Земля Жар-птицы. Краса былой России - Сюзанна Масси

Затем вся деревня пировала, танцевала и пела. По традиции на русской свадьбе гости во время пира весело кричат: «Горько! Горько!» И новобрачные должны во время этих возгласов целоваться, чтобы еда и питье казались сладкими.

Одна англичанка, посетившая в 1850-х годах русский север, была приглашена на свадьбу дочери старосты отдаленной деревни на берегу Двины. Она пишет: «Мы едва успели причалить к берегу реки, как староста пришел приветствовать нас и проводить в свой дом. Перед домом собралось много народа; все они казались радостно оживленными и были одеты в свои лучшие наряды; мы шли сквозь толпу вслед за хозяином, который с множеством глубоких поклонов ввел нас в самую лучшую комнату; там уже собралось немало людей. По крайней мере, около тридцати женщин чинно сидели рядами вдоль стен; многие, скрестив руки, оставались почти неподвижными. Их ярко расцвеченные шелка и броские головные уборы производили неизгладимое впечатление. Сама невеста, миловидная девушка лет семнадцати, сидела в переднем углу комнаты по правую руку от жениха. Перед ними стоял стол, покрытый белой скатертью и со вкусом украшенный гирляндами из искусственных цветов и бантами из розовых лент. На нем были расставлены свадебные пряники, испеченные из муки с медом и посыпанные сверху миндалем; вокруг стояли блюда со сладостями, вареньем и сушеными фруктами. Мне объяснили, что по обычаю невеста не должна разговаривать со своим женихом. Когда мы подошли с поздравлениями, молодожены приняли их с благодарностью и поклоном. Староста велел поставить стулья как раз напротив стола, так что у нас появилась прекрасная возможность рассмотреть наряд невесты и полюбоваться им. Ее голову украшал головной убор высотой почти в тридцать сантиметров, убранный золотом и жемчугом, и все это сооружение обвивала золотая лента с кружевной каймой; в уши были вдеты роскошные кольца, а на шее красовались бесчисленные ряды жемчуга. Кофта невесты из золотой парчи с короткими и чрезвычайно широкими батистовыми рукавами была окаймлена вышивкой из жемчуга; рукава, подвязанные голубой лентой, оканчивались кружевной рюшкой. Это был русский народный наряд. В разных губерниях костюмы могут различаться, и они не везде одинаково богаты. В той семье староста, человек зажиточный, был не только главой деревни, но и имел собственные лавки в Москве и Санкт-Петербурге. Я заметила, что пальцы невесты были унизаны кольцами… казалось, ей дали украшения, принадлежавшие всей семье. Что касается жениха, — это был приятный на вид парень лет двадцати двух, очень опрятно одетый в длинное синее пальто, называемое кафтаном, которое застегнуто наглухо высоко у шеи. Нам подали чай, кофе, вино, конфеты, пироги, фрукты и другую еду… Я заметила, что ложки были тульской работы, с виду золотые, но на самом деле из позолоченного серебра, украшенные причудливым цветочным узором, который, как мне объяснили, наносят посредством травления. Думаю, что секрет такой техники известен лишь в России.

Все женщины, собравшиеся в доме, были из семей, принадлежавших к привилегированному классу купцов и фермеров, и они были одеты в костюмы, похожие на невестин. Во все время нашего пребывания в комнате они развлекались лишь пением, поочередно речитативом исполняя импровизации, посвященные свадебному торжеству. Одна из их песен восхваляла жениха и его богатства: «У него много коров, свиней и лошадей, он может повезти свою невесту в церковь на дрожках!». Мы довольно долгое время провели около молодой пары, а затем вышли на улицу, чтобы посмотреть на собравшихся перед домом гостей; там несколько женщин танцевали… они с бесстрастным выражением лица двигались парами в такт песне то вперед, то назад…. На дальнем конце двора мужчины устроили собственный бал; мы от всего сердца смеялись над комичными движениями двух молодых танцоров, которые прыгали презабавным образом. Еще один крестьянин исполнил сольный танец, а затем мужчины спели несколько национальных песен; при этом каждый взял за руку своего соседа либо прислонился к его плечу, «чтобы взять верный тон», как они сказали… Мы хотели попрощаться со старостой и его семьей, но нас не отпускали до тех пор, пока мы не выпили шампанского за здоровье молодых… это вино русские пьют в особо торжественных случаях.

