Свидание в неоновых сумерках - Светлана Демидова

– А как? – живо откликнулась она.

– Как совсем другую, новую для меня женщину. Ты не такая, как Тоня. И я… Совсем не огорчен этим…

Он сказал Татьяне то, что она больше всего хотела услышать. Она обняла его за шею. Она целовала его и приговаривала: «Милый, хороший, самый главный, единственный…»

Им так хорошо было сидеть в полутьме, обнявшись, что ничего большего в этот день с ними не случилось. Они знали, что впереди у них еще довольно большая жизнь.

И вот в понедельник Олег Дунаев не вышел на работу. Татьяна с ужасом осознала, что по какой-то нелепой небрежности они так и не обменялись телефонами. Вместо разреза на вилке шпинделя она рисовала на полях чертежа кружки и крючочки, когда ее вдруг позвали к местному телефону. Молодой женский и совершенно незнакомый голос требовал, чтобы она немедленно пришла в проходную. Татьяна набросила на плечи общий ватник, который использовался сотрудниками КБ как раз во время таких экстренных выскоков на улицу, выпросила у табельщицы пропуск и, по-старушечьи шаркая старыми босоножками со стоптанными задниками, пошла на проходную. Выскочив за вертушку, Татьяна принялась озираться по сторонам, по-птичьи вытягивая шею, чтобы дать знать вызвавшей ее молодой женщине, что она и есть та самая Татьяна Громова. Из гущи толпящихся командированных и смежников, которые, как всегда, дожидались в проходной подписания всяческих актов и прочих документов, выбралась юная девушка в черной куртке и надвинутой на самые глаза кожаной кепочке.

– Вы Татьяна Александровна Громова? – спросила она.

– Я… – ответила Татьяна, которая уже успела не на шутку испугаться.

– Я Вера, племянница Олега Сергеевича Дунаева.

У Татьяны упало сердце и подкосились ноги. Она вынуждена была прислониться спиной к кабинке охранника. Облизнув вмиг пересохшие губы, она еле слышно прошептала:

– Что с ним случилось?

– У него умерла жена. Вы же знаете, она давно болела…

– Да-да… Я знаю…

– Так вот. Сегодня похороны. Сейчас. На Южном кладбище. Поехали.

– Я?! – удивилась Татьяна. – Как же можно? Мне нельзя…

– Вам нужно! – горячо заговорила девушка. – Олег… Вы понимаете, он никакой… Даже страшно! Вы же не хотите, чтобы он… За женой… Туда же…

– Нет! Я не хочу! – замотала головой Татьяна. – Но… Верочка… Что же скажут родственники? Там жена и… я… Это же неприлично… Грех!

– Да какой там грех! И родственников у нас раз-два и обчелся. Все свои, и все в курсе всего. Поехали! Опоздаем! Я на такси! – И она потянула за собой Татьяну за пустой рукав накинутого на плечи ватника.

Уже в такси Татьяна сообразила, что раздета, разута, с волосами, сколотыми зажимом для бумаг, без денег, ключей и даже без носового платка. Очень скоро она перестала беспокоиться на этот счет, потому что думала только об Олеге. Она всегда знала, что он будет тяжело переживать потерю жены, но слова Верочки перепугали ее до спазмов в желудке.

Всю долгую дорогу до кладбища они молчали, и Татьяна к концу пути довела себя до такого состояния, что ее впору было отпаивать валерьянкой или валокордином. Когда они с Верой вышли из машины, Татьяну болтало из стороны в сторону, будто она перекружилась на карусели.

– Да вы что! – закричала девушка и потрясла ее за ватные плечи. – Если вы любите Олега, то немедленно возьмите себя в руки!

– Да-да, конечно, – согласилась с ней Татьяна и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. – Сейчас все будет в порядке, вот увидишь… – Она помотала головой, потопала ногами, но эти действия не привели ни к каким положительным результатам.

– Мы опоздаем! – довольно зло бросила ей Вера, и Татьяна поняла, что девочка права. Если она сейчас же не успокоится, то грош будет цена ей и ее любви. Она еще раз глубоко вздохнула, собрала свою волю в кулак и сказала:

– Пошли.

Они еще довольно долго плутали по дорожкам среди могил. У Татьяны совершенно промокли ноги и противно чавкали в старых босоножках. Наконец они вышли на горстку людей, понуро стоящих вокруг маленького гроба. Татьяна сразу выхватила взглядом Олега. Он был без своей знаменитой кепки, с всклокоченными волосами, с заросшими щетиной осунувшимися щеками и с глазами, утонувшими в коричневых кругах. Его куртка была распахнута, и ветер трепал воротничок криво застегнутой черной рубашки. Самым страшным был его взгляд: остановившийся и нездешний. Татьяна забыла о сопровождавшей ее Вере и пошла на этот взгляд, как на зов о помощи. Мокрые колготки прорвались на пальцах, торчащих из выреза старой обуви, засунуть руки в рукава ватника она так и не догадалась.

Минуя гроб, Таня подошла к Олегу. Он автоматически перевел глаза на объект, закрывший ему жену, и встретился взглядом с Татьяной. Некоторое время он непонимающе смотрел на нее, а потом из глубины его глаз пошел свет.

– Ты-ы-ы… – простонал он, шагнул к ней, и они крепко обнялись прямо у тела Тони. С Татьяны свалился старый ватник, кто-то услужливо поднял его, опять набросил ей на плечи и даже поддерживал, чтобы он не свалился вновь.

Уткнувшись в плечо Олега, Татьяна не видела его лица, но по тому, как было напряжено его тело, могла представить, что отражалось в нем. Они стояли так до тех пор, пока чей-то простуженный голос за ее спиной не сказал: «Прощайтесь». Они, разомкнув объятия, но рука об руку подошли к гробу. Тоня, еще более похудевшая и сжавшаяся до размеров маленькой девочки, лежала в белых кружевах и красных розах. Родственники по одному подходили к ней и целовали в лоб. Маленький светлоголовый мальчик жался к Вере и очень боялся подойти к тому, что, видимо, совсем не походило на его мать. Вера хотела подвести его к гробу. Мальчик спрятал голову на ее животе и отказывался сдвинуться с места. Сестра Олега, Ольга, которая уже попрощалась с покойной, прижала мальчика к себе. Татьяна поняла, что полюбит этого малыша так же сильно, как уже любит его отца. Только бы он согласился принять ее.

Второй сын Дунаевых, студент Сашка, был высокий и очень худой. Лицо его кривилось, он изо всех сил пытался сдержать слезы, но они против его воли выкатывались из глаз одна за другой.

Наступила очередь Олега прощаться. Он так сильно сжал Татьянину руку, что внутри ее что-то хрустнуло. Потом он отпустил Татьяну, наклонился к Тоне и поцеловал ее сначала в губы, а потом в лоб. Когда он поднял голову от жены, Татьяна, стараясь не глядеть на него, тоже поцеловала холодный лоб мужественной женщины, поручившей ей свою семью.

Когда в могилу полетела земля, Олег задавленно всхлипнул, и Татьяна опять прижалась к нему, пытаясь взять на себя хотя бы часть его боли. Она слышала, как бешено бьется его сердце, с каким хрипом вырывается из груди дыхание, и впервые в жизни по-настоящему молилась богу, чтобы он облегчил его страдания.