Библиотека географа - Джон Фасман

— Нет, ни одного.

— А в домах ваших соседей или приятелей, проживавших в нижнем городе?

— Что-то такое имело место. Помнится, квартиру моей подружки взламывали пару раз. Унесли телевизор и стереоустановку. А у одного моего приятеля угнали машину прямо с парковки перед домом.

— Кто-нибудь из них арендовал жилье у Стива?

— Не знаю. Думаю, не арендовал.

— Я тоже так думаю. Удивительно, до чего везет этому Стиву, особенно если принять во внимание нередкие случаи воровства в нижнем городе. Позвольте полюбопытствовать, сколько он с вас брал?

— Мы снимали дом втроем, и каждый платил по триста долларов в месяц.

Гомес с шумом втянул носом воздух.

— О'кей. Будем надеяться, что вы в плохих парнях не числились, не так ли?

Я не имел представления, о чем он говорит, но счел за лучшее согласиться.

— Совершенно верно.

— Хорошо, коли так. Послушайте, я лично ничего против вас не имею и против ваших друзей, возможно, тоже. Но я родился и вырос в этом самом квартале Сен-Клер-пойнт и должен вам заметить, что студенты, арендовавшие там жилье, не уважали своих соседей и способствовали росту цен на жилплощадь и все виды товаров. Только не принимайте этого на свой счет.

— Меня не так уж легко обидеть. Кроме того, я хорошо относился к соседям. И мне нравилось жить в этом районе.

— Это место нельзя не полюбить, верно? Розовые, с темно-красной отделкой домики, речку, зеленые парки, танцевальные площадки и футбольные поля… Кто сейчас там только не живет! Я тоже купил домик — у самой воды — на той же улице, где обитают мои родители и дядья.

— Он называет их домами Гомесов. Не путать с Домом Гомеса на побережье, — сказал Джо.

— Это ты, Здоровяк, называешь их домами Гомесов… Извините, Пол, если из-за меня вы почувствовали себя не в своей тарелке. Я говорил все это не для того, чтобы вас смутить, а потому что наболело.

— Как я уже сказал, меня не так легко обидеть.

— Вот и хорошо. — Гомес доел свой сандвич и промокнул губы салфеткой. — В таком случае поговорим об умершем профессоре.

— Мы проделали в связи с этим кое-какую работу, потребовавшую известных усилий, — заметил Джо, вынимая из ящика стола папку из манильского картона. — Но, как я уже говорил, заняться мне в эти дни было особенно нечем, а рекомендации дядюшки Аба много для меня значат. Пусть его мягкие манеры не вводят вас в заблуждение — на свете не так уж много людей, которых он готов отрекомендовать с лучшей стороны. Что же касается Гомеса, то он… как бы это сказать, регрессировал — так, кажется, назвал подобный процесс самозваный экстрасенс, которого мы взяли во время облавы на Тэвей-стрит? Иначе говоря, Гомес ради вас совершил небольшое путешествие в свою прошлую жизнь.

— Между прочим, весьма болезненное, — произнес Гомес, — если принять во внимание подавленные воспоминания и прочее дерьмо. В своей «прошлой жизни» я был весьма уважаемым офицером, работавшим на федеральные органы правопорядка, и состоял в ФБР. Воспользовавшись этим, я позвонил своим бывшим коллегам насчет нашего парнишки и расскажу вам о результатах после Джо.

Джо открыл свою папку, откупорил жестянку с виноградной газированной водой, опустошил ее в два глотка, смял в своей могучей длани и забросил в мусорное ведро, находившееся в добрых пятнадцати футах от его стола. Потом откупорил вторую жестянку и отпил примерно половину.

— Просматривая сделанные полицией записи, касавшиеся арестов нашего парня, — сказал он наконец, громко рыгнув, — я невольно задавался вопросом, почему руководство университета позволило ему продолжать преподавание.

— Ваш дядя рассказывал мне об этом.

— Я тоже с ним разговаривал. Вполне возможно, он поведал нам одну и туже историю. — Джо достал из верхнего ящика стола скрепленный металлическими кольцами репортерский блокнот — такой же, как мой (совпадение мне польстило), — и пролистал несколько страниц. — Похоже, в первый раз руководство удержал от решительных мер профессор Кроули, а во второй — сам дядюшка Аб.

— Совершенно верно.

— Нет, не верно. То есть не совсем верно. Аб рассказал нам, почему Пюхапэева оставило в штате руководство исторического факультета. А я хочу знать, почему под этим подписалось руководство университета.

— Но ваш дядюшка говорил, что об этом знали лишь несколько профессоров факультета.

— Я помню, что он говорил и о чем при этом думал, но в данном случае он ошибся.

