Запретная. Не остановить (СИ) - Стужева Инна

Жива, моя, люблю…

— Тебе не за что извиняться, Гордей. Это было только моим решением.

— Прости, — продолжаю выпрашивать, словно ненормальный.

Меня зацикливает, хоть и знаю, она не из тех, кто будет злиться и винить во всем кого-то другого. Она примет удар только на себя.

— Я так люблю тебя, — шепчу я, и поднимаю на нее лицо, — так тебя люблю.

Она лежит, все также отвернувшись, никак не реагирует на мои слова.

Я же с упоением рассматриваю ее профиль, ее тонкие любимые черты. Ее нежную, бледную после операции кожу.

Я нахожу ее руку, стискиваю ее ледяные пальчики в своих.

— Все будет хорошо, — произношу уверенно, — ты очень быстро поправишься.

Я привез ее в лучшую клинику города к лучшему хирургу. Ее лечащий врач — наш семейный врач, который оперировал меня, и брата, когда тот вынужден был подставить себя под удар. Демьян… встал на ноги очень быстро, мне потребовалось гораздо больше времени. Тут все дело в стимуле. В любом случае, врач точно знает свое дело.

Я не сомневаюсь в том, что операция проведена по высшему разряду.

Но также понимаю, что проблемы Бельчонка гораздо глубже, чем просто сломанная нога.

Отдаю себе отчет в том, что причастен. Что, блядь, из-за меня все это с ней.

Сделаю все возможное и невозможное, чтобы исправить.

***

— Так, как у нас дела?

Медсестра заходит в палату поставить Арине капельницу и сделать очередной обезболивающий укол. Мне приходится отступить.

Возвращаюсь на стул в углу, и оттуда прислушиваюсь к разговору.

— Температуру, заодно померим. И вот, воды, пожалуйста, выпейте. Сейчас уже можно.

***

— Как… давно я здесь? — спрашивает Бельчонок у женщины, спустя несколько минут манипуляций.

— Молодой человек привез вас на ночь глядя, и мы сразу же принялись готовить вас к операции, — отвечает медсестра. — Ее вам сам Леонид Петрович делал, лично. Он первоклассный хирург, самый лучший, можете не сомневаться. Сейчас чуть больше восьми утра. Вы отлично держитесь. Ну вот, деточка, температура в норме. Сейчас сделаем укольчик, и вы сможете еще немного подремать.

— Спасибо большое, — шелестит Арина слабым голосом, а когда словоохотливая медсестра уходит, и правда засыпает.

Я перемещаюсь ближе к ее кровати. Сползаю по стене на пол, и сижу так, откинувшись назад, закрыв глаза, и прислушиваюсь к неровному, прерывистому дыханию. Снова и снова переживая моменты полного отчаяния, и упоительного перехода к осознанию, что я успел вовремя, что жива…

***

— Не надо цветов, Гордей, это лишнее, — говорит Арина, и пытается приподняться на руках.

— Я помогу, — отвечаю я.

Подхожу и приподнимаю ее кровать.

Она так близко, мне хочется ее всю зацеловать, но я лишь прохожусь взглядом по ее лицу и отступаю.

— Не надо их больше приносить, — снова просит она.

Розы стоят довольно далеко, в вазе у окна, но аромат долетает и до нас. Мне хочется задарить ее цветами.

— Я должен был сделать это гораздо раньше, — парирую я.

— Нет, не должен.

— Ладно, я выкину их, если тебе так хочется.

Разворачиваюсь, и иду к букету.

— Гордей, стой, — восклицает Арина.

Я разворачиваюсь, и снова подхожу к ней.

— Мне… нужно встать, — произносит тихо.

Осматривает себя, вздыхает.

— Где… мои вещи?

— В камере хранения. Зачем тебе нужно встать, в туалет?

По тому, как ярко краснеют щеки Бельчонка, понимаю, что да.

— Я помогу, — говорю я, но Арина отрицательно мотает головой.

— Нет. Я попросила тебя, чтобы ты ушел. Езжай домой, Гордей, пожалуйста.

— Поскачешь на одной ноге?

— Я… мне нужны костыли.

— Попрошу принести. А пока их нет, я помогу тебе, хорошо?

Она хмурится, а я снова чувствую себя последним мудаком, потому что, пока она спала, убрал больничные костыли, которые стояли прямо перед кроватью, подальше с ее глаз.

