Испанские репортажи 1931-1939 - Илья Эренбург

«Политика невмешательства дала положительные результаты», — заявил в английском парламенте один из «достоуважаемых джентльменов». Рассказать ему в ответ о 126 барселонских детях, убитых в яслях итальянской бомбой? О залитом кровью, растоптанном, уничтоженном Арагоне? Прежде говорили: «Москва слезам не верит». Мы скажем: «Лондон не верит крови». Но ведь цифры они знают, эти почтенные диккенсовские Урии Гипы из Сити, эти не только твердолобые, но и жестокосердные лорды, а цифры достаточно красноречивы. Недавно в Кадис вновь прибыли 15000 итальянских солдат. В Арагоне сражаются итальянские дивизии «Литторио», «23 марцо», «Фрецце нере». Генерал Франчиски командует 23-й дивизией. Полковник Бабини командует итальянским танковым полком. Всего на Арагонском фронте сражается 50 тысяч итальянских интервентов.

Итальянское правительство отнюдь не склонно отрицать роли итальянских дивизий в последних боях. Рим официально поздравил дивизию «23 марцо» «с победой новой культуры, возглавляемой Муссолини». Да, это не описка — они называют «победой культуры» развалины арагонских деревень и груды трупов.

Однако вернемся к цифрам. Германо-итальянские воздушные силы равняются 700 самолетам: среди них 150 «Фиат-32», 100 «Савойя-31», 30 «сторми», 40 «ромео», 40 «юнкерсов», 40 «хейнкелей», 40 «дорнье». Корреспондент «Коррьере делла сера» весьма удовлетворен «работой» сильных бомбардировщиков «РО-37», уничтожающих города Каталонии, и резвостью «мессершмиттов». (Ось Берлин — Рим обязывает к вежливости, и итальянские журналисты охотно признают достоинства германских самолетов — как-никак «кондоры» — кузены «аистов».)

Марки самолетов или названия дивизий, конечно, известны и Лондону. Однако в парламенте один «достоуважаемый джентльмен» отвечает другому: «Касательно нарушения невмешательства в дела Испании мне лично ничего неизвестно». Возможно, что скоро мы ознакомимся с очередным диалогом: «Известно ли достоуважаемому, что на свете существуют бомбардировщики и дети?», на что джентльмен преспокойно ответит: «Нет, лично мне это неизвестно».

С мужеством Сида испанский народ отражает нашествие двух разбойных империй. На один республиканский самолет — восемь самолетов интервентов… Каждый день приносит нам рассказы о новых подвигах. 21 марта на город Реус налетела эскадрилья двухмоторных гидросамолетов «хейнкель». Ее атаковал один республиканский истребитель. Он сбил два гидросамолета. Один «хейнкель» был сбит над сушей, четыре немца погибли, пятый, раненный, находится в госпитале. Другой «хейнкель» упал в море. Республиканский летчик вернулся на аэродром ночью. Его зовут Хосе Калатойюд — курчавый веселый паренек. Все товарищи знали, что он хорошо поет песни, теперь они узнали, что веселый парень — герой.

Капитан Перес командовал батальоном X. Мы его все звали уменьшительным именем Куррито. Это был смуглый андалусец. Он хорошо играл на гитаре. Он как-то сказал мне: «Умирать не хочется… Вот я и в Москве никогда не был…» Когда фашисты после страшного артиллерийского обстрела штурмовали Пину, отступление прикрывал батальон Куррито. Фашисты рассчитывали на богатую добычу: им достались только развалины домов. Жизнь каждого бойца спасла столько-то орудий и пулеметов. В бою погиб и капитан Хосе Перес, наш Куррито. Я сейчас прочитал в барселонской газете: имя и два слова — «смертью героя».

Интервенты, изумленные этим сопротивлением испанского народа, мстят ему: они ежедневно налетают на мирные города — Барселону, Таррагону, Реус, Тортосу, Кастельон. Кто раз видел Барселону, не забудет ее — прекрасная, солнечная, веселая Барселона. Море, горы, пальмы, цветы. Старый город с чудесами романской архитектуры, новый — широкие прямые проспекты. На Рамбле беспечная толпа, цветочные ларьки, птицы в клетках и кафе — сотни кафе со столиками на тротуарах: люди пьют кофе, шутят, спорят, смеются… Фашисты прилетали за два дня шестнадцать раз. Они кидали на город бомбы в 400 кило. Площадь Каталунья — это центр Барселоны: сквер с ручными голубями, театр, кафе. Они скинули бомбу на площадь Каталунья. Они уничтожили театр. Толпа бежала к метро: бомба. Другая в ясли. Третья в инженерное училище. Четвертая в техникум. Пятая… Груды развалин. Погибли художественная галерея, социологическая библиотека, коллекция древней романской скульптуры. Погибли тысячи людей. Вот в газете объявление: «Скончалась от бомбардировки семья Планас», следуют имена — 11 человек… В трамвае погибли 23 человека. Осколком бомбы был убит грудной младенец — мать его кормила. Три дня и три ночи рылись пожарные в развалинах школ и яслей, они вытаскивали детские трупы. Фашисты между бомбами скидывали листовки: «Сдавайтесь, не то мы перебьем всех». Листовки были написаны по-испански, бомбы были итальянскими. Вы знаете теперь, отчего умер ребенок на груди у матери? Оттого, что «создатель новой культуры» Муссолини считает смерть самым культурным из всех своих начинаний. Он собственноручно соизволил написать: «Война накладывает печать благородства на лицо народа, который решается начать войну». Печать благородства на лицах убийц Барселоны, печать благородства на лице Муссолини…

