Следы на песке - Игорь Рыжков

и был я был прав в каких — виноват.

— Юк. Сине жерзалап утерсинер. — Нет. Пусть тебя казнят свои. — У меня не возникло ни чувства жалости, ни чувства уважения к поверженному противнику. Я смотрел в его лицо и видел дурную болезнь. Болезнь, которая пожирает разум. Беспощадно, быстро и неумолимо. Весь. Без остатка.

Сотни битв, в которых я выжил, сыграли со мной злую шутку. Мне на миг показалось, что я неуязвим. Ким всегда говорил о трех «нельзя». Вколачивал в наши неразумные головы эти жесткие правила и одно из них я нарушил. Нельзя — опускать взгляд. Нельзя опускать клинок. Нельзя поворачиваться к врагу спиной, потому, что даже поверженный враг, быть врагом не перестает.

Каким-то шестым чувством. По запаху. По движению воздуха. По шелесту травы или звону доспехов, я понял, что меня атакуют, и успел сделать полшага вправо. Кольчужный обвес на затылке моего шлема мог остановить стрелу или скользящий удар меча, но против прямого удара тонким кинжалом в шею он был бессилен. Если бы я не среагировал, то желтолицый воин пробил бы мне позвоночник и я бы пал как многие в этой сече. Но, среагировав на атаку, я остался жив. Мгновенно, снизу вверх. Ускоряя широким разворотом движение своего клинка, я разрубил голову нападавшего от уха до уха. Его ощеренный в диком оскале рот отделился от бешеных раскосых глаз и что-то прошептал.

— Сез улемсез? — Вы бессмертны? — Я зажал левой ладонью бьющую из раны на шее кровь.

— Если бы это было так, сугушчи. Если бы это было так, воин.

Припадая на пробитую стрелой ногу, я все-таки добрался до Пересвета. Он лежал рядом с опустившей голову лошадью. Его лицо было покойным и умиротворенным. Он пал. Он знал, как это будет и за, что он отдаст свою жизнь. Так как ему везло не многим. Повезет ли мне? Я с трепетом снял с его груди образок с поломанным краем. Вытер с него кровь, и положил в свою походную сумку. Вытащил пергамент и развернул его перед собой. Вдохнул дымный след оставленного на тропе к Маат пламени и, матеря, всех богов каких знал, с трудом протиснулся в исчерченную отблесками костра ночь.

Я очнулся у почти прогоревшего костра. Открыл глаза и попытался проверить внутренне состояние своего тела. Результаты оказались неутешительными. Кровь перестала хлестать из пробитой вены на шее и запеклась в грубую коросту, залив доспехи черным, но поворачивать голову было нестерпимо больно.

Стрела, пробившая бедро, нагло трепетала красным оперением. Я сломал ее, оставив торчать из раны пару — тройку дюймов. Доставать наконечник я не стал. Это откроет рану, и если стрела пробила артерию — я погибну за пять минут. Я задумался. Все складывалось совсем не так, как я хотел.

Эо дала мне времени для того, чтобы открыть новую тропу пока мое сердце будет биться. Пока кровь еще бежит по венам, а глаза еще могут различать цвета. Да, кто-то пойдет следом, но моя тропа может оказаться слишком короткой. Что тогда? Еще тысячи лет, пока Терра не породит нового проводника, умеющего скользить среди теней? Что стоит моя жизнь? Четвертая…

Я покачал головой. Забрался в походную сумку и вытащил совсем маленький пузырек алого цвета с еще одним зельем Ши. Он не говорил мне о том, что значит алый цвет этого пузырька. Я и сам это знал. Это был мой последний шанс. Это был последний шанс Терры. Последний шанс Хартленда. Всего лишь стекляшка, наполненная, вязким, смешанным, черт знает из чего лекарством — ядом.

Я вертел в руке пузырек с карминным содержимым и мысли золотыми бликами сверкали под черепом. Нужно было принимать решение. И делать это нужно было немедленно.

Родившийся мечник не спрашивает у предопределения, почему он — мечник. Родившийся проводник — не спрашивает, почему он проводник. Он просто идет. Идет насколько хватит сил. И все, что он может — это пасть на последнем своем шаге. Лицом вперед, чтобы никто и никогда не смог назвать его трусом. Да. Пожалуй, как то так.

Я отгрыз залитую сургучом пробку стекляшки и одним глотком проглотил содержимое. Зрячий Ангел не видел ни одного из проводников, сумевших вернуться. Может быть просто потому, что тропа к трону Маат вела дальше, чем он мог ее видеть? Может быть…

Мне нужно было время. Хотя бы еще чуть-чуть. Я скрутился калачиком, сохраняя тепло и прикрыв глаза. Я не знал, как будет действовать зелье, которое я выпил, но, вполне разумно предполагал, что вряд ли его действие будет похожим на действие вина, которое мы пили с моим учителем на вершине белой башни.

Однако Ши пожалел меня на этот раз. Не было ни судорог, ни беспамятства, ни боли. В желудке потеплело, и по венам стала растекаться яркая до одури нега. Я прекрасно понимал, что карминный яд был чем-то похожим на зелье, которое принял Зрячий Ангел, спасая своего друга. Он даст мне силы, но отберет тело. Нужно ли мне новое? Искать того кто назовет меня по имени? Упрашивать Гунганапа, чтобы он пустил меня в демоны? Сейчас эти вопросы не были для меня важны. Я даже не знаю, станут ли они для меня вопросами потом? Жемчужный ручей ни за кем не возвращается, и я давно уже болтаюсь непонятно где, совершенно неясным осколком мироздания, отчаянно пытающимся сохранить это самое мироздание. Мне слишком часто дарили жизнь, ничего не прося взамен. Стоит ли мне выпрашивать у предопределения еще одну? Вопросов слишком много. Наверное — это Ши отпустил прогуляться мой разум для того, чтобы я не сошел с ума окончательно. Пусть тело собирает остатки сил. Вытягивает их из самых потаенных своих уголков. Оно мне понадобиться. И прямо сейчас. Да и разум, было бы неплохо вернуть в тело. Я открыл глаза и увидел привычную снежную хмарь. Остатки костра, присыпанные снегом. Два валуна, которые не давали белым хлопьям засыпать меня с головой. Я пошевелил левой рукой, проверяя качество зелья Ши. Сустав ныл и простреливал до локтя острыми иглами. Да уж. Бог первого перехода мог придумать бы, что ни будь, и повеселей. Боль можно было бы сделать и не такой сильной. Скажем — вполовину.

Я перевернулся на живот и встал на четвереньки. С трудом вывернув затекшие руки, поднялся на ноги. Глубоко вздохнул. Хорошо, что мне не приходиться биться в таком состоянии. Наверное, меня можно было легко победить из детской рогатки, если попасть камнем в лицо. Я даже представил