Колыма - Том Смит

— Он требует доказательств того, что они живы. Как только он убедится в этом, то будет готов выслушать наши требования.

Лев придвинулся к Лазарю, решив воззвать к его голосу рассудка:

— Нужно отправить к ним раненых охранников, иначе без медицинской помощи они умрут.

Предводитель воров, злясь на то, что на него никто не обращает внимания, вмешался:

— Мы не должны идти на уступки. Это — признак слабости.

Лев возразил:

— Когда эти охранники умрут от ран, пользы от них уже не будет. А так за них хоть что-нибудь можно получить.

Вор злобно ухмыльнулся:

— А ты, разумеется, тоже хочешь оказаться в грузовике, который увезет их отсюда?

Он в точности угадал намерения Льва, и тому оставалось лишь согласно кивнуть.

Лазарь зашептал что-то Георгию на ухо, и тот с нескрываемым удивлением произнес:

— И я хочу поехать с ним.

Все присутствующие обернулись к Лазарю. А тот продолжал шептать на ухо Георгию:

— Перед смертью я хотел бы повидать жену и сына. Лев отнял их у меня. Он — единственный, кто может вернуть их мне.

***

В кузов грузовика погрузили охранников, получивших тяжелые ранения. Их набралось шесть человек, и никто из них не прожил бы и суток без срочной медицинской помощи. Из досок соорудили импровизированные носилки, и Лев помог перенести последнего из них из барака. Но вот наконец их уложили в темном кузове грузовика. Все было готово к отъезду.

Уже повернувшись, чтобы уходить, Лев вдруг заметил на руке у охранника часы. В них, покрытых дешевой позолотой, не было ничего примечательного, за исключением одной детали — они принадлежали Тимуру. Сомнений быть не могло: Лев много раз видел их прежде, да и сам Тимур рассказывал ему о том, как отец подарил ему эти часы, уверяя, что они — фамильное наследство, хотя на самом деле часы были дешевой штамповкой. Присев на корточки, Лев провел кончиком пальца по треснувшему стеклу, а потом взглянул на раненого офицера. Тот занервничал, и в глазах его появилось беспокойство. Дело явно было нечисто. Лев поинтересовался:

— Ты взял их у моего друга?

Офицер ничего не ответил.

— Они принадлежали моему другу.

Лев почувствовал, как его охватывает гнев.

— Это были его часы!

Офицер вздрогнул. Лев постучал по циферблату пальцем и добавил:

— Я возьму их себе.

Лев стал расстегивать ремешок и при этом уперся коленом в раненую и окровавленную грудь охранника, надавив на нее изо всех сил:

— Видишь ли… это — фамильная ценность… Теперь они принадлежат жене Тимура… и его сыновьям… двум сыновьям… двум замечательным сыновьям… двум чудесным мальчишкам… Они принадлежат им, потому что ты убил их отца… Ты убил моего друга…

У офицера изо рта и носа потекла кровь, и ослабевшими руками он бессильно вцепился в ногу Льва, пытаясь оттолкнуть ее. Но Лев продолжал давить на раненую грудь. От боли в изувеченном колене на глаза у него навернулись слезы. Он плакал не по Тимуру. Это были слезы ярости, слезы ненависти и мести, и, охваченный этими чувствами, он давил все сильнее, пока не понял, что брючина его насквозь промокла от крови.

Ремешок расстегнулся, Лев снял часы с обмякшего запястья охранника и сунул их в карман. Оставшиеся в кузове грузовика пять человек с ужасом смотрели на него. Подойдя к заднему борту, он окликнул заключенных, стоявших поблизости:

— Один из офицеров умер. У нас освободилось место для еще одного пленника.

Пока из грузовика выносили мертвое тело, против чего не стал возражать ни один заключенный, Лев рассматривал часы. Бешеная ярость его улеглась, и на смену ей пришла слабость, но не от стыда или сожаления — на него навалилась усталость от переживаний. Он удовлетворил свою жажду мести. Пожалуй, только теперь он понял, насколько сильно ненавидит его Фраерша.

Лев поднял глаза на раненого офицера, который ковылял к грузовику, чтобы занять место убитого охранника. Он шел, прижимая к груди руку, наспех обмотанную окровавленными бинтами. Что-то здесь было не так. Офицер явно нервничал. Не исключено, что он тоже имел отношение к убийству Тимура. Лев остановил его и принялся разматывать бинты. Так и есть: под ними обнаружился длинный порез, тянувшийся от локтя до ладони, который тот явно нанес себе сам. Да и раны на голове выглядели подозрительно. Мужчина прошептал:

— Пожалуйста…

Если обман вскроется, его расстреляют. Если заключенные решат, что охранники злоупотребляют их добротой, которой сами они так и не дождались, вся операция окажется под угрозой срыва. Но сейчас, после убийства охранника, Лев заколебался лишь на мгновение, а потом отступил в сторону, позволяя раненому залезть в кузов.