Как отвечает испанский народ на бомбы интервентов? Одним криком: «В бой!» Зимой я видел в окопе бойца. У него были глаза темные и как будто невидящие. Он всех спрашивал: «Когда будем драться?» Товарищи мне объяснили: «У него дочка погибла в Лериде — ей было четыре года…» Теперь весь испанский народ смотрит на мир такими вот глазами, полными отчаяния и решимости. Впереди идет молодежь: в десять дней Барселона дала две новые дивизии добровольцев. Телеграмма из Мадрида: создана новая дивизия. Валенсия — две дивизии. Хаен — Андалусия поставила на ноги еще 30000 бойцов. Аликанте, Мурсия, Ла-Манча… Рабочие Барселоны постановляют работать на оборону 12, если нужно, 14 часов, работать не по часам — сколько хватит сил. Испанский народ понимает, что наступили решительные недели. Старые слова страшной осени 1936 года «¡No pasarán!» снова замелькали на домах Барселоны, рядом с грудами мусора. Часто на них следы крови убитых при бомбардировках. Эти слова, казалось, примелькались, и все же это мудрые, человеческие, подлинные слова.

В октябре 1936 года на торжественном собрании в саламанкском университете фашистский генерал Мильян Астрай встал и крикнул: «Долой разум! Да здравствует смерть!» Это не то, что мы им приписываем, это то, что они сами говорят. Они — чума, мор, смерть, и, когда смерть идет на человечество, что может быть человечней ответа испанских бойцов: «Нет, она не пройдет!»

Я был недавно в Москве в детском доме, где живут испанские дети. Это клочок Испании под нашим северным небом — они очень громко разговаривают (так все говорят в Испании), они никак не могут привыкнуть к галошам — забывают их в школе, они не любят сметану, и они играют на гитаре. Я спросил одного мальчика, шалуна и весельчака: «Что тебе больше всего нравится у нас?» Он сразу стал серьезным и ответил, как взрослый: «Конечно же, Красная Армия». А маленькая девочка из Малаги, которую чудом спасли, шепнула: «Здесь спать спокойно», она еще помнит вой сирен и грохот бомб. Если восьмилетняя Карменсита может спокойно спать в Москве, если могут спокойно спать рядом с ней русские дети, если матери спокойно прижимают к себе детей в деревнях Белоруссии и во Владивостоке, это только потому, что на свете, помимо «кондоров» и «аистов», помимо ханжества и лицемерия «достоуважаемых джентльменов», существует еще Красная Армия.

Ночью у себя в комнате я слушаю радиопередачу Барселоны. За окном — девятый этаж — огни большого города, Москвы. Глухо доносится голос: «В секторе Фраги мы отбили атаку…» Может быть, сейчас бомбят Барселону? Может быть, снова чернорубашечники атакуют «в секторе Фраги»? А генерал Мильян Астрай, чокаясь с генералами Бергонцоли и Фейдтом, восклицает: «Да здравствует смерть!..» Против смерти борется сейчас не один испанский народ, за ним лучшие люди всего мира. Мы слышим здесь каждый выстрел в горах Арагона. Мы знаем, что миру грозит смерть — эта «новая культура» римских и берлинских разбойников. Против смерти — жизнь. Одна мысль: оборона, оборона, только оборона. Красноармейцы, стоя сейчас на рубежах страны, обороняют не только страну, родину, любимицу, они обороняют самое высшее благо — жизнь, не одну нашу — человечества.

Москва, март 1938

Да здравствует Дон Кихот!

Это было в Лондоне на предвыборном собрании. Одна женщина спросила: «Почему правительство Великобритании не пытается защитить испанских детей от итальянских убийц?» Оратор, защищавший правительственного кандидата, усмехнулся: «Конечно, мы оплакиваем судьбу испанских детей, но мы прежде всего заинтересованы в испанском угле, руде, меди, и нам надоело донкихотствовать».

Эти господа в 1935 году плакали над участью Аддис-Абебы. Конечно, им было наплевать на абиссинцев — чем абиссинцы лучше индусов?.. Но они поспорили с итальянцами, и они требовали, чтобы весь мир применил к Италии санкции. Теперь они благодушно заявляют: «С итальянцами мы договорились. Значит, весь мир должен санкционировать захват Абиссинии». В страстную пятницу они отслужили панихиду по убитым испанским детям, а в страстную субботу подписали договор с убийцами и разговелись испанским пирогом.