Гомес подал голос со своего места:

— Дело не в том, что это маленький город, а в его конической форме с заостренной вершиной. И то, о чем мы сейчас рассуждаем — преступление, в которое был вовлечен профессор самого значительного местного учреждения, — случилось на вершине этого конуса. На мой взгляд, такого рода деяние не могло пройти незамеченным для руководства университета. Кто-то обязательно что-нибудь видел или слышал — возможно, один из охранников университетского городка, который рассказал потом об этом жене, а его жена, в свою очередь, сестре, а сестра, возможно, преподает в университете и поведала другой преподавательнице, а муж у той, положим, репортер, сообщивший о происшествии старому другу, а тот своему соседу — и пошло-поехало… Это как игра в испорченный телефон.

— И когда информация просочилась на самый верх, наш парень, возможно, обрел пугающие черты первобытного дикаря, эдакого сына Сэма номер два, — сказал Джо.

— Именно. Новость такого рода просто не могла не взбудоражить людей, особенно если учесть, что она исходила от обитателей вершины, которые в своем подавляющем большинстве не любят и боятся оружия и приходят в ужас при мысли, что оно может быть использовано против них.

Гомес придвинулся на своем стуле поближе к столу, за которым сидели мы с Джадидом. Признаться, мне нравилось проводить время в компании этих двух парней. В их присутствии я испытывал некоторый трепет, но зато чувствовал себя защищенным. Кроме того, они представлялись мне людьми необычайно близкими в интеллектуальном и духовном отношении. Они заканчивали друг за другом фразы, совместными усилиями облекали в завершенную форму мысли, пришедшие одному из них в голову, и по мере сил старались представить друг друга в наилучшем свете, что по нынешним временам редкость…

— Короче говоря, мужчина, который носит при себе пушку, для обитателей университетского городка все равно что неандерталец, — подвел итог Гомес.

— Точно так, — согласился Джо. — Приняв это во внимание, я первым делом позвонил дядюшке Абу и попросил оказать мне любезность: просмотреть копии университетских платежных ведомостей. Хотел узнать, во что обходилось университету содержание Пюхапэева в штате. И знаете, сколько он зарабатывал в год? — Джо наклонился ко мне, сверля взглядом пронзительных черных глаз, и развел ладони, словно фокусник, выпускающий в зал голубя. — Доллар!

— Один доллар?

— Да. Один доллар. На самом деле ничего экстраординарного в этом нет, хотя вы, возможно, думаете обратное. Встречаются профессора очень обеспеченные: выходцы из богатых семей или имеющие состоятельных жен — высокооплачиваемых врачей или адвокатесс. Они преподают исключительно из любви к искусству, и зарплата им не нужна. Но университет в связи с законом о доходах и налогообложении обязан начислять им жалованье. Он и начисляет; профессор-филантроп же берет себе символический доллар, а остальное возвращает университету.

Однако в случае с Пюхапэевым странности такого рода на этом не кончаются. Он не только возвращал университету свое жалованье, но и являлся спонсором — жертвовал университету от пяти до десяти тысяч долларов ежегодно.

— Как вы об этом узнали?

Джо показал мне копию годового финансового отчета Уикенденского университета. На обложке красовалась привычная идиллическая картинка: студенты из многонациональной группы (в Уикендене никто никогда этих студентов не видел) сидели под деревом на зеленой травке, обложившись книгами, и широко улыбались в объектив, демонстрируя всему миру, как они здесь счастливы.

— Вот его имя. В рубрике «Наши покровители». Ниже сказано, что он передавал университету от пяти до десяти тысяч долларов в год. Мы просмотрели эту рубрику за последние несколько лет — и везде, начиная с девяносто второго года, стояло его имя и указывалась аналогичная сумма.

— Но что это доказывает?

— Послушайте только этого парня! — воскликнул Гомес. — У него манеры и лексикон как у судейского. Ему надо было стать адвокатом. Между прочим, молодой человек, у вас еще есть время, чтобы перейти на эту стезю.

— Вы говорите прямо как мой отец.

Гомес рассмеялся и покачал головой.

— Правильно, ничего это не доказывает. Пока что. Но как сказал Джо, нам следует исходить из предположения, что хотя бы слух об аресте профессора должен был просочиться в университетскую администрацию. А коли так, руководство не могло не вмешаться в политику факультета истории, когда это случилось в первый раз, ибо какому университету нужен профессор, у которого так и чешется палец, чтобы спустить курок? Кроули, возможно, был тогда популярен, но не до такой степени, чтобы замять это дело. К тому же одному человеку такое вряд ли под силу. Дело тем не менее замяли, а это дает нам право выдвинуть рабочую гипотезу относительно того, почему университет решил сохранить такого парня, как Пюхапэев. Давайте подсчитаем, сколько Пюхапэев им отстегивал?.. Включая его жалованье, пятьдесят, шестьдесят, возможно даже, семьдесят тысяч в год… Это большая сумма. Руководству же для ее получения нужно было лишь замять это дело. И профессор Кроули, и дядюшка нашего Джо неплохо в этом смысле потрудились. Вот куда мы в наших рассуждениях добрались. Полагаю, мои выкладки, как всегда, безупречны, не так ли?