Дом, где исполняются мечты - Татьяна Алюшина

Игнат стоял, закрыв глаза, прижимая к себе Ингу, тихонько покачивался вместе с нею, вдыхал запах ее волос, умиротворяясь душой измученной, легко поцеловывал в макушку и первый раз в своей жизни чувствовал себя дома. Так странно, удивительно и тепло.

Он чисто по-мужски возрадовался тому, что не прошли через ее жизнь встречи-романы, увлечения, и даже тому, что она, «чистый лист», протащила его через чистилище сомнений, мучений, вопросов.

— Это еще не все! — глухо ему в грудь сказала Инга, глубоко вдохнула-выдохнула, так, что сделалось горячо в том месте на груди, где она прижималась лицом, и призналась обиженно, по-детски: — У меня с тобой был первый в жизни оргазм. Два оргазма первые в жизни. Я и не знала, что это так!

Чистая мужская победа! Кубок кубков! Звезда и звание героя!

А что еще может чувствовать нормальный мужик от такого признания?!

У него аж дух захватило! Не описать, не передать! Впрочем, мужики поймут!

Он положил ладонь ей на щеку, откинул немного назад ее голову, заглянул в глаза и предупредил:

— Нам придется это как можно скорее закрепить, утвердить и повторить.

— Только не здесь, — шепотом ответила Инга.

— Нет, не здесь. У меня номер в гостинице. Сойдет? — улыбнулся обещающе Стрельцов.

— Фенечка, дети, Степан Иванович, фильм «Красотка»… — перечислила возможные препятствия она.

— Благополучно обойдутся без нас, — постановил Стрельцов и заторопил: — Все, поехали быстро! А то я за себя не отвечаю, передумаю и начну здесь и сейчас!

До того как они зашли в гостиничный лифт, Инга четко помнила про бабушку, Федьку с Машей, Степана Ивановича, красавицу Марину, борясь с внутренним дискомфортом, норовящим провести аналогию с кинематографическим шедевром, ибо шариться по гостиничным номерам в поисках «большой и чистой любви» Инге Валерьевне не доводилось.

Двери лифта еще не закрылись, когда Игнат притянул ее к себе и поцеловал….

Далее последовал разрыв в сознании госпожи Исла, отдавшейся поцелую, как в сладкую погибель, смутно припоминающей, что надо бы как-то еще двигаться и куда-то идти.

Но у нее имелся свой, индивидуальный, герой, который определенно знал и куда идти, и как двигаться, и что дальше делать. Хорошо знал, заметим!

На сей раз Стрельцов запасся средствами контрацепции. Ну а то!

Какой же мужик, едущий к женщине для выяснения непоняток, пусть даже гневаясь на нее и подозревая, что вряд ли все поправимо, не будет иметь тайный план с большой надеждой?

Да никакой! Повороты судьбы стремительны, и возможны варианты.

Он целовал ее, думая, что никогда не напьется этим поцелуем. Инга зажглась в ответ сразу же, мгновенно, что-то пыталась говорить, удивленная, потрясенная, пока Игнат ее раздевал.

— Это ужас какой-то! — сияя глазами, торопясь, признавалась она. — Я понятия не имела, что я такая!!

— Поверь мне! — стаскивал спешно с нее одежду Игнат. — Ты такая! Ты еще круче, чем такая, я тебе сейчас докажу!

И доказал! Попробовал было «прелюдию», но выяснилось, что все прелюдии они уже прошли в полной мере, пока добирались до гостиницы, еле сдерживая себя, и целовались, шагая от лифта до номера. И так рвались друг к другу, соединиться!

Наконец соединились, словно в жизнь вернулись! И она кричала, не сдерживая себя, а он вторил ей, был с ней, в ней, и чувствовал себя мальчишкой, победившим в главном в своей жизни соревновании! В том, после которого изменится все — и призы посыплются, и будет ему счастье-удача!

Они лежали, обнявшись, смотрели друг на друга, и наконец-то — слава тебе господи! — Инга могла дать себе полную свободу дотрагиваться до него, не останавливая рук своих, живущих отдельно, самостоятельной потребностью и поведением.

— Это странно, — улыбнулся умиротворенно Стрельцов, принявшись рассуждать.

— Что? — ответно улыбнулась Инга.

— Что у такой темпераментной и сексуальной женщины за пять лет не было ни одного романа.

— Ну, то, что я темпераментная и сексуальная, открылось только неделю назад. До встречи с тобой я считала секс одним из составляющих моментов жизни, не самым главным и значительным, и откровенно не понимала, почему из-за него столько шума.

— Это, разумеется, страшно тешит мое самолюбие, — поглаживая Ингу по спине, признался Игнат, — но поверь мне, как мужику: это в женщине врожденное, либо есть, либо нет. Научить, конечно, можно, но то уже будут навык и умение, а это со-о-овсем другая песня. Такая искренняя открытость сексуальности — дар божий, редкий притом. И почему он в тебе не проявлялся раньше, непонятно, наверняка же мужики в тебя влюблялись и ухаживали за тобой?

— И ухаживали, и авансы разные делали, и в любви признавались, — подтвердила Инга, — только мне совсем не до этого было. Вот совсем.

— До такой прямо степени? — искренне удивился Игнат.

— Умер папа, мы это очень тяжело переживали, а через полгода я затеяла развод….

В девяностых семья жила более чем скромно. Несмотря на то, что дедушка Павел продолжал работать, при тех же званиях, но это же были разрушительные девяностые! И наука в полном отстойнике, и военные там же, а военная наука еще дальше.

И погорели, как у многих, сбережения, хоть их и было совсем немного. В их семье не принято что-то откладывать, заначивать, копить — живем сейчас! Папа тоже продолжал работать на заводе, ну, про заводы в те годы все всё знают! Хоть ты научный, хоть военный, один фиг — без зарплаты в тот же отстойник, да еще с пометкой «разоружение».

Но мужчины вдвоем что-то придумывали, находили дополнительные заработки. Павел Федорович несколько патентов, от которых презрительно отказалась страна, продал за кордон, какие-то денюжки за них небольшие капали, отец выбивал заказы для завода непрофильные.

Худо-бедно жили, не голодали.

К двухтысячным получше вроде стало: и папа получать прилично начал, да и Инга к тому времени зарабатывала не копейки стыдные.

Пережили смерть деда. Только-только отдышались от горя, да и финансово немного на ноги стали подниматься…

Папа умер.

И оказалась единственной основной кормилицей семьи Инга. Кое-что получала Фенечка за деда, как вдова, кое-что мама за папу, ее актерские не считаются, ибо деньгами называться не могли. Муня как денег не давал, тишком и тайком отсиживаясь за спинами мужиков, так давать не собирался и впредь.

А тут развод, да с выступлениями Муни, который категорически уходить от них не хотел по понятным причинам — десять лет у бога за пазухой в центре Москвы и без каких-либо напрягов и обязанностей! Пирожок в сахарной пудре! А тут в Теплый Стан без выходного пособия!