Высшие кадры Красной Армии 1917-1921 - Сергей Войтиков

Лишь 25 мая Балканов предложил зам. наркома Э.М. Склянскому считать 12 бывших членов Военного совета, уволенными со службы с 21 марта с предоставлением им права на пенсию, вопрос о служебном положении остальных оставить открытым[765]. Балканов и Потапов «порадели» бывшим членам Военного совета: все их просьбы учли — желающие остались на различных должностях в центральном аппарате Наркомвоена. Более того, впоследствии расстрелянный по обвинению в измене В.Н. Клембовский активно «пристраивал» своих людей во Всероссийский главный штаб, ответственным работником котором он стал[766].

Вскоре только что сформированный аппарат ВХС начал пополняться новыми подразделениями, а его первоначально намеченный круг задач, соответственно, расширяться. 30 апреля Высший военный совет принял решение создать в составе ВХС три отдела: «а) «по изданию законов, приказов, штатов и табелей» и б) «по рассылке изданных законов, приказов, штатов и табелей в войсковые части, управления и заведения»», а также «в) «по составлению свода военного законодательства»» (т.е. кодификационный)[767].

Достаточно быстро выяснилась искусственность такого совмещения функций. Уже 1 июня 1918 года ВХС был разделён на самостоятельные: Военно-законодательный совет (ВЗС) и Центральное управление по снабжению армии (ЦУС), занимающееся вопросами снабжением армии. Фактически ВХС был переименован в Военно-законодательный совет, а вот ЦУС пришлось формировать заново, что, видимо, не пошло на пользу планомерности работы.

В задачи ЦУС входила организация планового снабжения частей Красной Армии, определение потребностей войск в вооружении, снаряжении, боеприпасах, технике и т.д., а также контроль за их расходованием. ЦУС возглавлял совет в составе Главного начальника снабжения и двух комиссаров. 15 июня ЦУСу официально подчинялись: ГАУ; ГВИУ; ГВХУ; ГКУ; ГУРККВВФ; ГВСанУ; ВУА; УРА; Центральная научно-техническая лаборатория военного ведомства; Центральное распорядительное бюро военного ведомства в виде отдела, ведающего сбором, учётом и распределением готового военного имущества и наблюдающего в этом смысле за работой довольствующих управлений; Технический комитет Хозяйственно-технического управления при ВЗС со всеми состоящими при нём подготовительными комиссиями и местными органами и ликвидационный отдел этого управления, за исключением части по претензиям. В ведение ЦУС также передавались общественные организации, выполняющие «какие-либо работы по снабжению» РККА. Все демобилизационные отделы, учреждённые при довольствующих управлениях 6 марта 1918 года, упразднялись, сотрудников «в мере действительной надобности» предписывалось передать на укомплектование главных довольствующих управлений[768].

Перед управлением стояла огромная по масштабу задача: ещё 7 января 1918 года М.Д. Бонч-Бруевич докладывал Н.В. Крыленко и в СНК, что «наступление в армии полного голода является делом ближайших дней»[769]. Как заметил С.А. Павлюченков, «голодный кошмар», охвативший северные и центральные губернии (регионы с ограниченным возделыванием хлебных культур) и после разрыва связей с южными, продолжался всю зиму и весну 1918 года[770]. Ещё в феврале 1918 года была введена продовольственная диктатура, причём во главе продовольственного дела с 31 января встал будущий наркомвоен Л.Д. Троцкий, возглавивший Чрезвычайную комиссию по продовольствию и транспорту. Эта комиссия «была призвана ликвидировать анархию в деятельности двух важнейших отраслей хозяйства и должна была хотя бы частично провести в жизнь принципы хлебной монополии»[771]. Конфискация груза у мешочников, характерная для этого периода, нередко встречала вооружённое сопротивление «нюхавших порох и имевших оружие» мешочников, за которых вступались армейские части. В течение всей Гражданской войны, подобные стычки красноармейских частей и заградительных продовольственных отрядов происходили постоянно и в большинстве своём заканчивались разгромом продовольственников, на которых отыгрывались за продовольственную диктатуру большевиков мобилизованные в армию крестьяне. В мае 1918 года узаконена проддиктатура[772], а в июле создано управление, призванное обеспечить голодающую армию…

Параллельно ЦУС действовал с 26 февраля 1918 года отдел по вооружению Всеросколлегии, также занимавшийся (в меру своих возможностей): учётом оружия; организацией его производства в случае недостатка; обеспечением правильного снабжения оружием главнейших баз и всех отрядов РККА. В организации снабжения царила неразбериха, и, соответственно, постоянно не хватало военного имущества.

