Чародейка на всю голову - Надежда Николаевна Мамаева

тонким слоем намазали.

– Тогда мед, крепкое вино и шелковые нитки, еще чистой ткани и побольше кипяченой воды. Живо! – бросила я через плечо, не задумываясь, что приказываю капитану судна.

Мне было плевать. Я промывала рану тряпицей, смачивая ту из фляжки с питьевой водой. Тусклый магический светляк, отвечавший за освещение, то и дело начинал моргать. И я взмолилась, чтобы сейчас он и вовсе не погас. Повторять подвиг операции при свечах не хотелось. Да, в моей практике случалось и такое. Когда я с бывшим, тогда еще гражданским, мужем и другими ребятами сплавлялась на байдарках, у одного из участников случился приступ острого аппендицита. Мы донесли бедолагу до фельдшерского пункта в деревне. До ближайшей больницы – триста километров. А у парня – счет на минуты – того и гляди рванет перитонит. Я решилась оперировать. Фельдшер – ассистировал… И именно в это время сельский электрик решил вырубить свет на столбе – полез там что-то менять…

Тот бедолага выжил и даже сейчас растил сыновей-близнецов. И рассказывал друзьям байку о том, что ему удаляли аппендикс как настоящему аристократу. Правда, не уточнял, что аристократу Царской России.

Вот только тогда я у меня под рукой были и обезболивающие, и антибиотики… И опытный фельдшер в ассистентах.

– Тиги… – Дьяр открыл глаза. Его зрачки были расширены, взгляд – расфокусирован. А на губах отчего-то блуждала улыбка.

– Ты знаешь, что упертый? – спросила я ради того, чтобы просто спросить. Чтобы он не отключался.

– Да, – выдохнул напарник.

– И бесишь меня иногда до зубовного скрежета.

– Угу, – промычал Йоран, соглашаясь.

– И только попробуй умереть, – пригрозила я. – Выучусь на некромантку, самую-самую могучую… И приду за тобой в посмертие, напрочь его испортив!

– Тогда действительно стоит выжить… – как-то хмельно улыбнулся Дьяр.

Раздавшийся от дверей бас заставил отвлечься:

– Вот, принес, как просила. – И Молох споро стал выставлять плошку с густым, уже осевшим медом, моток ниток, бутыль гномьего самогона, чистое полотнище.

Следом за цвергом появился матрос с лоханью, исходящей паром.

Я промыла рану, обмакнула иглу и нитку в самогон и начала шить. Дьяр шипел, лежа с покрытыми глазами, комкал рукой простыню, но терпел.

– Еще немного, – уговаривала я, накладывая швы.

Наконец можно было бинтовать. Мед, конечно, тот еще антисептик, но это лучше, чем ничего.

Сил почти не осталось, но я упрямо присела в изголовье. Бдеть. И не заметила, как сама, скрючившись, уснула.

Очнулась уже утром. Причем в кровати Дьяра, полностью одетая. Оказалось, что цверг перенес меня из моей каюты, где расположился напарник, сюда, к нему.

– Ты хоть и не дочь орочьего вождя, но тоже не пушинка, – прокомментировал он.

А на мой вопрос, как там Йоран, отозвался лаконично:

– Не помер.

Надо ли говорить, что я тут же подорвалась к своему пациенту. Дьяр спал. Дыхание было ровным. Жара – чего я больше всего опасалась – не обнаружила и смогла выдохнуть. Еще не облегченно, но все же.

А чуть попозже заявилась и Хель. Довольная. Но это не помешало ей сварливо проворчать:

– Вот, все люди и нелюди нормальные, а от вас погибели не дождешься. – И бухнула на стол свернутый новостной листок.

Заголовок был кратким, но впечатляющим: «Пропали без вести». И далее журналист сообщал, что пять из шести дирижаблей, попавших в сегодняшний ночной шторм, исчезли без вести. Маги подозревают в крушении судов северных демонов ветра, путь миграции которых на этот раз сильно отклонился от привычного курса.

«Только «Инферно» удалось уцелеть» – гласила последняя строка статьи.

Я отложила лист, осознавая только что прочитанное. А Смерть уже вовсю развела бурную деятельность: проверила Дьяра, хмыкнула, что этот паразит непростительно живучий, заглянула под полотенце, лежавшее на столе, в поисках вкусненького, высунула нос в оконце, подмела балахоном пол, пока описывала круг по каюте, и наконец не выдержала:

– Мы заниматься-то сегодня с тобой будем?

Хотелось рявкнуть «нет», но я понимала, что Дьяру я помочь уже могу мало чем, разве что перевязать, покормить… Но если буду рядом с ним неотлучно, то изведу себя, накручивая. Вон уже и правое запястье от нервного напряжения чесаться начало, так что сил нет, как хочется его расцарапать.

– Будем. – Я решительно смяла новостной листок.

Смерть одобрительно кивнула и как бы невзначай заметила:

– Все же хорошо, что ты белобрысая. Седины от всплеска некромантского дара почти невидно. Если что, скажешь: выгорела под солнцем.

Не сказать, что эта новость меня порадовала. Но все в жизни имеет свою цену. И седая шевелюра, в сущности, ерундовая плата за спасение Йорана.

И дни вновь потекли один за другим. До прибытия в Эйсу осталось совсем немного. Дьяр уверенно шел на поправку. Магические потоки усиливали регенерацию, но, увы, на мгновенное исцеление рассчитывать не приходилось. Я ежедневно меняла ему повязки, следила за самочувствием, кормила с ложечки. Напарник приходил в себя лишь ненадолго. Потом вновь засыпал – так его организм быстрее восстанавливался под действием собственной магии.

А Вика Туманова под муштрой Хель превращалась в крауфиню Тигиан Уикроу. И вот что интересно: чем больше я упражнялась в танцах, реверансах, светском этикете, тем легче все запоминала. Точнее, тело вспоминало навыки, которые ранее в него вдалбливались. А вот касательно образа мыслей, менталитета… Тут об стенку головой Хель однажды постучалась так выразительно, что снизу, из трюма, опасливо уточнили: «Кто там?»

– Ты должна быть мнительной девой с тонкой душевной организацией, – увещевала Смерть. – И смотреть глазами влюбленной, мечтающей закинуть своего мужчину на шелковые покрывала кровати, а не на операционный стол. А ты!.. И перестань руку чесать!

Восклицание Хель заставило меня отдернуть левую ладонь от злополучного правого запястья. Оно зудело у меня уже который день. Причем ладно бы там были волдыри от нервной крапивницы. Нет. Всего лишь синяк немного странной формы.

Глядя на кипящую преподавательским гневом Смерть, я лишь вздохнула. Быстрее бы пришел лесник и сорвал к черту эти натовские учения. В смысле, поскорее бы мы прибыли в Эйсу и мытарства с этикетами закончились.

И вот спустя еще несколько дней наш дирижабль причалил к столичному пирсу. Дьяр к тому времени почти пришел в себя. Во всяком случае, он мог даже стоять на ногах. Хотя предпочитал лежать и спать. Желательно – круглые сутки. Но, увы, столь грандиозных подарков судьба ему не припасла.

«Инферно» покачивалось в воздухе, швартуясь. Его ждала целая толпа репортеров. На капитанском мостике гордо стол Рихейнэль… А мы в это время сидели в каюте, считая часы до наступления ночи. Сходить с трапа в жаждущую сенсаций толпу было бы