Проклятие скифов - Сергей Пономаренко

После посещения академической библиотеки у него в голове образовалась мешанина из греческих чернолаковых амфор, золотой пекторали, погребальных курганов и безжалостных кочевников, забирающих с собой в могилу жен. Полученных знаний было явно маловато, и он посетил еще Музей драгоценностей в Печерской лавре и был поражен обилием золотых предметов, принадлежавших когда-то диким кочевникам. Золото было на их одежде, головных уборах, оружии, поясах, на шеях, в ушах, на руках, пальцах, из него ели, пили, и, испустив дух, забирали с собой в могилу. К концу экскурсии он уже плохо воспринимал рассказ экскурсовода, лишь запомнил, что многие бытовые золотые предметы скифские цари и вельможи хранили у себя нетронутыми, чтобы новыми забрать с собой на тот свет, как будто им тогда будет не все равно. Понятно — готовились к вечности, ведь, не ровен час, в золотом кубке или миске от многократного употребления дырочка образуется, и кто его знает, есть ли там мастерские по ремонту? Поэтому при жизни себе во многом отказывали — готовились к следующей. Олег с удивлением отметил, что подобных людей полно и в наше время — все копят, копят, как будто будут жить вечно. Наверное, это и есть прямые потомки скифов из курганов.

Поняв, что выглядеть солидным коллекционером не получится, Олег решил представиться начинающим, подготовив соответствующую легенду.

«Есть немного деньжат, хочу вложить их в антиквариат, причем из древних времен. Знающие люди говорят, что это надежнее всего — не лопнет, не сбежит, не обесценится, не устареет, а с годами станет еще дороже. Почему остановился на скифских артефактах? Ну, это ведь были наши предки, так что это патриотично. Ах, они не были славянами! Ничего, но их золотая пектораль мне понравилась. Хотелось бы иметь нечто подобное, но не такое дорогое. Говорите, пектораль сделали греческие мастера, а у скифов были золотые изделия попроще? Это даже лучше — значит дешевле обойдутся, хотя и очень древние». Такой разговор с Ройтманом планировал Олег, проигрывая его мысленно, желая представить себя новоиспеченным нуворишем — смесь хитрости, алчности и невежества.

Ройтман содержал небольшой частный антикварный магазин, а находился он в подвале на Институтской улице. Олега всегда удивляло, как при такой высокой арендной плате могут выживать подобные магазинчики, в которых зевак и любопытствующих больше, чем реальных покупателей?

Антикварный магазин состоял из двух небольших залов, вернее, комнат, полностью заставленных огромными картинами в позолоченных рамах, посудой — фарфор и серебро, медными статуэтками, всевозможным холодным оружием и часами. Под стеклом витрин находились менее громоздкие вещи: трубки, портсигары, табакерки и коллекция старинных монет — медь и серебро. Обслуживали все это богатство благообразный старичок лет семидесяти в костюме-тройке и две девушки в форменных платьях-халатах.

— Мне нужно видеть господина Ройтмана, — обратился Олег к старичку, опасаясь, что этот божий одуванчик вдруг скажет: «Это я. Чем могу служить?»

Совсем не вписывался такой старичок в его версию, хотя, чтобы отравить, особой физической силы не надо.

— Это наш хозяин и директор. Он у себя в кабинете, — сообщил старичок. — Позвольте вас сопроводить?

— Будьте так любезны, — заставил себя произнести Олег.

Из второй комнаты, через дверь, прятавшуюся за рыцарем в тяжелых доспехах, старичок вывел его в небольшой коридорчик, откуда Олег и попал в крошечный кабинет гражданина Михаила Шаевича Ройтмана. Это был крепкий, черноволосый и черноглазый мужчина, без намека на седину, хотя по возрасту она уже должна была хотя бы проглядывать в его волосах.

«Может, он красится?» — подумал Олег, осматриваясь.

Все стены кабинета были увешаны стеклянными планшетами с тропическими бабочками самых фантастических расцветок — интерьер, более подходящий для зоомагазина, чем для антикварного. Олег увидел на столе шахматную доску с недоигранной партией и невольно обратил внимание на то, что на ней присутствуют оба коня. Он был не силен в шахматах, чтобы сразу по положению фигур определить, кто выигрывает, — белые или черные.