Дезорганизация снабжения усилилась, когда в августе 1918 года вместо отдела по вооружению была создана Центральная комиссия по боевому снабжению, подчинённая Опероду Наркомвоена и призванная установить строгий контроль за выполнением требований на боевое снабжение как ЦУС, так и главных довольствующих управлений и их окружных и местных органов, безо всякого вмешательства в деятельность этих учреждений.

Что же касается ВЗС, то 6 июня 1918 года установили новый порядок направления дел по военному ведомству — центральные и главные управления, подчинённые советам ВГШ или ЦУС, лишались возможности прямого обращения в иные учреждения. Строго оговаривалось, какие вопросы советам ВГШ или ЦУС передавать в коллегию Наркомвоена через управляющего делами Наркомвоена, какие сопровождать заключением ЗФУ ВЗС[773].

6 апреля Наркомвоен и Высший военный совет опубликовали в «Известиях ВЦИК» специальное положение «О военных комиссарах, членах военных советов». В документе подчёркивалось, что комиссары «являются непосредственным политическим органом Советской власти при армии»; декларировалось, что таковыми могут стать лишь «безупречные революционеры». Личность комиссара объявлялась неприкосновенной, его оскорбление или насилие над ним приравнивались к тяжким преступлениям против Советской власти[774].

Для руководства деятельностью комиссаров в масштабе всей армии в составе аппарата Наркомвоена 8 апреля учреждено Всероссийское бюро военных комиссаров (Всебюрвоенком)[775]. Его первоначальной ячейкой явилось Бюро комиссаров Наркомвоена[776]. Институт комиссаров характерен для революционного времени. В России институт военных комиссаров был учреждён Временным правительством для контроля над офицерами. Тогда же в армии появились политическое отделы, в Военном министерстве — Политуправление[777]. 23 апреля 1918 года в состав этого формирующегося нового центрального органа передали агитационно-просветительный отдел Всеросколлегии[778]. 8 мая приказом Наркомвоена оформили первоначальную структуру Всебюрвоенкома: секретариат; общее делопроизводство; административное и инспекторско-инструкторское отделения; агитационно-просветительный отдел[779]. Вскоре к ним добавились служба связи (17 мая) и казначейский отдел (24 мая)[780]. 15 августа 1918 года Всебюрвоенком пополнился военно-железнодорожным отделением, которому предстояло направлять и координировать работу политических комиссаров при начальниках УВОСО, а также уполномоченных ВОСО на железнодорожных станциях[781]. Так был заложен фундамент одного из важнейших руководящих военных органов Советского государства — будущего Политического управления Реввоенсовета Республики.

В мае 1918 года в составе центрального военного аппарата появилось параллельное Высшему военному совету подразделение — Оперативный отдел Наркомвоена (Оперод). Это подразделение в уже «готовом» виде передавалось из Московского окружного военного комиссариата по приказу наркома от 11 мая. Деятельность Оперода к этому моменту фактически далеко вышла за рамки окружного масштаба, а накопленный организационный опыт (отдел действовал с конца февраля 1918 г.), установление связи с местами и — немаловажно! — квалифицированные кадры (имелось даже два генштабиста — Г.И. Теодори и И.Д. Чинтулов) представляли серьёзную ценность для высшего военного руководства[782]. Фактически Оперод, под руководством видного московского большевика из меньшевиков-интернационалистов С.И. Аралова, умело заручившегося поддержкой своих «консультантов» — молодых генштабистов, становился всё более многофункциональным органом. Так, параллельно с Всероглавштабом Оперод принялся за издание топографических карт, учредив специальное отделение — топографическое. С началом боевых действий против Чехословацкого корпуса Оперод занялся агитацией в войсках, образовав для этого военно-политическое отделение (отправило в войска в июле-августе 1918 года 2,5 тысячи агитаторов). Оперод озаботился даже материальным поощрением красноармейцев — в его структуре появилась Комиссия по подаркам[783]. В результате Оперод быстро разрастался, а его руководство явно нацеливалось на полную автономность и организационную самодостаточность. Об этом свидетельствует уже перечень отделений Оперода к октябрю 1918 года: оперативное, разведывательное, военного контроля (контрразведывательное), связи, учётное, передвижения (военных сообщений), «общее» (управление делами), военно-топографическое, военно-политическое, военно-цензурное (!) плюс секретариат и «комиссия по подаркам» (для рассылки в войсковые части подарков для бойцов — эмбрион наградного отдела)[784]. Похоже, столь явное дублирование всех основных функций центрального военного аппарата стало на начальном этапе советского военного строительства одним из проявлений общей организационной слабости этого самого центрального аппарата. Только так можно объяснить весьма длительное попустительство «ведомственному сепаратизму» Аралова сотоварищи.