травы этой буйством

‎печаль расставанья полна[50].

Свершилось: я поразила насмерть своего тайного врага.

Под нетерпеливое гуденье клаксона на свет явилась Венера – моя дорогая свекровь.

Похитители душ

Есть у меня фотоаппарат – не такой уж и плохой по сравнению с «мыльницами», которые нынче в большом почете.

В Мадриде я пользовалась им редко – слишком уж он привлекал к себе внимание.

Да и в пустыне я старалась особо не выделяться. К тому же здесь до того малолюдно, что захочешь кого-нибудь встретить, встанешь посреди пустыни, прикрывая глаза от солнца, разглядишь в крошечной черной точке на горизонте человеческий силуэт и уже этому будешь несказанно рад.

После переезда сюда одним из самых заветных моих желаний было запечатлеть на фотопленке жизнь кочевников в отдаленных уголках пустыни.

Думаю, страсть к этой чуждой культуре выросла из непреодолимой несхожести между нами, в которой я находила и прелесть, и вдохновение.

Большая часть моих экспедиций в пустыню пришлась, пожалуй, на добрачное время. Впервые попав на эту полную тайн бескрайнюю землю, я хваталась за любую возможность узнать ее с новой стороны. Самым бесценным для меня было видеть, что даже среди бесконечных песков, где не найти ни травинки, люди все равно умеют радоваться жизни, умеют любить и ненавидеть.

Занятия фотографией стали неотъемлемой частью моей жизни в пустыне. Ограниченность в средствах удерживала меня от каких бы то ни было излишеств во время моих экспедиций. Хватало лишь на еду и на воду, даже взять напрокат машину было мне не по карману. Лишних денег на такое роскошество, как фотография, тоже особо не водилось, хоть это вложение и казалось мне таким важным и оправданным.

Весь мой фотоинвентарь можно было по пальцам пересчитать: камера, штатив, телеобъектив, широкоугольный объектив да несколько оптических фильтров. Я купила немного фотопленки с высокой чувствительностью – остальная пленка была самая обыкновенная, цветная и черно-белая. Вспышка мне была особо не нужна, и я ее с собой не брала.

До переезда в пустыню мне изредка удавалось на несколько сотен снимков сделать пару стоящих. Готовясь к поездке, я несколько раз проштудировала купленные в Мадриде пособия по фотосъемке. Но знаний, почерпнутых из книжек, было, конечно, мало. Охваченная наивным энтузиазмом, я отправилась в Северную Африку.

Впервые выехав в настоящую пустыню, я не выпускала из рук фотоаппарат. Все увиденное вызывало у меня восторг, и все хотелось немедленно увековечить.

Волшебный морок миражей, женственные изгибы ровных, бархатистых дюн, свирепый дождь из песка, пылающая жаром земля… Кактусы, простирающие руки к небу в безмолвной молитве, высохшая миллионы лет назад река, черная холмистая гряда, синее, будто скованное льдом, бескрайнее небо, беспорядочные россыпи камней… Каждая картина завораживала до умопомрачения, ни от одной невозможно было отвести глаз.

На этой земле, перевернувшей мою душу, в этих головокружительных путешествиях я напрочь забывала о собственных горестях.

Как порой негодовала я на собственную никчемность! Если б в свое время я прилежно занялась фотографией, я научилась бы смотреть на вещи сквозь призму своих переживаний, сплавляя их в единое целое; я могла бы увековечить бесценные воспоминания об этом отрезке моей жизни.

И хотя у меня и не было лишних денег на фотографию, а лютый песчаный ветер грозил изувечить мой фотоаппарат, я, как могла, упражнялась в документальной хронике.

Что же до жителей этой огромной пустыни, все в них вызывало во мне невыразимую нежность: походка, манера есть, цвет и фасоны одежд, жесты, язык, свадебные обычаи, религиозные верования. Еще больше мне нравилось наблюдать за ними вблизи, утоляя мое неуемное и безграничное любопытство.

Запечатлеть на фото самую большую в мире пустыню, придерживаясь моих высоких стандартов, одному человеку было бы не под силу – я убедилась в этом после множества экспедиций. Приходилось сосредоточиваться на малом, чтобы не погрязнуть в бесплодных попытках объять необъятное.

– Давай лучше фотографировать людей, – предложила я Хосе. – Мне нравятся люди.

Когда я путешествовала по пустыне с развозчиками воды, Хосе меня не сопровождал. Меня познакомили с надежным человеком по имени Башир и его помощником; с ними я и отправлялась в путь. От Атлантического побережья мы добирались до границы Алжира, затем поворачивали обратно. За одну поездку мы проделывали больше двух тысяч километров.

Грузовики Башира, груженные несколькими десятками баков с водой, в назначенное время подъезжали к шатровым стоянкам кочевников и продавали им воду.

Преодолевать тысячи километров на разваливающемся грузовичке, без крыши и ветрового стекла, было физически страшно тяжело. Но раз уж Хосе позволял мне уезжать, я считала своим долгом оправдывать его доверие. Поэтому в моих поездках почти не случалось ничего непредвиденного, и я всегда через несколько дней благополучно возвращалась в поселок.

В первую поездку по пустыне я отправилась с пустыми руками, взяв лишь рюкзак и палатку. У меня не было с собой ничего, что могло бы пригодиться кочевникам, и завоевать их расположение мне не удалось.

Во второй раз я уже знала о важности знахарского ремесла и привезла с собой коробку медикаментов.

Я знала, что даже на краю земли женщины мечтают о красоте, а дети – о еде, и заранее накупила красивых стеклянных бус и дешевых колечек. Еще я купила кучу блестящих ключиков, прочной рыболовной лески, сахару, сухого молока и конфет.

Когда я приезжала с этим добром в пустыню, меня охватывал стыд, ведь материальными дарами я платила за дружбу. Но я понимала, что мною движет не корысть, а искреннее желание сблизиться с жителями пустыни, чтобы они позволили мне лучше их узнать. Я хотела расположить их