Именно с этой целью.

Чтобы можно было донести ее на руках.

— Гордей, о боже, — вскрикивает Бельчонок, когда я поднимаю ее и несу по направлению к уборной. — Отпусти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Как только донесу.

Прячет лицо на моем плече.

Когда я осторожно ставлю ее рядом с унитазом, ее щеки пылают ярко, как никогда.

— Я подожду снаружи, окей? Как закончишь, позови меня. Договорились? — прошу я.

Бельчонок несмело кивает.

Ее, такие знакомые, столь родные реакции, практически возвращают меня к жизни. Пусть даже под действием препаратов, скромница Бельчонок остается верна себе и своим принципам.

Эти две недели без нее превратились для меня в настоящий ад.

Кому и что я пытался доказать?

Самому себе, что смогу без нее? Или ей? Какой же бред.

Тем более, что…

Черта с два смогу. Давно уже нет. Без нее мне настолько хреново, что я сам был у крайней черты.

И я знал, знал, что именно так и будет. Так какого черта я снова пытался соскочить???

Нужно уже признать, что у меня это надолго, серьезно.

Навсегда.

Либо с ней, либо никак. Другого не дано.

А если у нее действительно прошло, как она говорит, то значит…

Ни черта это не значит.

Значит лишь, что мне снова придется ее завоевать.

***

Слышится спуск бачка, плеск воды в раковине. И только потом ее слабое, но все же обращенное ко мне.

— Гордей, я… все.

Захожу, и снова поднимаю Арину на руки.

До кровати несу медленно, специально растягивая секунды.

— Ты голодная? — спрашиваю я у Бельчонка, когда она снова устраивается на кровати.

— Нет.

Арина отрицательно качает головой, поправляет на себе простынь.

— Это плохо.

— Ты, наверное, голодный, — спрашивает вдруг она.

— Если я закажу еду, пообедаешь со мной? — тут же хватаюсь за эту идею.

— А… здесь питание разве не по расписанию?

— Может и по расписанию, я закажу из ресторана.

— А можно?

— Можно.

Арина хмурится, начинает о чем-то раздумывать. Пока она не выдала категоричного нет, я делаю заказ.

— Гордей, что это за больница? — спрашивает Бельчонок после паузы. — Куда ты меня привез?

— Обычная больница, — говорю я, и пожимаю я плечами. — Еду доставят через десять минут.

— Отдельная палата, оперировал самый лучший врач, мне медсестра сказала. Тебя не выгоняют.

— Ну, и? Обычная больница, — продолжаю упорствовать я.

— Ты… она платная. Ты… заплатил за мое пребывание здесь! Сколько?

— Два миллиона, — не моргнув глазом вру я. — Отдавать сможешь частями.

Арина хмурится, я смотрю на нее с серьезным видом.

Мне жесть, как больно за нее, но я понимаю, что возьми другой тон, и обсуждение, кто, что и кому должен или не должен, окажется нескончаемым.

— Давай начнешь прямо сейчас отдавать, — предлагаю я. — Тем, что перестанешь меня выгонять.

Арина закрывает глаза, ее ладони, лежащие поверх простыни, сжимаются в кулаки.

— У меня есть кое-какие накопления, Гордей, — говорит она, будто не услышав моих последних реплик. — Я… смогу возвращать частями.

Спокойно, Гордей, только не сорвись сейчас на нее.

— Я серьезно.

— Если серьезно, забудь об этом, Бельчонок, — говорю я. — Я и так… слишком виноват перед тобой.

— Ты не…

— Давай это прекратим? — не слишком церемонно перебиваю я. — Просто дай мне возможность быть рядом, ничего больше не прошу.

Она не успевает ответить. В палату заглядывает медсестра и сообщает, что пришел курьер.

— Я сейчас вернусь, — говорю Бельчонку, и выхожу.

Расплачиваюсь с курьером, сервирую стол.

Честно говоря, соблюдать спокойствие и выглядеть непринужденным, стоит мне просто огромного труда. Когда ее нет перед глазами… разное лезет…

Снова ночь, мост, быстрый решительный прыжок…

Мне сейчас же хочется сорваться к ней, чтобы убедиться, все уже позади, она в порядке, она здесь, рядом…

И все же, я тороплюсь, раскладывая еду по тарелкам. Спешу так, что руки заметно подрагивают. А один из стаканов я вообще чуть не опрокидываю и не разбиваю.