Поймав недоуменный взгляд Олега, мужчина улыбнулся, открыто, по-доброму, и пояснил:

— Магазин — для бизнеса, бабочки — для красоты, а шахматы — упражнение для ума. Та бабочка, на которую вы обратили внимание, — с Мадагаскара, это Urania ripheus. Она просто королева цвета — на ее крылышках вы найдете все цвета радуги. Обратите внимание на голубой цвет — он настолько нежен и прозрачен, что кажется, крылышки подсвечиваются снизу.

— Мне вас Митяев рекомендовал как известного собирателя антиквариата.

Олег понятия не имел, кто такой Митяев, но Потанин сказал, что это имя должно послужить для Ройтмана визитной карточкой. Бабочки — это было как-то неожиданно.

— Митяев… — Антиквар задумался, словно не мог вспомнить, кто это, а затем вдруг сказал: — Понятно. Вы — Попов, собиратель артефактов из Скифии. Он вчера вечером позвонил и предупредил о вашем приходе. Как коллекционер вы отдаете предпочтение какому-нибудь конкретному периоду или региону? Ведь Великая Скифия занимала огромную территорию — от Алтая до причерноморских степей и Крыма, и просуществовала почти тысячу лет. А если учесть и места, где лишь побывали скифские кочевники, то география значительно расширится.

— Я начинающий коллекционер, поэтому меня интересуют любые предметы, связанные со скифами, главное — чтобы они были уникальны, — озвучил Олег свою домашнюю заготовку.

— Уникальность… Да… — задумчиво произнес антиквар. — Дошедшие до нас предметы, принадлежавшие скифам, сами по себе уникальны, поскольку их мастера уже почти два тысячелетия как мертвы и не смогут повторить их. Позвольте рассказать вам, начинающему коллекционеру, одну историю о том, как известные ученые мужи, ослепленные уникальностью артефакта, поставили себя в очень смешное положение. Вы имеете время, чтобы выслушать эту историю?

— Да, конечно.

— К вашему сведению и к моему глубокому сожалению, большая часть артефактов, вращающихся на рынке антиквариата, поддельные. В конце прошлого столетия в музей Вены явились братья Гойхманы из Одессы с уникальной находкой — короной скифского царя. На ней была надпись на древнегреческом языке, свидетельствующая о том, что граждане города Ольвия дарят эту корону в знак мира и с наилучшими пожеланиями царю скифов Сайтаферну. Эта корона представляла собой золотой колпак, подобный тем, какие носили персидские шахи, и весил он больше чем полкилограмма. В Вене не нашли запрошенную братьями сумму, и те подались в Париж и продали корону Лувру за двести тысяч франков — это равноценно стоимости шестидесяти килограммов золота! Перед покупкой корону осматривали эксперты, и ни у кого не возникло никаких сомнений в ее подлинности. Более того, многие из них утверждали, что в Европе нельзя было отыскать мастера, способного создать подобное произведение греко-скифского искусства. Засомневался один археолог из России: «Возможно ли, чтобы покоренные ольвиопольцы осмелились подарить царю корону, на которой красовалась надпись, словно на портсигаре, подаренном на именины?» Но его не услышали, хотя некоторые дотошные люди даже называли имя мастера, который вполне мог создать такое чудо, — «это биндюжник Рухомовский, у которого золотые руки». Через несколько лет уже сам Рухомовский, поругавшись с братьями Гойхман, заявил, что это он сделал корону по их заказу, причем за сто восемьдесят рублей. Ему не поверили, но билет до Парижа дали, и он там два месяца доказывал правдивость своих слов — повторял на выбор отдельные фрагменты украшений короны. В конце концов Лувр вынужден был признать, что приобрел поддельную корону, и разразился грандиозный скандал. Поэтому уникальность «случайно» найденного артефакта зачастую говорит о том, что это подделка. Сочтите это предостережением начинающему коллекционеру древностей. После того скандала принято считать, что цари у скифов не носили корону.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});