Пепельная маска мести (СИ) - Лена Тулинова

от расплывания. Зато теперь Эд внезапно осознал, что татуированные магические символы, взаимодействуя с чужеродной магией, могли бы натворить бед. Про такое он раньше и не задумывался, а ведь стоило!

– Ничего, потерпи, – сказала Нола. – Так вот, про девочку. Моя мама очень интересовалась этим вопросом. Ты бы у неё спросил! Ну вот, вроде бы всё. Ничего не перекосилось? Дай-ка погляжу!

И она, наконец, отошла на более приличное расстояние, чтобы повертеть Эдвина туда-сюда.

– Что чувствуешь? Всё в порядке?

– Спину жжёт чуть-чуть, – сказал Эд. – Примерно как если б на солнце обгорел.

Мей Нола бесцеремонно задрала на его спине рубашку.

– На первый взгляд всё в порядке. Но у тебя сошла с лица щетина и ты выглядишь лет на восемнадцать-девятнадцать, – тут медик засмеялась. – Ты не это скрываешь?

Он уже открыл рот, чтобы сказать «нет». Но передумал.

– Вы всё-таки не до конца видите сквозь личину, и это хорошо для меня, – сказал он вместо этого.

– Мне стоит большого труда не подглядеть, – вздохнув, сказала Нола. – Что ж, у тебя всё в порядке… кроме слишком юного вида. Отек и синяк еще пока не сошли до конца, но скоро пропадут – наверное, в течение дня уже будешь как прежде.

– Спасибо, мей Нола, – Эд поклонился даме. – И за лечение, и за информацию, которая может оказаться невероятно ценной. Могу я просить у вас адрес вашей мамы?

– Надеюсь, не свататься придёшь? – спросила Нола кокетливо, но всё-таки протянула дьеру листочек с парой коротких строк: район, улица, дом, квартира.

– Благодарю, – снова поклонился Эдвин. – Сватается пусть другой, кто вам более дорог.

И с удовольствием отметил про себя, что мей Нола слегка зарумянилась.

ГЛАВА 36. Дар Тэлии Минны Катнер

Рельднер Катнер находился совсем в другой больнице, не в полицейском госпитале, и дьеру Эдвертону пришлось поторопиться, чтобы не опоздать к часам приема. Уже возле стойки дежурной медицинской сестры он вспомнил, что не уточнил, в каком именно отделении искать этого Катнера. Но ему любезно помогли с поисками, направив в восстановительное – туда, где после операции на сердце отдыхал и поправлялся ещё не такой уж старый мужчина.

В его больных и усталых глазах было совсем мало жизни. Всего год назад он потерял жену и дочь. Этого взгляда хватило, чтобы понять, какими глазами смотрит сейчас на мир несчастная Вита Стил, мать Эдмунды Стил. Понять и испытать жгучий укус проснувшейся совести.

Её удавалось обмануть, подкормить обещаниями, но теперь, увидев безжизненный взор Катнера, всё пошло прахом. В последнее время всё почему-то шло прахом, вся защита сыпалась по камешку.

– Хорошего дня, мейстр Катнер, – сказал Эд, избегая повторного взгляда в эти мёртвые глаза. – Я знаю, что вас нельзя волновать, но дело серьезное. Умирают молодые девушки. И вот-вот может погибнуть ещё как минимум одна.

– Что мне за дело до девушек? – криво улыбнулся больной. – Этот интерес остался в прошлом.

Да, это был мужской ответ. Ведь женщина, потерявшая дитя, ответила бы, что не позволит другой матери пережить такое же горе!

– Вы потеряли жену дочь, – рубанул по больному месту Эдвин.

– Но их не убили, – скривившись, ответил Катнер. – Тэли внезапно умерла во сне, а Айнира болела. Не спасли… умерла через день после смерти дочки, видно, это её окончательно добило.

Эд уже и сам успел выяснить обстоятельства этого дела – вчера в участке. Скоропостижная смерть двух женщин вызвала краткий интерес у полиции. Впрочем, у следствия не оказалось таких вопросов, которые остались бы без ответа. Но дело закрыли быстро, признав смерть жены и дочери Катнера естественной.

– Послушайте, – терпеливо сказал Эд, – ваша дочь – жертва мертвителя. И могут быть ещё жертвы.

У него уже постепенно сложилась версия, которую следовало проверить – пока не вполне складная, но вполне вероятная.

Но больной мужчина только покачал головой, словно не зная, о чем речь.

– Расскажите мне о вашей дочери, – попросил Эдвин. – У неё был необычный дар?

Катнер сжался в комок под одеялом.

– Никакого необычного, – пробормотал он жалко. – Ничего такого. Обычная юная девушка, которая училась в Льюдейле и приехала проведать больную мать…

– И хорошо училась? – поинтересовался Эд.

– У неё был целительский дар и она поступила в школу магии для одарённых, – покивал, чуть высунувшись из-под одеяла, Катнер.

– Когда она приехала? – теперь уже пришла очередь Эдвина нервно сглатывать.

– В самом конце весны, перед экзаменами. Надеялась, что успеет вернуться, – ответил Рельднер, волнуясь уже заметно меньше.

Ведь беседа стала менее болезненной: учёба дочери, её приезд к больной маме…

– И вела себя как обычно? – продолжил Эд.

– А вы бы вели себя как обычно, если бы у вас умирала мать? – раздражённо спросил Катнер. – Простите, мне больно говорить об этом…

И он потёр грудь, показывая, что сердце всё-таки болит. Да, конечно, нельзя излишне волновать больного, но ведь надо было как-то довести дело до конца! Но добравшись, наконец, до возможного свидетеля, чуя, что вот-вот докопается до истины, Эдвин уже не мог остановиться.

– Ей было шестнадцать лет, – сказал он. – У неё только-только сформировался магический дар. Первый год в магической школе прошёл хорошо! Неужели вы не заметили в ней ничего удивительного?

– Да! Заметил! Она была чем-то глубоко шокирована или потрясена! И мне показалось, что она с огромным нетерпением… Ждёт смерти матери! – выпалил Катнер и снова схватился за сердце. – Посмотрите вон там, на столике, лекарство. Синяя бутылочка. Накапайте в полстакана воды десять капель! Мне плохо от вашего допроса!

Эдвин подошёл к небольшому столику возле кровати. Там царил некоторый беспорядок: бутылочки, таблетки, ложки и стаканы… Графин с водой – и тут же тетрадь в твёрдом переплёте. Из неё выглядывал уголок плотной фотографической бумаги, на которой виднелась часть чьей-то головы. Поспешно выполнив просьбу больного, Эд вернулся к столику и вытащил фото. Юная девушка приветливо смотрела на него: темные глаза, чёрные косы. Явно видна абавийская кровь, только кожа не такая тёмная. Если Рава цвета кофе пополам с молоком, то эта была – много молока и совсем немножко кофе.

И снова что-то знакомое проскользнуло в девичьих чертах. Но, в отличие от портрета