Лазарь через Георгия обратился к заключенным, объясняя своим сторонникам причины, которые вынуждали его уехать:

— Я вряд ли проживу долго. Кроме того, я слишком слаб, чтобы сражаться. Благодарю вас за то, что вы позволили мне вернуться домой.

За всех ему ответил молодой лидер:

— Лазарь, ты помог многим людям. Ты помог и мне. Ты заслужил это.

Заключенные разразились одобрительными возгласами.

Лев подошел к Лазарю и окинул его взглядом с головы до ног.

— Нам нужно переодеться.

Лев, Лазарь и Георгий сняли с трех убитых охранников форму и поспешно напялили ее на себя, боясь, что остающиеся в лагере узники передумают. Форма с чужого плеча стесняла движения, когда Лев сел за руль. Георгий устроился рядом, а Лазарь расположился у самой дверцы. Заключенные открыли ворота.

И вдруг молодой рабочий стукнул кулаком по капоту. Лев поставил ногу на педаль газа, готовясь бросить машину вперед в случае необходимости. Но тот лишь сказал:

— Они согласились принять раненых в качестве жеста доброй воли. Удачи тебе, Лазарь. Надеюсь, ты отыщешь жену и сына.

Он отступил в сторону. Лев включил передачу и покатил мимо останков двух сторожевых вышек, миновал ворота и выехал на дорогу, направляясь прямо к военному лагерю, разбитому на дальнем конце равнины.

***

К наружным воротам, запыхавшись, подбежал радист. Заключенные смотрели вслед грузовику, удалявшемуся по дороге. С трудом переводя дыхание, радист выпалил:

— Они уже уехали? Но ведь мы не сообщили об этом начальнику регионального управления. Мы же ничего не сказали ему о том, что отправили к нему грузовик с больными и ранеными. Может, я побегу назад и радирую ему об этом?

Молодой предводитель схватил его за руку и удержал на месте.

— Мы им ничего не скажем. Мы не можем сражаться за дело революции с людьми, которые хотят остаться в стороне. На примере Лазаря мы дадим всем хороший урок. Остальные должны понять, что у них нет другого выбора, кроме как сражаться. А если солдаты начнут стрелять в собственных раненых товарищей, значит, так тому и быть.

Тот же день

Грузовик медленно ехал по дороге, направляясь ко временному лагерю. На полпути, когда до него осталось всего километра два, Лев вдруг заметил облачко дыма на горизонте.

Прямо впереди взвился столб пыли, закрывая обзор. На дороге грохнул взрыв, и в лобовое стекло ударили куски льда, камни и осколки. Лев резко вывернул руль, объезжая воронку. Правое колесо слетело с дороги, и грузовик едва не перевернулся, подпрыгивая на неровностях почвы и проносясь сквозь дым разрыва. Лев бросил взгляд в зеркальце заднего вида, глядя на исковерканный участок дорожного покрытия.

На горизонте вспухло новое облачко дыма, а потом еще одно и еще — артиллеристы вели пристрелку. Лев утопил педаль газа до пола. Грузовик рванулся вперед, пытаясь выскочить из-под обстрела и пользуясь секундной задержкой между выстрелом и разрывом. Двигатель натужно заревел, и скорость стала постепенно увеличиваться. Только теперь Лазарь и Георгий повернулись ко Льву за объяснениями. Но, прежде чем кто-то из них успел открыть рот, прямо за ними упал первый снаряд — так близко, что задок грузовика подбросило. Долю секунды грузовик касался асфальта лишь передними колесами, и Лев не видел перед собой ничего, кроме дороги, потому что кабина клюнула носом вниз, встав под углом в сорок пять градусов к покрытию. Он уже смирился с тем, что грузовик перевернется, и потому испытал скорее удивление, чем облегчение, когда задняя часть машины опустилась на землю с резким толчком, подбросив их на сиденьях. Лев вцепился в рулевое колесо, пытаясь удержать грузовик на дороге. Второй снаряд разорвался далеко сбоку, осыпав их мелким каменным крошевом, отчего боковое стекло разлетелось вдребезги.

Лев резко вывернул руль, съезжая с дороги, — и в этот миг третий снаряд взорвался там, где они находились секунду назад. Дорожное покрытие вздыбилось, куски асфальта и щебенка полетели в разные стороны.

Они понеслись по кочкам тундры, подпрыгивая на камнях, и Георгий недоуменно крикнул:

— Почему они стреляют в нас?