Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916) - Федор Палицын

Не время давать советы; но наши вечерние разговоры в поле все подходят к одному, к возможности вывести наши войска из теперешнего котла.

Вечером. В 1 армии, в Пултуском районе, немцы прорвали наши позиции. Утром они перешли Нарев, восточнее Пултуска, в районе Лохских болот; сильно повреждены Рожанские укрепления.

Устойчивость нашего положения будет зависеть от выдержки командующего 1-ой армией. Однако не вижу этой устойчивости, ибо войска разбрасываются по всем румбам, вместо того, чтобы, выдержав и собрав, что возможно, действовать, где нужно.

Не хорошо и у Плеве. Нельзя за 150 верст управлять, нельзя всем кричать наступать, не зная истинного положения дела. Теперь он переехал в Крейцбург. Что с 19-м корпусом, неизвестно. 3 и 37 корпуса с 1-й Гвардейской и 15-й Кавказской дивизиями сбились в кучу. И на юге не ладно. Стоит противнику отстать, сейчас мы начинаем кричать о наступлении. Эти крошки войск, что дерутся на юге, выказали столько самоотверженной силы, что диву даешься, откуда она взялась в людях, истомленных месячными боями и беспрерывными отступлениями.

Наступает серьезная минута для армии.

Варшаву сегодня в 8 часов главнокомандующий приказал Данилову очищать от гражданских и иных властей.

Это конец похоронного звона, который в 1910 г. был начат Сухомлиновым{139} уничтожением работы царей, армии и русской военной мысли. Поздно. Что надо было начать, когда бои на Сане показали нам безнадежность всего юго-западного фронта, то делается теперь. Тогда мы могли начать войну сызнова, а теперь, если не будет чуда, уже с начала войны вести нельзя будет. Можно будет бороться, погибать, тянуть.

Если чудо совершится в сердцах всех людей и все объединится не в разговорах, а в деле, ну тогда, тогда может быть, борьба приведет нас к удивительному концу.

Но где та сила, которая поддержит, осуществит это чудо? Теперь надо спасать армию, не смущаясь жертвами. Никто не хотел раньше понимать моего доклада (18 июня № 15 bis), что оперативно увести армию нельзя, т. е. нельзя увести без жертв.

По словам Мих. Вас. Алексеева, Гулевич находит, что наше положение хорошее. Чужая душа потемки: говорит ли он это с убеждением, как у многих людей, не желающих расстаться с Варшавою, или желает поддержать своего главнокомандующего.

Все в нем. Мы считаем, что он даст все, что может дать сильный и проникнутый любовью к Отечеству человек. Опасность в его помощниках и в командующих армиями. Но в оправдание eмy – ни одного из них он не назначал и не выбирал.

Меня он хотел назначить, слава Богу, великий князь не воспротивился, но попросил его дать мне ознакомиться с положением, чтобы не быть в лесу. Я же просил не назначать: ни командного, ни боевого опыта не имею, и добавлю, что годится для начальника штаба, то не всегда годится для вождя. Вождю теперешних войск нужны большое знание людей, большой опыт и большой Богом данный талант. И качества эти почти полностью налицо, но в таком большом деле один в поле не воин. Не претендую на это, да сверх того физические силы начинают мне изменять и проявить одновременно духовною и физическую работу в труднейших условиях навряд ли буду в силах.

Лучше быть в подчинении своего старого подчиненного, который свыкся с этим тяжелым делом с начала войны.

11-го июля

Многие считают наше положение еще довольно простым, а потому всякая мера, хотя бы частичная, но указывающая на очищение нами Польши, и возможность ее очищения, принимается и отдается неохотно, под давлением обстоятельств, в сущности, поздно. В этом ряде поздно, кроется большая опасность.

Только теперь для некоторых начинает вырисовываться затруднительность некоторых частей армии, т. е. то, что существовало давно. Об общем думали трое: Алексеев, Борисов и я, но разно. Когда в начале мая я стал разрабатывать вопрос о подготовке тыла, его организации от Вислы к востоку, то то было встречено с некоторою усмешкою. Вы хотите отходить, вот, что меня встречало. Значит, сознания положения не было, не было и сознания, что территория армии должна быть подготовлена и что это именно дело Генерального штаба.

Ограничились проведением по 10-верстной карте большого количества путей и этих ужасных разграничительных линий. И над этими последними и по сих пор сидят. Но вся работа заключались в проведении их на карте и передаче армиям. И затем, передав исполнение армиям, успокоились. А что могли сделать армии в это никто на входит.

Когда пытливый и разбирающийся ум исследователя коснется в будущем этих разграничительных линий, он будет удивлен. Они бесспорно нужны, чтобы разграничить сферы тыла, но они должны быть освещены оперативной мыслью, а не иметь только топографический характер. В предстоящей операции все это может перепутаться и, на мой взгляд, путаница уже начинается. 2 армия не позже сегодняшней ночи должна отойти на правый берег Вислы; 5-й Сибирский корпус должен занять прифортовую линию Варшавы с запада – обозы придвинуты до Ново-Минска.

Я не знаю, что делается в 1-й армии, если допустить, что вчера вечером там положение наше восстановилось, то это только временно, на день, на два. Вчера были посланы новые директивы – писанные – содержание их не знаю.

Масса в своем отступательном движении тронулась и задержать ее нельзя, ибо в распоряжении главнокомандующего для этого нет средств. Вся суть оберечь эту массу от беспорядка и дать ее течению приличный характер, поддающийся управлению. К этому я считаю мы не подготовлены. Теперь главнокомандующему придется все делать самому.

О возможности отхода, при его неизбежности, ради спасения армии, все как будто боятся думать или просто не думают. А между тем фактически мы это делаем, но не признаем. Пред нами развиваются события, которые не мы создали.

Ячейки заложены давно – до войны, а война явилась лишь их осуществлением.

В 13 и 14 гг. в своих записках я писал об этом. С начала войны я в постоянной тревоге, ибо вижу, что события текут без расчета, не подготовленные общему положению с примесью азарта в операциях. Печать только подливала масло в огонь. А нас, привыкших прислушиваться к тому, что называется общественным мнением, а на самом деле есть опиум для услаждения себя в данную минуту, это только подзадоривало. Забыли, что война государственное и хозяйственное дело, и повели его не хозяйственно и не государственно. Мы пред расчетом. Тяжкий для России, но расчет и притом стихийного свойства. Когда иногда говорил об этом в выражениях очень сдержанных, на меня смотрели с сожалением и усмешкой, и так до настоящих дней, что могу объяснить недостаточным знакомством с военными операциями вообще и с военными явлениями в частности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});