Когда мы ступили на борт лодки, крестьяне хором прокричали слова прощания, и еще долго, когда и деревни-то уже не было видно, мы слышали громкие голоса хора, исполнявшего национальные напевы в честь юной невесты».

13. СОКРОВИЩНИЦА РУССКОЙ ЗЕМЛИ

Русские песни, танцы и сказки издавна отличали задушевность и живость, которые столь же ярко проявились в прикладном народном искусстве. Необыкновенное мастерство народных умельцев, разнообразие и красота их изделий опровергают широко распространенный миф о мрачности и вечно угнетенном состоянии души русского крестьянина. Напротив, в этих работах ясно читается богатство народной фантазии и радостное восприятие жизни.

Заимствуя темы и декоративные мотивы у природы, черпая их из любимых сказок и легенд, простые люди по всей русской земле с юмором и неиссякаемой выдумкой украшали самые обычные вещи, которыми они постоянно пользовались в жизни. Яркими красками они расписывали сани и таратайки, покрывали резьбой наружные детали на избах; миски, ложки, солонки, подсвечники, прялки, даже рабочие инструменты украшались ажурной резьбой и росписью. Используя всегда бывшие под рукой материалы, — дерево, глину, солому, лен — мастера создавали столь изящные в своей простоте вещи, что их правильнее называть произведениями подлинного, а не так называемого «народного» искусства. Предметом особой гордости русских всегда была традиция высочайшего индивидуального мастерства, проявлявшаяся на всех уровнях, поэтому деревенский мастер одинаково умело обращался и с более дорогими материалами, когда ему случалось работать в царском дворце.

Нечего и говорить, что Россия — это страна искуснейших плотников, тонко чувствовавших душу дерева. Мастера никогда не испытывали недостатка в материале, ибо во все времена их окружали бескрайние русские леса. Древесина всегда была дешевой, а в небольшом объеме — бесплатной.

В былой России избы, дворцы и поразительной красоты церкви — все строилось из дерева. Граф Шереметев возвел в начале восемнадцатого века великолепный деревянный дворец в окрестностях Москвы, в Останкино. В его проектировании и строительстве участвовали только крепостные: архитекторы, художники, резчики и столяры-краснодеревщики. Все в этом дворце было из дерева — дуба, липы, березы и ореха. Колонны вырезали из цельных стволов и покрывали штукатуркой, чтобы они выглядели, как мраморные. Резная позолоченная отделка обрамляла окна, дверные проемы и парадные входы; большими резными панелями были обшиты стены. При укладке великолепного паркета использовали самые разные породы дерева. Люстры, огромные вазы, сфинксы также были сделаны из дерева и покрыты позолотой и бронзовой краской. Мебель, рамы и канделябры украшали искусно вырезанные цветочные гирлянды, розы, васильки, ромашки, колосья пшеницы, человеческие фигурки, змеи, львы и горные козлы. Все это также было из дерева.

Особенно красивы русские деревянные церкви, в своих силуэтах сохранившие черты древнего храмового зодчества. Небольшие, изящные, с устремленными в небо восьмигранными шатрами — эти церкви словно впитали в себя поэзию окружающей природы, деревьев, цветов. Они дожили вплоть до революции 1917 года, однако сегодня большинство из них исчезло и трудно найти церковь, поставленную ранее восемнадцатого века.

И все-таки время чудом сохранило для нас подлинный шедевр деревянного зодчества и плотницкого мастерства — церковь Преображения Господня, одну из двух церквей, стоящих на крохотном островке Кижи, среди 1625 островов Онежского озера.

Согласно легенде, сам Петр спланировал этот храм в одном из путешествий по Северу. Церковь была освящена в 1714 году в память Петровской победы под Полтавой. По другой версии, Преображенскую церковь поставил крестьянин по имени Нестор; рассказывают, что, окончив работу, Нестор забросил топор в озеро, дабы не послужил он иной, не столь высокой цели. Но кто бы ни построил церковь — она чудесна. Двадцать два малых купола пятью ярусами поднимаются к главному, достигая высоты 40 метров. Церковь срубили «на глазок», не применяя никаких инструментов, уже известных в ту пору в строительном ремесле. В ней нет ни одного гвоздя, ни одной железной скобы: искусные мастера соединяли бревна «в лапу». Работали исключительно топором — стамеска, долото, бурав использовались только при резьбе декоративных украшений. Деревянный иконостас и паникадило покрыты кружевной резьбой и позолочены. Подобно одинокой рождественской ели среди снегов, возносится этот храм над поверхностью озера, далекий и нереальный как сон.