Астральное тело-1, Скоморох или Начало Магии - Всеслав Соло

— Дядь! Дай двадцать копеек! — не унимался мальчуган.

Наконец я остановился, оценил своего просителя: растерзанные ботинки вместо шнурков завязаны веревкой, а там, где должны быть шнурки — торчат клочки снега; пальто нараспашку, в бахроме, а глаза — озорные и липучие!

Я сунул ему в замурзанную ладонь двадцать копеек.

— Держи, — сказал я и пошел дальше.

Но мой преследователь вовсе и не подумал от меня отставать. Он снова побежал рядом.

— Дядя! Дядя! — опять повторял он.

Я продолжал идти быстро и молчал.

— Дядь! Дядя! Рвусь-Русь! Россия — Рос и я — Россия! Сэр — Эсер СССР!..

Я остановился. Меня удивил этот необычный способ зарабатывать деньги.

— А как же будет «Мистика»? — спросил я и покосился в улыбке на цыганенка.

— Мистка? — опешенно переспросил он.

— Нет же, — заулыбался я и повторил по слогам, — мис-ти-ка.

Мальчуган задумался.

— Да… — сказал я, — не знаешь!.. И я, признаться, тоже не знаю. — И я зашагал было прочь, как цыганенок окликнул меня:

— Дядь! Дядя!

Я замедлил шаги и, продолжая медленно уходить от мальчугана, обернулся в его сторону.

— Миссия — Мис и Я — Мистика! — проорал мальчуган обрадованно, помахал мне рукой и увязался за другим прохожим.

«Да… Ты прав, парень… — подумал я, — Наташа и я, Мис и я… Мистика!.. Это близко…»

Я ступил на паперть городского храма. Десятки больших и малых колоколов ловко и медно зазвонили. Священник во всем черном угрюмо подергивал веревочки вразнобой. Вся прохожая зала церкви была пронизана музыкой перезвона. Мягко и трепетно отозвалась душа…

Я плавал в золотистом аромате храма среди свечечных огоньков и беззвучно молил Господа услышать меня: «Господи, — говорил я, даже не шевеля губами, — опереди меня в негодных решениях моих и прегради путь к ним! Да созреет сердце мое, и пусть оно даст росток радости! Господи! Останови неуемную волю мою и обступи меня верой Божественной!..»

Я не заметил, как уже плыл по улицам среди расступавшихся прохожих, говорливых и оборачивающихся мне вслед: я чувствовал это… И так, беззвучно, я проплавал весь день…

Дома я оказался один.

Мне стало тоскливо. Негодование, вначале бесформенное, а потом осознанное и направленное, просыпалось, росло и крепло. «Бога нет!.. вспоминались слова, — но есть что-то вроде него!..»

Негодование перерастало в ненависть и, наконец, я уже яростно метался по комнате от окна к дивану.

Я озлобленно отрицал все! Я ненавидел все! Зажимая свое тело в кулак, я был готов ударить себя о стену, сбросить с пятого этажа, размозжить об пол! Я орал про себя на себя и на все на свете!

Потом я достал бутылку вина и отпил его…

Вскоре моя сокрушительная жажда притупилась. Я бросил свое тело на диван, и оно обмякло, теперь уже в сладком блаженстве.

Еще с утра между лопаток на позвоночнике я ощущал необычное — будто кто-то незримый придавил свинцовым пальцем один из позвонков моих или этот позвонок налился свинцовой тяжестью. А иногда этот позвонок обозначался роем шипучих мурашек или его словно кто-то щекотал…

Я еще не заснул, но уже как бы контурно осознавал себя в преддверии сна.

Тем не менее я все осознавал. Я чувствовал, что позвонок начал наливаться свинцом все сильнее и сильнее. Затем, неожиданно, свинцовый сгусток начал передвигаться вверх по позвоночному столбу. Вдруг свинцовый сгусток остановился на затылке… Он тяжелел и тяжелел, мне казалось, что он провалится в череп! И тут, интуитивно, я помог ему: мысленно я передвинул его дальше, выше, по черепу к макушке. Здесь он опять остановился… Я не знал, что будет сейчас, но вдруг ясно почувствовал, как еще один сгусток мурашек зашевелился у меня в копчике! Я ожидал, что же будет дальше. Сгусток мурашек начал расти, будто напористый фонтанчик, и подниматься по позвоночнику к макушке. Наконец, его напор стал невыносимо сильным. Мощный фонтан мурашек напирал на свинцовый сгусток, засевший на макушке. И вот этот свинцовый сгусток, будто пробка из-под шампанского, выстрелил из макушки и улетел куда-то вперед меня, растворился, а освободившийся фонтан мурашек вырвался на свободу и хлестал над моей головой: я ощущал его струи и брызги! Но самое неожиданное случилось дальше: вдруг все мое тело начало выдвигаться куда-то вперед! Оно выдвигалось из моего же тела, лежащего на диване. Я чувствовал себя в теле, но мое земное тело, будто мумия, оставалось позади меня! Потом какая-то бездна, полная невесомость, ощущение полета в абсолютно черной бездонности. Теперь все отчетливо прояснилось: я осознавал и ощущал, что выдвинулся из своего земного тела, где-то приблизительно по пояс, и я висел далеко за диваном, пространство комнаты я тоже понимал и мог, мысленно, ориентироваться в нем. Правда, пошевелиться никак не мог. Очень хотелось сглотнуть слюну, это мне мешало, я пытался это сделать, но не получалось, а горло мое клокотало, и я его чувствовал на уровне живота своего другого тела, и я уже начинал понимать, что это телоастральное! Все же мне удалось с невероятными усилиями проглотить слюну, промочить окаменевшее горло земного тела, и тут же я снова ощутил себя в своем прежнем человеческом состоянии. Астральное тело исчезло, точно его и не было!

ДВА ЗВОНКА И ВСТРЕЧА

Больше ни на одном из занятий у Долланского Остап Моисеевич не присутствовал, больше меня никто не тревожил повестками из отделения милиции, даже все люди вокруг меня стали какими-то обыденными и невзрачными…

Я продолжал встречаться с Викой. Она все приближалась ко мне, а я испытывал неловкость, холодность, но вида не подавал! И там, где не хватало мелодики моих, где-то оборвавшихся, чувств, я доигрывал сам, по памяти…

Моя мама весьма глубоко и основательно ушла в свою докторскую диссертацию. Страшно полюбила тематические командировки по стране. Часто ее не бывало дома по неделям.

Теперь я все больше и больше ощущал одиночество. Мой первый выход в Астрал вспоминался мне, будто сон, и бывало, что я и не верил в этот выход! Я считал его нереальным, но и возражал на это каждый раз: ведь память, память астрального тела жила во мне, как откровение.

Учителю я еще не рассказывал об этом выходе. Я не то чтобы не решался, а, скорее, берег впечатления астрального тела, осознавал его молчаливое существование.

Мне казалось, а это потом и подтвердилось, что новое хорошо осваивается в два, в три приема. Напористость без передышки — путь в открытую, голую гору, а этапность — ступени в этой горе. С голой горы легко скатиться, а на любой из ступеней можно свободно и основательно передохнуть. Так я постигал тайну преодоления препятствий и продвижения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});