Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов

копейки,—Дальше двести двадцать ящиков, шестьсот пятьде-

сят семь двойных и ординарных мешков с иностранной монетой на общую сумму в пятьдесят пять миллионов девятьсот шестьдесят три тысячи триста девяносто пять рублей сорок девять копеек...

В памяти Долгушина опять улеглось только сорок девять копеек. Он просто не успевал запоминать астрономические цифры, небрежно произносимые финансовым контролером. Контролер осторожно снял с одного ящика крышку. В слабом свете замерцали гладкие диски.

— С дисками или кружками имеется семь ящиков. Данный ящик поврежден при перевозке и требует замены. Здесь же,— хилая, с прыгающими пальцами ручка контролера уткнулась в груду почтовых посылок,— здесь хранятся золотые полосы, из коих чеканятся червонцы. Оных в наличии двадцать шесть единиц. Я должен, я обязан предупредить, что многие ящики и мешки пришли в негодность. Их следует заменить новыми, установленными по закону, с пломбами и печатями соответствующего образца, — скучные слова сыпались из ротика контролера.

Он шагнул в глубь кладовой, зажег новую лампочку. Пыльный свет упал на кучи золотых, искрящихся монет. Монеты невольно притягивали взгляды.

— А здесь собрана дефектная монета. От длительного хождения она потеряла частицы металла и требует переоценки. Тут мы имеем русские червонцы, американские и мексиканские доллары, британские гинеи, французские луидоры, итальянские лиры, японские иены, шведские кроны, ирландские дублоны, немецкие марки и другие, и прочие, и тому подобные курсовые единицы,— потрескивал голосок контролера.

В глазах Долгушина рябило от двуглавых и одноглавых орлов, полумесяцев, рыцарских крестов, хризантем, лотосов, львов с поднятыми лапами, профилей императоров, цариц, королей, президентов, завоевателей, корон и гербов, от всевозможных символов призрачной власти, наглого тщеславия, истлевшей славы, незаслуженного величия.

Маслянистый золотой отблеск играл в голубоватых глазах капитана Степанова; рыжее личико разрумянилось, руки дрожали.

Генерал Рычков кряхтел и сопел, стараясь своим добропорядочным видом показать равнодушие к золоту.

Адмирал Старк с его любовью к аккуратности и порядку был возмущен безобразным хаосом в золотой кладовой. Его оскорбляли и поломанные сургучные царские орлы на ящиках и мешках. Революции революциями, а золото золотом.

Невероятное количество золотого металла подавляло поручика Иванова. Перед ним струился золотой мираж, й было страшно — как бы мираж этот не испарился из зыбкого мирка, в котором жил недавний красный военспец,

Полковник Каппель думал, что мог бы обуть, одеть, вооружить свои батальоны. Мог бы купить пушки, пулеметы, снаряды, все, чем взрывают, убивают, кромсают противника. О том, что он использовал бы русское золото против русского народа, полковник не думал.

Савинков скептически улыбался. «Слишком много золота. Даже для такого человека, как я». Сквозь пальцы Савинкова просочились английские и французские миллионы:-он брал и бросал золото на заговоры и мятежи, но деньги никогда не отягчали его жизни.

Долгушину самым интересным человеком показался финансовый контролер. Заплесневелый карлик будто преобразился: зябкие пляшущие пальчики расправились, зеленые глазки лучились, хрупкая голова покачивалась. Всем своим взъерошенным видом он утверждал: «Я, один я знаю, что такое золотой запас. Как вы будете без меня учитывать эти чудовищные груды золота?»

— Вы давно работаете финансовым контролером? — поинтересовался Долгушин.

— Я состоял при государственном запасе еще в царствование его императорского величества Николая Второго. Я буду состоять при запасе, в чьих бы руках он ни находился.— В голосе контролера звякнула удивленная нотка.— Но, господа, я не думаю, что вы станете осматривать серебряную кладовую. Там самое обыкновенное серебро. Тридцать тысяч пудов на общую сумму... — контролер опять' выстрелил длиннейшей очередью цифр.

— Мы взглянем еще на драгоценности,— сказал генерал Рычков.

Контролер открыл новую дверь: все.столпились перед оцинкованными широкими столами.

Долгушин уже не мог сосредоточиться на одном ящике или мешке с сургучными царскими орлами: внимание раздваивалось.

Мягко поблескивали пояса, сотканные из жемчужных нитей, фиолетовые, зеленые, кровавые искры перебегали по золотым чашам, по веерам, усыпанным бриллиантами. Лучились полосатые звезды, ордена, медальоны, табакерки, трубки из нефрита, из янтаря, из слоновой кости. Изумрудные кружева на чайных сервизах, алмазные грани безделушек и сувениров утомляли глаза. Сознание притуплялось от всех этих груд человеческого тщеславия и прихотей.

Скрипучий голос контролера вывел Долгушина из оцепенения:

— Кроме царских и музейных коллекций здесь хранятся платина, алмазы, сапфиры, карбункулы, бериллы Горного института, Палаты мер и весов. Здесь же коллекция золотых блюд и кубков русских князей, миллионеров, дворян, редчайшие

собрания золотых самородков генерал-губернатора Восточной Сибири. Я не могу сообщить общей стоимости означенных вещей, ибо они числятся отдельно от государственного запаса...

Им нет цены,— весело сказал Савинков.

Все имеет свою цену! — Контролер присунулся к поручику Иванову. Тихо, чтобы никто не слышал, пробормотал: — Положите на место бриллиантовое кольцо, господин поручик. Государственные ценности на сувениры не раздаются. Положите, умоляю вас, иначе я закричу...

— Твое золото —твое молчание, болван!—тоже шепотом ответил поручик.

21

Ядреное, ясное утро с петушиными вскриками, собачьим брехом вставало над Высокой Горой. Из печных труб вздымались спирали дымов, дышали росой капустные кочаны, пауки разносили по воздуху невесомые нити. Рощи темными островками плыли в желтых полях, подсолнухи повертывались к солнцу, в омутах раскрывались желтые мясистые цветы кувшинок. На станции Собакино пофыркивал белый бронепоезд, полевые орудия, прикрытые березовыми ветками, добродушно дремали...

В это же время в полуразрушенном сарае Азин и Шпагин корпели над военной картой.

— Северихин овладевает станцией Собакино. Кавалерийский эскадрон Турчина, помогая Северихину, атакует противника с левого фланга,— говорил Азин, водя карандашом по карте.

— У противника тройное преимущество в силах. Он может легко уничтожить броневиками и пехоту Северихина, и конницу Турчина. Белые броневики укрываются вон там и вот тут,—показал цигаркой на карту Мильке.

— Если будем канителиться, броневики могут оказаться вон там и вот здесь,— перебил его Азин. — В резерве у меня есть Национальный батальон Дериглазова, е случае необходимости я...

Игнатий Парфенович Лутошкин сидел в углу сарая, с грустной улыбкой поглядывая на молодых, порывистых, веселых людей. Эти порывистые молодые люди через час-другой будут убивать таких же молодых людей. Русские станут уничтожать русских со злобой отчаянной, с яростью непостижимой.

Игнатий Парфенович поворачивал косматую голову с черной щетиной на скулах и подбородке, похожий на взъерошенного, готового к прыжку кабана, и невольно раздумывал: «Что случится с рассудительным храбрецом Северихиным? Какая судьба ожидает полутатарина-полурусского, бесшабашного Дериглазова, чуть не расстрелянного Азиным? И тем же Азиным назначенного командиром