Этюд багровых вод - Ава Райд

выдавила дрожащий смешок.

– Ну, порой ситуация того требует. – Из его голоса постепенно уходила злость. – Поверить не могу, что мы забрались так далеко… Прости, не обращай внимания. Я не хотел силой тащить тебя сюда. Всего одна песня, а потом, я думаю, мы сможем ускользнуть так, чтобы Блэкмар ничего не заметил.

– Всего одна песня, – эхом отозвалась Эффи, и эти слова показались ей очень грустными.

В этот миг она явственно ощутила руку Престона на своей талии, тепло ладони, проникающее сквозь платье. Эффи не сомневалась, что под этим тонким, облегающим шелком он чувствует все изгибы ее тела.

Она сама улавливала рукой все движения напряженных мышц плеча под тканью пиджака. Лица находились совсем рядом, еще ближе, чем прошлой ночью, когда они целомудренно спали вместе в одной постели.

Песня оказалась мучительно медленной, и голос певицы звучал почти скорбно. Эффи не хотелось, чтобы она заканчивалась.

Она вдруг поняла, что не хочет покидать объятий Престона. Хотелось, чтобы он притянул ее ближе, а она бы расстегнула пуговицы на его рубашке и ощутила губами бьющийся на шее пульс.

Неохотно, с досадой пришлось признать, что она в самом деле героиня дамского романа. Совершенно банального. Хотелось бы иначе, потому что зачем человеку вроде Престона Элори такая взбалмошная, вздорная, легкомысленная девица вроде нее, но ее книга оказалась именно такой, и рамки сюжета заключали ее в себя, как высокие каменные стены.

Песня закончилась, но Престон не отпустил Эффи. Он убрал ладонь с талии, но по-прежнему держал ее за руку. Он пристально смотрел на нее, не мигая. И лишь когда Эффи вспомнила о часах, отсчитывающих время до полуночи, она неохотно высвободила пальцы из его руки.

Они поспешно вышли из столовой, миновали коридор и окунулись в холодный, сырой вечер. Вещи были упакованы заранее, и дневник вместе с письмами надежно покоился в чемодане. В крови все еще кипел адреналин, и Эффи даже не ощутила холода, покалывающего обнаженные руки. Открыв дверцу машины, она скользнула на пассажирское сиденье и пристегнула ремень безопасности.

Престон выехал в открывшиеся ворота и помчался по гравийной дороге прочь от Пенроса.

13

Существует теория, что богини Акразия и Аморет прежде были единой женщиной, и лишь потом возник образ двуглавого божества, которому в Ллире поклоняются в наши дни. Когда ллирийцы презрели всю бесконечность и многообразие любви и начали рассматривать ее как строго дихотомическую? И почему эта дихотомия определялась лишь доминированием и подчинением? Возьмусь предположить, что трансформация связана со всевозрастающей ролью женщин в ллирийском обществе и боязнью их дальнейшего возвышения, особенно в десятилетия, последовавшие за Наводнением.

Из «Общественной истории святости»,

доктор Оден Дэвис, 184 год от Н.

Престон гнал машину по неосвещенным дорогам. Невидимые в темноте зеленые холмы казались расплывчатыми пятнами, напоминавшими отпечатки больших пальцев на оконном стекле. Несмотря на сгустившийся мрак, они мчались с головокружительной скоростью. Эффи редко садилась в машину и почти никогда не ездила в подобном темпе. Чувствуя легкую тошноту, она откинулась на спинку сиденья.

Престон даже не заметил, и она не могла его в этом винить. Он напряженным, почти немигающим взглядом смотрел на дорогу, темноту которой прорезали огни фар. Конечно, Эффи доверяла ему, но вряд ли кто-либо из них в жизни совершал более безрассудные поступки. Даже тайные замыслы под носом у Янто и недавний прыжок из машины на полном ходу – которая, кстати, ехала намного медленнее – меркли перед этой безумной ночной гонкой.

Эффи закрыла глаза. Перед мысленным взором вновь и вновь менялись снимки, все больше раскрывался атласный халат, подставляя обнаженные груди девушки холоду комнаты. Дрожащие руки снова сжимали письма, и в памяти всплывали торопливые каракули Мирддина: «Моя ловкая, умная девочка…», «Моя глупая, прелестная девочка…», «Моя красивая, порочная девочка…».

«Назови ее по имени!» – хотелось крикнуть Эффи. Но кому? Мирддин умер. Девушка, вероятно, тоже. Дочь Блэкмара. Трофей Мирддина. Она затерялась во времени, как те затонувшие церкви.

За все время, проведенное в Хирайте, Эффи так и не услышала звона колоколов.

Внезапно она расплакалась. Защипало нос, глаза наполнились соленой влагой, и из горла вырвался сдавленный всхлип. Эффи тут же зажала рот рукой, пытаясь заглушить звук, чтобы не отвлекать Престона, однако ей не удавалось выровнять дыхание и унять стекающие по щекам слезы.

– Ох, Эффи, – пробормотал Престон и остановил машину у обочины. – Прости. Хуже всего, когда разочаровываешься в героях, да?

– Я не знала, что Мирддин был твоим героем. Думала, он тебе не нравится.

– Нравится, – возразил Престон. – Точнее, нравился. Мне по-прежнему близки слова, которые приписывают его перу. Мне импонирует, что он писал о смерти как об умирании. Он говорил о смертях, что длятся годами, прямо как Наводнение… Ну, неважно. Те слова все еще что-то значат, даже если Мирддин их не писал. А может, наоборот, даже если писал.

Вокруг машины ложились волны тьмы.

– Просто… Престон, я читала «Ангарад» сотню раз, – сказала Эффи. – Сам знаешь, я могу процитировать ее слово в слово. Меня спасла именно вера в то, что написал Мирддин – или не написал. Каждая история – ложь, верно? Но если рассказ о девушке, похищенной Королем фейри, которая побеждает его благодаря уму и храбрости… Если это неправда, тогда все, во что я всегда верила, тоже ложь. Ты сказал, что Король фейри был злодеем и никогда не любил Ангарад. Похоже, ты не ошибся.

– Эффи, – выдохнул Престон, но больше ничего не добавил.

– Короля фейри вообще не существует, – продолжила она. Произнесенные вслух слова пугали и смыкались вокруг, словно стены. – Я думала, «Ангарад» – это древняя история в новом изложении, а Мирддин – загадочный гений, волшебник, как и остальные Спящие. Но он лишь развратный старик, а книга – хитроумная попытка издателя заработать деньги. В ней нет никакой магии. По крайней мере, больше нет, потому что я перестала в нее верить. Теперь это просто еще одна ложь.

Сколько раз она листала «Ангарад», пытаясь проникнуть в тайны истории, и с замиранием сердца понимала, насколько жизнь героини отражала ее собственную? Сколько ночей она провела с железом и рябиной, сквозь полузакрытые веки глядя на Короля фейри?

Все это была лишь выдумка. Она – сумасшедшая девчонка, чьему разуму нельзя доверять, как и говорили мать с доктором, все профессора и мастер Корбеник.

Не существует ни фейри, ни магии, а мир банален и жесток – вот истинная правда, от которой она пыталась уклониться всю свою жизнь.

Пожалуй, Эффи стоило смутиться, ведь