Вампир Арман - Энн Райс

Я лежал на полу. Он стоял надо мной, раскрыв объятия.

– Вставай, Амадео. Давай, поднимайся, иди ко мне. Возьми ее.

Я плакал. Я всхлипывал. Слезы оказались красными, и рука покрылась пятнами цвета крови.

– Помоги мне, Мастер.

– Я тебе и помогаю. Иди, ищи ее сам.

Неожиданно обретенная сила помогла мне подняться на ноги, словно все человеческие ограничения были сняты, как сдерживавшие меня веревки или цепи. Я набросился на него и оттянул назад воротник, чтобы быстрее отыскать рану.

– Сделай новую рану, Амадео.

Я впился в плоть, прокусил ее, и кровь брызнула на мои губы. Я тут же плотно прижал их к ране.

Теки в меня!

Мои глаза закрылись. Я увидел степи, стелющуюся траву, голубое небо. Мой отец все скакал и скакал вперед, а перед ним – небольшая группа всадников. Был ли я среди них?

– Я молился, чтобы ты сбежал! – выкрикнул он со смехом, – так и получилось. Черт тебя подери, Андрей. Черт подери тебя, твой острый язык и твои волшебные руки. Черт побери, щенок, сквернослов, черт побери! – Он смеялся, смеялся и все скакал, скакал вперед, и трава расступалась перед ним.

– Отец, смотри! – попытался закричать я. Я хотел, чтобы он увидел каменные развалины замка. Но у меня был полный рот крови. Они были правы. Крепость князя Федора была уничтожена, сам он давно погиб. Достигнув первой груды увитых сорняками камней, отцовская лошадь внезапно попятилась.

Я потрясенно осознал, что подо мной – мраморный пол, удивительно теплый. Я лежал, распростертый на нем ниц. Я приподнялся. Скопление розовых узоров было таким густым, таким насыщенным, таким чудесным, как будто вода вдруг превратилась в прекрасный камень и застыла. Я мог бы смотреть в ее глубины целую вечность.

– Вставай, Амадео, еще раз.

О, на этот раз подняться было легко – дотянуться до его руки, а потом и до его плеча. Я вновь разорвал плоть его шеи. Я пил. Кровь омыла меня изнутри, снова, к моему потрясению, открыв красоту моего собственного тела, притом что в сознании моем царила черная пустота. Я увидел тело мальчика, точнее, мое собственное, и в этом теле я вдыхал свет и тепло, словно целиком превратился в один большой, состоящий из множества пор орган зрения, слуха, дыхания. Я дышал миллионом сильных крошечных ртов.

Кровь наполнила меня до такой степени, что я больше не мог ее принимать. Я стоял перед моим господином. В его лице я заметил лишь намек на усталость, лишь отражение слабой боли в обращенном на меня взгляде. И впервые увидел черты его прежнего человеческого облика, едва заметные возрастные морщинки в уголках его ясных глаз.

Складки золотой мантии заблестели, при малейшем его движении ткань переливалась на свету. Он поднял палец и указал на «Шествие волхвов».

– Теперь твоя душа навеки прикована к твоему физическому телу, – сказал он. – И ощущениями вампира, вампирским зрением, осязанием, вкусом и обонянием ты постепенно познаешь весь мир. Не отворачиваясь от него в мрачных глубинах земли, но открывая объятия его бесконечному великолепию, ты в полной мере ощутишь величие творений Господа и его чудес, проникнешься пониманием божественного снисхождения, воплощенного в деяниях людей.

Облаченные в шелка персонажи «Шествия волхвов» словно ожили. Я снова услышал стук подков по мягкой земле и шарканье обуви. Мне опять показалось, что я слышу, как мчатся по горному склону собаки. Я увидел, как поросль цветущего кустарника качается под тяжестью задевающей ее золоченой процессии; я увидел, как с цветов слетают лепестки. Чудесные звери резвились в густом лесу. Гордый Лоренцо, сидя верхом на коне, повернулся и посмотрел на меня. Далеко-далеко за его спиной простирался мир каменистых скал, охотников на гнедых жеребцах и преследующих добычу псов.

– Это ушло навсегда, Мастер, – сказал я, и голос мой прозвучал на удивление звонко.

– Что ушло, дитя мое?

– Русская земля, страна диких степей, мир с темными ужасными кельями в сырой земле.

Я огляделся. От многочисленных горящих свечей поднимался дым. Воск стекал вниз и капал на серебряные подсвечники, на безупречно чистый мерцающий пол. Пол стал неожиданно прозрачным, как море, и казался шелковистым, а по бескрайнему голубому небу над нами плыли нарисованные облака. Казалось, эти облака источают туман, теплый летний туман, порожденный слиянием суши и моря.

Я вновь повернулся к картине и направился прямо к ней, широко распахнув руки, как будто стремился заключить в объятия и белые замки на холмах, и тонкие ухоженные деревья, и величественную пустыню – словом, все то, что как будто заново открылось моему кристально чистому, просветленному взгляду.

– Сколько всего! – прошептал я.

Никаких слов не хватит, чтобы описать густые коричневые и золотые оттенки бород экзотичных волхвов или игру теней на голове белого коня, верблюдов с изогнутыми шеями или яркие краски раздавленных ногами лепестков...

– Я вижу всем своим существом, – вздохнул я. Закрыв глаза, я приник к картине и мысленно воскресил в памяти все ее детали, не упуская ни одной, пусть даже самой незначительной. – Я вижу ее, вижу, – тихо повторил я.

Мастер подошел сзади и обнял меня, а потом поцеловал мои волосы.

– Ты сможешь еще раз увидеть зеркальный город? – спросил он.

– Я могу представить его! – воскликнул я.

Откинув голову ему на грудь, я покрутил ею из стороны в сторону, а потом открыл глаза и выхватил из общей картины те самые краски, которых мне не хватало, чтобы воссоздать в воображении огромный город из сверкающего стекла, пронзающий своими башнями небеса.

– Вот он, ты его видишь?!! – Я принялся сбивчиво описывать его Мастеру – слова лились непрерывным потоком: блестящие зеленые, желтые и синие шпили, сверкающие и дрожащие в неземном свете... – Теперь видишь? – переспросил я.

– Нет. Но его видишь ты, – сказал Мастер, – и этого более чем достаточно.

В тусклых покоях мы оделись в траурно-черные цвета. Никаких сложностей – все вещи как будто утратили свою прежнюю форму и стали на редкость послушными. Казалось, достаточно всего лишь провести пальцами по камзолу, чтобы он застегнулся.

Мы поспешили вниз по лестнице и вышли в ночь.

Взобраться по скользким стенам палаццо было проще простого. Я снова и снова цеплялся ногами за трещины в камне, балансируя на пучке папоротника или лозы, хватался руками за оконные решетки и в конце концов слегка потянул за прутья и вытащил одну из них. С какой легкостью я уронил металлическую решетку в сверкающую зеленую воду! Приятно было видеть, как она тонет, как плещется, смыкаясь над ней, вода, как мерцает, отражаясь от пошедшей рябью поверхности, свет факелов.

– Я же упаду!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});