Изгнанная из рая - Даниэла Стил

— Есть какие-то изменения у мисс Харрисон? — спросил Питер у дежурной сестры, в очередной раз зайдя в отделение интенсивной терапии, но та отрицательно покачала головой.

— Никаких.

— Что ж, отсутствие перемен к худшему — уже успех, — пофилософствовал Питер. — Но все же будем надеяться на лучшее.

И он посмотрел на часы — начало первого ночи. Питер подумал, что было бы неплохо вздремнуть. На дежурство он заступил в полдень, а значит, половина смены уже прошла.

— Разбуди меня, если что-нибудь случится, о'кей? — Он улыбнулся сестре, и та ответила ему дружеской улыбкой. Ей, как и многим другим, нравилось работать с Питером. Он был отличным парнем, а мягкие русые волосы и темно-карие глаза делали его весьма и весьма привлекательным. Правда, Питер бывал крут, ибо не терпел расхлябанности и пренебрежения своими обязанностями, но он был чертовски хорошим врачом.

Потом Питер ушел в комнатку, которая использовалась для хранения медикаментов, запасных носилок и перевязочных материалов. Там же стояла складная походная кровать, на которой врачи и сестры могли отдохнуть, если выдавалась свободная минутка. Через пять минут он уже спал.

Сестры и сиделки внимательно наблюдали за Габриэлой до самого утра, но она так ни разу и не пошевелилась. Дыхание ее было неглубоким и редким, а пульс — слабым, но стабильным. Утром в палате прозвучал сигнал тревоги, но он не имел к Габриэле никакого отношения — умерла юная наркоманка, лежавшая на соседней койке. Сознание так и не вернулось к Габриэле, и Питер начал опасаться самого худшего — комы.

Настроение в пансионе тоже было тревожным. Утром мадам Босличкова, которая весь предыдущий вечер просидела у телефона, снова позвонила в госпиталь и узнала, что состояние Габриэлы не изменилось. Пансионеры, расходившиеся по делам, обнаружили на входных дверях написанный от руки информационный бюллетень, в котором хозяйка извещала жильцов, что Габи все еще без сознания, но врачи надеются на лучшее.

После обеда мадам Босличкова и миссис Розенштейн снова позвонили в больницу, но новости были неутешительными. Никаких перемен, сказал им мистер Мейсон — тот самый молодой врач, который занимался Габриэлой вчера. «Прогноз неопределенный», — добавил он, и две пожилые женщины всполошились, решив, что Габриэла непременно умрет. Врач объяснил, что, пока она не пришла в сознание, сказать что-либо наверняка очень трудно, и обещал непременно позвонить им, если что-нибудь изменится.

Смена кончилась два часа назад, но Питер все еще был на месте. Врач, который должен был его сменить, позвонил ему в одиннадцать и сказал, что у его жены трудные роды. Он с шести утра находится вместе с ней в родильном отделении той же больницы. Питер сразу согласился выручить приятеля, хотя это означало, что ему придется дежурить вторые сутки подряд. Впрочем, для него это было в порядке вещей. В сложных случаях Питер оставался в отделении, даже если ему не надо было никого подменять. В конце концов, именно это и привело их брак с Лилиан к такому бесславному концу. Но Питер ни о чем не жалел и всячески оправдывал свою бывшую жену. В последнее время ему все чаще и чаще казалось, что врач-травматолог федеральной больницы вовсе не должен жениться.

— Что новенького? — спросил Питер у дежурной сестры, вернувшись из столовой. Утро выдалось довольно тихим: до конца его смены они приняли только двух пострадавших — десятилетнего темнокожего мальчика, который сильно обгорел во время пожара в Гарлеме, и восьмидесятишестилетнюю женщину, которая упала на крыльце собственного дома и заработала перелом шейки бедра. Ничего экстраординарного. Мальчишку передали в ожоговое отделение, и Питер отправился обедать.

— Все по-прежнему, — ответила сестра, с сочувствием глядя на него. Она уже знала, что Питер работает вторые сутки подряд. — У меня полный термос кофе. Хочешь?..

— Потом. — Питер покачал головой и, скорее по рутинной привычке, чем по необходимости, зашел в палату интенсивной терапии, чтобы проведать Габриэлу. Минуты две он стоял возле ее койки, созерцая показания приборов, потом приподнял пальцем веко здорового глаза.

И в этот момент ему показалось, что лицо Габ — Как тут наша Спящая Красавица? — осведомился он беззаботно, и сиделка пожала плечами. Как и велел Питер, она много разговаривала с Габриэлой, но та никак не реагировала. Сиделка решила, что либо врач ошибся, и это был обычный рефлекс, либо девушка просто не хотела возвращаться в мир, который обошелся с ней так жестоко. Такие вещи иногда случались: спасаясь от боли, страданий и несправедливости, пациент порой отступал так глубоко в себя, что уже не мог вернуться.

Знаком отпустив сиделку, Питер сел на стул рядом с кроватью и еще раз вложил палец в ладонь Габриэлы, но ничего не произошло, хотя он продолжал звать ее по имени и разговаривать с ней. Он уже отчаялся, но вдруг Габриэла неожиданно шевельнула рукой. Глаза ее оставались закрыты, но Питер понял, что она услышала его.

— Ты так разговариваешь? — ласково спросил Питер. — Может, попробуешь что-нибудь сказать по-настоящему?

Ему было очень важно знать, не повреждены ли речевые центры, и если нет, то способна ли она рассуждать логически и здраво. Но пока Питеру было бы достаточно одного слова, одного взгляда или звука.

— Как насчет того, чтобы спеть мне какую-нибудь песенку? — весело предложил он и негромко засмеялся. В любых, самых тяжелых обстоятельствах Питер умел рассмешить пациента, вдохнуть в него веру в собственные силы. За это его любили и больные, и сестры. Но главным, что завоевало Питеру уважение коллег, было, безусловно, его умение возвращать к жизни самых тяжелых больных, которые уже утратили способность к сопротивлению или просто не хотели бороться.

— Ну же, Габриэла! — продолжал уговаривать ее Питер. — Спой мне «Звездно-полосатый стяг». Или «Маленькая звездочка, свети!»…

И он сам запел эту известную детскую песенку. У него совсем не было музыкального слуха, и заглянувшая в операционную сестра невольно улыбнулась. В больнице Питера считали немного сумасшедшим, однако его «музыкальная терапия» давала порой совершенно удивительные результаты.

— А может, ты предпочитаешь «Алфавит»? — спросил Питер, прерывая пение. — Он поется на ту же мелодию, что и «Маленькая звездочка…». Знаешь?..

Так он продолжал болтать и петь, и вдруг Габриэла негромко застонала.

— Что-что? — быстро спросил Питер, воодушевленный успехом. — Это был «Звездно-полосатый» или "Отель «Калифорния»? Я узнал мелодию, но что-то не расслышал слова…

Габриэла снова застонала, на этот раз — громче, и Питер понял, что она возвращается. Реакция была вполне сознательной.